Александр Строганов - Сочинения. Том 10

• Название: Сочинения. Том 10
• Автор: Александр Строганов
• Жанр: Русское современное

«Писатель Строганов проник в „тонкие миры“. Где он там бродит, я не знаю. Но сюда к нам он выносит небывалые сумеречные цветы, на которые можно глядеть и глядеть, не отрываясь. Этот писатель навсегда в русской литературе». Нина Садур.

---

Вскоре мне было запрещено думать об этом.

Но с этим, как выяснилось, не так то просто бороться.

Тогда я стал великим грешником.

Единственное, что утешало меня, так это мысль о том, что я – не один такой.

Мало того, казалось мне, есть грешники и похлеще моего. Те, что не просто рассматривают фотографии каждый день, и по несколько раз в день, преодолевая стыд и какое-то дивное волнение, но пытаются подражать актерам, наверняка играя плохо, причиняя себе и окружающим массу неудобств и вселяя в родных, у кого они есть, разумеется, ужас.

Так было.

Теперь, когда я уже в возрасте и развращен множеством знаний в этой области, когда многие мои рассуждения тех лет кажутся мне даже наивными, я, разумеется, по-другому смотрю на вещи. Но стоит мне вспомнить меня тогдашнего, волнение охватывает меня.

Как и теперь, когда я пишу эти строки.

Так и было.

Никто не верит мне.

Да я уже давно и не рассказываю никому об этом.

Да и нет никого вокруг.

И вот какая мысль пришла мне в голову.

Мне нужно полюбить кого-нибудь.

Не думайте обо мне дурно, дорогой Стилист. Но после того как я перейду в новое качество, Вы знаете, что я имею в виду, у меня уже не будет такой возможности.

Я должен пасть!

Знаю, что не буду прощен никогда, но что-то во мне требует этого неумолимо!

При этом самое отвратительное в замышленном мною предприятии заключается не в самом процессе, а в том, как я стану примерять к оболочке своей партнерши ту или иную персоналию.

И как я буду выглядеть при этом.

Что станет с моим дыханием?

Что станет с моим сердцем?

Что станет с моими глазами?

Что станет с моим ртом?

Как станут непроизвольно шевелиться мои губы?

Ибо все это – нехорошее, нехорошее.

Дурное.

Дурное.

Почему, не знаю.

Но с этим знанием, мне кажется, я родился.

Мы все, мне кажется, рождены с этим знанием.

Неужели Адам и Ева…

Простите, простите, простите, простите, простите, простите, простите.

Я двинусь дальше.

Я, раненый мыслью заяц, двинусь дальше.

Зайцы – красивые и храбрые животные.

И стану рассказывать Вам все.

Письмо потом можно и сжечь, хотя, как видите, пишу я его на самом лучшем из оставшихся бланков.

Так мне будет легче.

Пункт примеривания персоналии к оболочке прошел неожиданно безболезненно для меня.

Точнее, его и не было.

Как только я принялся рассказывать Вам о своих переживаниях, персоналия возникла сама по себе.

Плохо.

Плохо.

Чудовищно плохо.

Но это она, Юлька!

Прости, Женечка Хрустальный.

Я – лучше бандитов, это очевидно, и я знаю дорогу к ее дому!

Мне даже показалось на какой-то момент, что она и есть одна из тех актрис, только, по какой-то непонятной и необъяснимой случайности, она оказалась за кадром.

Я же видел ее после бани.

Она выглядит точно так же как и те актрисы.

Ошибки быть не должно.

Но как я предложу ей то, что надобно предложить?

Откуда во мне возьмется столько смелости?

А нужна ли здесь смелость? Ведь, судя по рассказам путников, это – такая же обыденная вещь, как, предположим ужин.

Речь идет, естественно, о сытном ужине, быть может, с баночкой сайры и, может быть, даже и с вином.

Только бы не водка!

Водка смертельна для меня.

А может статься, обойдется и без спиртного?

Ах, когда было бы так!

Но как я предложу ей то, что надобно предложить?

Должен же быть какой-нибудь выход из глупой этой ситуации?

Вот – я уже нахожусь в падении.

Человек, который еще недавно сорвал стоп-кран, и самостоятельно победил болезнь, думает о такой ерунде.

Но почему это не кажется мне ерундой?

Говорю «ерунда», произношу вслух «ерунда», записываю «ерунда», а по ощущениям – совсем не «ерунда», и даже наоборот.

Ну и пускай себе засмеется.

Что, разве никто не смеялся надо мной?

Да и она тысячу раз смеялась!

Главное, что после этого унижения я заполучу любовь!

Падение.

Почему меня не останавливают?

Вот уже и ночь.

Намерен уснуть без таблеток.

Завтра, в крайнем случае, послезавтра мне будет сообщено решение.

И не спрашивайте.

Не хочу говорить.

А мне и не нужно будет говорить ей ничего!

Времени – двенадцать часов, сорок семь минут, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать секунд.

Не нужно будет ничего говорить!

Какая ясность в голове?!

Никогда еще не было такой ясности в голове.

Вот уж, не повезло Вам, уважаемый Стилист с собеседником. Шизофреники, как правило, народ тихий, смирный. Сидят себе, преимущественно, дома. И письма у них спокойные, философские, без похождений.

А мне, вот, не сидится.

Беспокойный я человек!

Беспокойный, а теперь еще и падший.

Еще одна трагедия для горячо любимой мною Вашей матушки.

Еще один падший человек.

Вы и я, оба – падшие.

Еще ничего не случилось, а я уже чувствую, как семимильными шагами приближаюсь к Вам.

Ничего удивительного, когда-то в детстве мы были братьями!

Быть падшим – совсем не плохо. Главное – не вспоминать о том, каким ты был до падения!

Я уже одет.

Какая метаморфоза!

Я уже оделся, причесался, и с волнением сообщаю Вам об этом.

Какие метаморфозы!

Я только что смотрелся в зеркало и не узнал себя.

В костюме железнодорожника, в нем же я и Вам явлюсь, долгожданный Стилист, почему бы доктору не быть в костюме железнодорожника (?), не в халатах же они ходят на вызов (?), как видите, я помню о главном, в костюме железнодорожника я неотразим!

Именно в эту пору суток.

Я же видел себя в этом костюме только днем.

Днем красота блекнет.

Мне легко.

И знаете почему?

Черта с два встал бы я с постели, так бы и прокрутился до утра.

Я был отпущен.

Правда, при этом прозвучало «на все четыре стороны», но беззлобно как то.

Как-то покойно.

Как будто, то, что должно случиться, и должно было случиться.

Как будто, другого развития событий и не предполагалось.

Какая ясность в голове!

Всего лишь новый костюм. А какая метаморфоза?!

Отчего бы и не поговорить о метаморфозах?

Нечего спешить.

Надобно успокоиться.

Ничего страшного не происходит.

Метаморфозы, мудрый Стилист – неотъемлемая и едва ли не главная составляющая нашего существа.

Я прочел это в Ваших новеллах, где я мог притронуться к ним, почувствовать их биение.

Ах, как объемны и живы они у Вас!

Полагаю, что Вы не менее моего приблизились к природе, и именно природа выучила Вас такой восприимчивости.

Разве то, что крутится у меня теперь в голове и не дает мне покоя – не природа?

Разве состояние Ваше, когда вы любуетесь жирафом или мертвецки пьяным лежите на земле, а потом приходите в себя, открываете глаза и видите небо – не природа?

Вот я – в костюме.

Что такое со мной?

Метаморфоза.

А что же это такое?

В чем сила превращений?

Отчего так волнуемся мы, наблюдая их во сне или наяву?

Суть, как мне кажется, в нашей греховности.

И волнение это возрастает с годами, то есть в соответствии с накоплением опыта, читай «с накоплением грехов», ответственность за которые в той или иной степени чувствует каждый, даже, по мнению окружающих, самый, что ни на есть, безнадежный человек.

Страх перед неминуемым наказанием заставляет нас обращать внимание на то, что, к примеру, на смену холодной, кажущейся нескончаемой, зиме приходит теплая весна, а после изматывающего, душного лета непременно наступает прохладная, полная философий и воспоминаний, осень.

Вот, кажется нам, даже в природе боль сменяется облегчением, так и в нашей жизни изощренность расплаты заменят чистота, духовность.

Мы вернемся в легкое детское состояние беззаботности и сможем вновь совершать сладкие свои грехи.

Ритмический рисунок метаморфоз для каждого свой.

Здесь, представляется мне, все зависит от темперамента наблюдателя.

Притом темп прямо противоположен темпераменту.

У человека флегматичного, более склонного к созерцанию, превращения следуют одно за другим.

Напротив, для человека с ускоренным мышлением, зачастую рассеянного и невнимательного, метаморфозы редким своим явлением могут вызвать ощущение полной неожиданности, чуда.

Это – не истина, это – скорее тенденции, которые мне теперь очевидны.

В тот момент, когда та или иная метаморфоза вытесняет другие впечатления человека на второй план и занимает главенствующее положение, она совершает определенную работу, способную изменить даже внешность наблюдающего. Мне думается, что во многом под воздействием превращений у людей появляются седые волосы, морщины, меняется цвет лица, наклонности и так дальше.

Разительно переменившийся объект инородного вмешательства в свою очередь оказывает влияние на окружающих, вспомните близких знакомых, не видевших друг – друга добрый десяток лет. Каждая подобная встреча – этап в бесконечном процессе взаимных превращений, именуемых Вами эволюцией.