Виктор Кротов - Среднеазиатские мозаики. 1966 год

• Название: Среднеазиатские мозаики. 1966 год
• Автор: Виктор Кротов
• Жанр: Путешествия и география

Впечатления от юношеской поездки по Средней Азии в советские времена: Алма-Ата, Чимкент, Ташкент, Бухара, Самарканд. Попытки уловить эмоционально главное – без мысли о том, что реальность общей страны может когда-нибудь стать исторической ретроспективой.

---

Среднеазиатские мозаики 1966 год Виктор Кротов

Моей маме, которой я не писал писем

© Виктор Кротов, 2016

ISBN 978-5-4483-3980-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Лиха беда начало

Почему вообще человек начинает писать? То ли спасается от навязчивых мыслей – пусть, мол, лучше к другим пристают – то ли желает облагодетельствовать тех, кто слишком занят, чтобы писать самому, то ли… Во всяком случае, если я кое-как ещё могу объяснить, почему пишут другие, то о себе я могу сказать только одно: хочется.

Захочется ли кому-нибудь это читать – другой вопрос. Но надо считаться и с возможностью, что хоть один читатель найдётся.

Забота о читателе

Читателю легко отделаться от писателя (достаточно перестать быть читателем) – и в этом его сила. Писателю тоже легко остаться без читателя – но в этом его слабость. Поэтому я не заставлю своего читателя испытывать вместе со мной муки сессии, сдавать накануне отъезда последний экзамен, лихорадочно расправляться с накопившимися делами… С этим мне удалось справиться самому, а теперь я готов подвинуться и уступить тебе, читатель, место за столиком в вагоне-ресторане. Ты едешь со мной, а я с попутным отрядом студентов-целинников с физфака, в поезде «Москва-Павлодар». Впрочем, высадимся мы с тобой в Целинограде, а потом приедем в Алма-Ату, где и начнётся по-настоящему наше путешествие. И всё это происходит… в 1966 году.

Мозаика первая, дорожная

Семеро одного не бьют

Почувствовав, что вагон-ресторан отличается от вагона-не-ресторана в лучшую сторону, мы всей компанией (семеро физиков и я) заказали восемь бутылок лимонада (было и пиво, но – для целинников вступил в силу сухой закон) и решили не уходить, пока нас не выгонят. Впрочем, судя по тому, что лимонад нам дали только через полчаса, выгонять нас не собирались.

– Слушайте, – нервно хихикнул кто-то, – у меня не лимонад.

На столе стояло семь бутылок лимонада и одна бутылка пива – феноменальная ошибка официанта.

Семь пар печальных глаз медленно поднялись на меня – единственного, кто сейчас не имел ни целинных прав, ни целинных обязанностей. Важно было последнее.

– Только побыстрей, – уныло попросил мой сосед. – А то побьём…

– Нет, это я так, чисто теоретически, – тут же спохватился он, – семеро одного не бьют…

Взгляд уже путешествует

В окно бьётся широкими крыльями своих просторов целый мир, льются с лугов зелёные светлые лучи, проникает из леса свежий влажный запах, врывается настойчивый шум колёс, под который сначала тянет ко сну, а потом, когда отоспишься, к размышлениям.

Урал проезжали ночью. Таинственные светящиеся отверстия в склонах гор – окна неразличимых в темноте домов.

Степь, бурая и плоская, как лист обёрточной бумаги. И вдруг – ничуть не углублённое, словно нарисованное на этом листе озерцо. От краёв вода отступила, и солнце выжгло белую каёмку соли.

Целина видна сразу – в каждом посёлке у железной дороги высятся геометрические фигуры элеваторов.

Целинный город Целиноград

Это город почти без пригородов. Несколько минут отделяют для железнодорожного пассажира степной пейзаж от современного здания вокзала почти в центре города. Здесь высокие потолки, много света, медленные бесшумные вентиляторы, изящные (хотя и в ущерб удобству) скамейки…

На узких газончиках посреди мостовой стоят изысканные предупреждения:

«Извините! Здесь переход улицы не предусмотрен.»

Шаблонные пятиэтажные коробки номинально-розового цвета перемежаются с будущими памятниками архитектуры двадцатого века: универмаг «Москва», новая гостиница, старый ресторан и, наконец, Дворец Целинников, современное и оригинальное здание. Особенно современно и оригинально выдаётся вперёд одноэтажная пристройка с многозначительной надписью «КАССЫ», сбивающей романтическую взволнованность даже с самых розовощёких энтузиастов.

Физики, с которыми я бродил по Целинограду, были здесь и в прошлом году. Они то и дело недоуменно оглядывались:

– Послушай, раньше был этот дом?

– Да не только дома – всей улицы не было.

– А тут целый квартал недавно построен…

Но самые высокие сооружения – по-прежнему элеваторы.

Общие соображения об общих вагонах

В общем вагоне тесно.

В общем вагоне жарко.

В общем вагоне душно.

В общем вагоне шумно.

И всё-таки интересно ехать в общем вагоне. Интересно следить, как возникают и развиваются взаимоотношения в маленьком, но густонаселённом купейном мирке, как в миниатюре проявляются эгоизм и взаимопомощь, замкнутость и дружелюбие, сварливость и чувство юмора. Кроме того, в большом и случайном обществе часто можно услышать много неожиданного и интересного.

Общий вагон обычно переполнен так, что днём не хватает даже сидячих мест. Ночью нормально спят только дети, большинство женщин и наиболее бесцеремонные мужчины – остальные дремлют сидя.

Много детей. Казалось бы, они первыми должны уставать и кукситься в этой духоте и тесноте. Как бы не так! Они озорничают, что-то весело бормочут, копошатся в купе и в проходах, раздражают одних взрослых и не дают унывать другим.

Через некоторое время в вагоне определяются характеры купе. Это обычно зависит от их закваски – одного-двух задающих тон пассажиров. Одно купе оказывается карточным, другое – любуется природой, третье – разговаривает за жизнь, четвёртое – занято воспитанием детей, пятое – сидит на чемоданах…

Мой конкретный вагон

Энергичная женщина в мужской кожаной куртке:

– Несколько раз я из Алма-Аты уезжала, пыталась где-то ещё устроиться. И каждый раз возвращалась. Везде было хуже, чем у нас…

Бледный интеллигент в домашних тапочках и с длинными жидкими волосами:

– Кто ж с короля заходит! Так мы опять останемся…

Невысокая колхозница лет тридцати:

– Вы чего без хлеба кушаете? Возьмите у нас, пожалуйста…

Долговязый парень в очках – маленькой девочке с верхней полки:

– И тогда три Толстяка приказали позвать доктора Гаспара Арнери…

Дородная тётушка с недовольным лицом:

– А моя невестка старшего брата недолюбливает. Вот мы и переехали…

Ярко белобрысый мальчишка в коротких штанишках:

– Мам, можно я дам этому мальчику машиной поиграть?..

Доброжелательная дама со сладкой улыбкой:

– Здравствуй, девочка… как тебя зовут?… (Как её зовут?) Ну-ка скажи: Машенька… гляди, Машенька, кто это там к колышку привязан?.. овечка… (Что? Коза?) да… козочка… Ай-яй-яй… Машенька брыкается?.. Машенька хочет попрыгать?.. ну-ка: у-тю-тю, тю-тю-тю-тю… Машенька плачет?.. Машенька устала?.. ну… Машенька совсем разревелась?.. Машенька хочет к маме?.. Иди, Машенька, к маме… ножками – топ-топ… Прелестная девочка у вас!..

Худощавый наконец разговорившийся мужчина:

– Я был тогда на Дальнем Востоке, в поисковой партии…

Монументальный гражданин, торопливо пробирающийся в конец вагона:

– Мальчик, ты что возишься здесь, мешаешь людям ходить?..

Паровозная идиллия

На запасных путях стоят рядами начищенные, чёрные с красным паровозы. Они похожи на большие детсадовские игрушки или на яркие консервные банки.

– Немного жаль этих могучих добрых великанов, – сказала, вздохнув, сентиментальная тётенька…

Впрочем, их хранят на случай войны.

Коллективный вкус

Четвероклассница, услышавшая, что я москвич:

– Мне Москва не очень нравится. Ленинград лучше!

– А ты была в Ленинграде?

– (не смущаясь) Нет.

– А в Москве?

– Не была.

– Так почему ж тебе Ленинград больше нравится? По открыткам?

– А мы сначала с девочками разговаривали, а потом всем классом решили, что нам Ленинград больше нравится.

С мнением коллектива спорить труднее, но я всё-таки осторожно спрашиваю:

– А у вас многие из класса были в Москве или в Ленинграде?

– (недоуменно) Никто не был. Ну и что?..

Рыбная ночь

Ночью – остановка в Сары-Шагане, недалеко от Балхаша. Одна опытная пассажирка уже предупредила весь вагон, что сейчас местные будут продавать рыбу, что ею, безусловно, надо запастись и что надо просить маринку, потому что это, безусловно, самая лучшая рыба.

Поезд остановился. По перрону и по вагонам тотчас засновали бойкие старушки-казашки со связками больших распластанных рыб. «Маринку! Маринку!..» – кричали обученные пассажиры. «Маринка, маринка…» – утвердительно кивали казашки и совали им в руки связанную парами (пара – рубль, дорого, но удобно) копчёную рыбу. Все были довольны, пока поезд не отправился и не появилась откуда-то опытная пассажирка, которая всем объяснила, что рыба мало прокопчена и вообще полусырая, что она пересолена и годится только закусывать пиво и что это, безусловно, не маринка, а самый обычный судак.