Виктор Кротов - Записки молодого человека

• Название: Записки молодого человека
• Автор: Виктор Кротов
• Жанр: Психология

Избранные фрагменты из записных книжек, относящихся к раннему юношескому возрасту. Автор учился в математической школе, потом на мехмате, но ощущал своё писательское призвание и готовился к нему – хотя бы ведя записи, в которых старался выразить свои впечатления от внешнего мира и внутренних переживаний.

---

Работая на свежем воздухе, поглощённый делами рук, придаю всё меньше значения делами головы и предпочитаю наслаждение природой удовольствию писать об этом наслаждении.

Из четвёртой книжки (сентябрь второго года – март третьего)

*

Хочется, чтобы не похлёбка житейских мелочей булькала на огне юности – хочется плавить на нём драгоценные металлы идей, сомнений, фантазий, известных всем, сливая их в волшебный сплав, неизвестный ещё никому.

*

Деревья – обглоданные рыбины, чешуя которых разбросана вокруг по земле.

*

Меня пригласили давать уроки сыну одного дипломата. К несчастью, мать этого ребёнка оказалась методистом. Первый урок давала мне она. Я сидел в их гостиной, погружённый в мягкое кресло с белым чехлом, и с ужасом слушал её гладкие увесистые фразы. «Я – дидакт, – говорила она, – но я не знаю самого предмета математики. Вы будете не репетитором, а организатором мЫшления Гены…»

*

На сборнике Северянина стоит предостерегающее «эгофутуризм» – как «во дворе злая собака».

*

Стоят у доски студент и профессор, спорят мои приятели, знакомый рассказывает мне интересный случай… Всё это происходит рядом со мной, я – участник. И вдруг иногда появляется чудесное чувство: всё окружающее расплывается, становится незначительным, исчезает, и сам я отхожу куда-то в сторону. Чётко, как в увеличительное стекло, я вижу только лица, глаза, жесты – чуть ли не мысли! Вглядываюсь, сравниваю, пропитываюсь происходящим, отвлекаясь от его конкретности, стараюсь понять человеческую суть по внешним её проявлениям. Но… Профессор спрашивает, понял ли я объяснение теоремы, приятели – на чьей я стороне, собеседник – что я по этому поводу думаю. Как же, куда мне до такой суеты – следя за человеком, я забыл про людей, про свою роль среди них.

*

Стол поэта. Гипсовый муляж души и сердце из папье-маше, раскрашенное красной масляной краской.

*

Свистящий ветер огромной и холодной стальной иглой протыкает маленького человечка, потерявшегося в ночи.

*

Что-то, рождённое в моей душе, стремится наружу и не может найти выхода, словно я могу что-то сказать, но ещё не умею. И мучительно хочется уметь.

*

Новодевичий монастырь. Старинные стены, купола, башни… И каким-то чудом вписывается в их ансамбль далёкий бледный силуэт МГУ. Тоже ведь храм…

*

Ещё не было двух дней, когда бы МГУ явился утром в одинаковом виде. Вот и сегодня он встречает меня по-новому – приветливый, морозный, собравший на своём шпиле все немногочисленные лучи робкого солнца.

*

Наука, не числящаяся в расписании ни одного вуза, наука, которой занимаются избранные и которой занимается каждый, наука, чуждая всем существующим наукам и включающая в себя их все. Эту науку можно было бы назвать человековедением.

*

Кипящим вулканом, величественным монархом, добродушным меценатом наук, китом, вмещающим в своём чреве тысячи ион – таким, всё в новых и в новых образах представляется мне МГУ, вернее, его символ – его главное здание.

*

Тик-тактичность.

*

Чьей жизни, чьей судьбе я завидую? Да ничьей. Я хочу, чтобы моей жизни можно было завидовать.

*

Силой тяготения человек втиснут, если говорить о повседневной жизни, в плоскость. Мало того – он сам ещё ухитряется втискивать себя в линии тротуаров, улиц и дорог!

*

Фонарный столб, зацелованный пьяницами.

*

Опять МГУ другой. Его золотая звезда стала теперь серебряной, снежной.

*

Человек, любящий и хорошо знающий поэзию, или будет писать неплохие стихи – или не буде писать стихов.

*

Из плотного барашкового воротника торчит голова старика с двумя складками, расходящимися от носа, – такими резкими, что свисает кожа. Чёрная барашковая шапка, седая бородка и чёрные с проседью брови. Но какие брови! – распахнутые далеко вперёд над глазами, как крылья.

*

Умным хочется быть, а лысеть не хочется.

*

На лыжах. Воздух набивается внутрь так, что можно лопнуть от восторга. Лыжня – отливающие серебристым глянцем рельсы – сама подталкивает тебя вперёд. Скользишь мимо хрупких веточек, вывалянных в снежной манке, мимо сугробов, переливающихся колдовскими синими вспышками, мимо белых наплывов, готовых рухнуть с пригнутых еловых лап. Ажурной резьбой берёзовых вершин оправлено небо, на котором, как холмы того же самого снега, лежат облака. Смотришь вокруг алчными глазами пропылённого горожанина и боишься сказать приятелям слово, чтобы не принизить этой красоты, не умалить её.

*

Наступит время… Время не просто наступает – оно наступает на пятки.

*

Современное литературное ремесленничество пристрастилось к сравнениям, построенным по принципу «что общего между вороном и письменным столом?» Все, кроме нескольких озадаченных простаков, глубокомысленно кивают головами. Хорошо, если найдётся шапочник, способный сказать: «А тут и нет никакого ответа».

*

Нельзя сказать, что идёт снег, но весь воздух напоён почти незаметными, едва ощутимыми блёстками. Как будто идёшь по дну океана прозрачной и мерцающей светло-серебристой жидкости.

*

Он хотел достичь многого, пытался достичь меньшего, достиг очень немногого, но в погоне за счастьем прожил изумительную жизнь.

*

Человеку, решившему заняться самовоспитанием, часто предстоит чистка авгиевых конюшен. Но ему нужна не сила Геркулеса, а геркулесова сообразительность.

*

Если не можешь заинтересовать собеседника своими делами, говори о его делах. Уж этим ты его заинтересуешь.

Из пятой книжки ntrol (март – май третьего года)

*

Возвращаешься ночью домой – едешь на запоздалом автобусе, ждёшь трамвая, который так и не приходит, садишься в такси, кончившее работу, вбегаешь в закрывающееся метро, а от метро добираешься по причудливому маршруту троллейбуса, идущего в парк…

*

Редакция получает письмо. Журналист отправляется в командировку,, знакомится с человеком, разговаривает с окружающими. В газете появляется заметка. Или статья. Или очерк. Весь человек – как на ладони: портрет, характер, привычки, отношение к людям, отношение людей… Всё в порядке, вроде ничего журналист не забыл? Забыл. Про пуд соли забыл.

*

Слава успевающим людям! Даже не преуспевающим, а просто успевающим, успевающим делать всё, что они хотят. Я им не завидую.

*

Возникает иногда такое чувство отчуждения, хорошего отчуждения, когда кажешься сам себе среди людей каким-то инопланетцем. Самые знакомые, обычные вещи и явления неожиданно обретают потрясающую новизну. Всё становится интересно и удивительно…

*

Эрудированные эстеты, знакомые с учениями и системами, уважительно упоминающие малоизвестные имена и небрежно – знаменитые, произносящие цитаты так уверенно, что никто не успевает заметить искажений… Они «перед широкой аудиторией стараются не употреблять учёных терминов» (правда, иной раз проскальзывает, но что поделаешь – привычка). Зато между собой не стесняются. Если где и не то скажут, так ведь и собеседник способен на ляпсус. Они не хотят да и не могут быть взаимно строгими.

*

Эти люди напоминают садоводов, которые, вместо того, чтобы изучать жизнь цветов и выращивать их, начинают считать лепестки, тычинки и бормочут что-то по латыни, намекая всем своим видом: видите, как это ужасно сложно, но я всё понимаю, во всём разбираюсь…

*

Можно написать поэму о поздних возвращениях, о том странном времени суток, когда машины уносят коробки своих железных тел в парки, чтобы затихнуть там до утра. Ночной асфальт не буднично-сер и безразличен, как днём, а мягко отливает лоснящейся чернотой или нежно серебрится в электрических лучах. Прохожих мало, они обычно приветливы и разговорчивы, эти парни, только что проводившие своих девушек…

*

Мы так мало говорим друг с другом и так много треплемся.

*

На вечеринках мы судорожно ищем новых развлечений, совершенно забыв про старые. Мы не знаем, что такое застольная беседа, что такое настоящий спор. Рассказы и истории свелись у нас к анекдотам и грузинским тостам.

*

Из-под колёс трамвая вырываются расщепленные прутья искр, жёлтые, со светящимися голубовато-белыми головками.

*

Третий день над Москвой висит матово-голубой парашют небесного шёлка, и третий день МГУ встречает меня ярко-золотой полоской шпиля, перенасыщенного солнечным жаром и блеском.

*

Пусть твоё сердце будет обильным, как георгин, изящным, как гладиолус, загадочным, как тюльпан, и весёлым, как анютины глазки.