Евгений Шибаев - Яйца с камнями не танцуют

• Название: Яйца с камнями не танцуют
• Автор: Евгений Шибаев
• Жанр: Современные любовные романы

Название книги предопределило стиль изложения материала. Краткие, в несколько строк тексты дают представление о непростых отношениях главного героя и его друга с любимыми женщинами, а причудливо разветвлённые семейные хроники двух друзей проникнуты иронией, изрядной долей юмора и магией любви.

---

Яйца с камнями не танцуют Евгений Шибаев

© Евгений Шибаев, 2016

Редактор Андрей Юрьевич Жданов

Корректор Андрей Юрьевич Жданов

ISBN 978-5-4483-3475-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Uova con pietre Non ballano – итальянская поговорка, которую Евгений Шибаев выбрал в качестве заглавия своей книги. Повесть, которая ждёт вашего внимания – это искренний и чувственный рассказ о поколении «новых русских». Главному герою повести, воспитанному «Страной Советов» и выстроившему в той системе прекрасную карьеру, приходится быстро перестраивать свою жизнь в «лихие девяностые», не разрушая при этом свои былые «ментовские» связи, оставаясь верным в дружбе, заботливым и любящим мужем… хотя и склонным к изменам. Прекрасно выписаны не только мужские характеры, но и женские судьбы. Автор показывает, как мужчина учится понимать и познавать женщину. А женское счастье – оно может зависеть от внимания близкого и ставшего родным человека, а может складываться и выстраиваться «вопреки всему». Повесть читается на одном дыхании. Приготовьтесь смеяться, цитировать вслух друзьям… А особо эмоциональным рекомендую держать платок под рукой: порой – очень даже «пробивает». Книга – про людей, которых угораздило жить в эпоху перемен.

Андрей Ждановкандидат педагогических наук,главный редактор журнала Magazine,Архангельск, Россия

Я – сфинкс

«Что-то с моей женой не так. Какая-то она не то чтобы асоциальная, а, скорее, антисемейная, а ещё вернее – антимужняя», – эти утренние мысли и ещё моё беспросветно-дерьмовое настроение, вызванное безысходностью в супружеских отношениях, привели меня к дивану. И вот я лежу, смотрю в чёрный квадрат телевизора и пытаюсь анализировать семейное бытие на примере вчерашнего дня.

Задача не из лёгких. Пытаюсь отнестись к этому с юмором. Иначе нельзя: не исключён летальный исход. Представляю себя учёным, который ведёт наблюдения за редким видом рептилии, не понятно каким образом выжившей в Палеозойскую эру.

В общем, так. Вчера утром встретились с любимой на кухне. Замечу, что в постели мы с ней давно не встречаемся. Думаю, при желании между нами там можно спокойно уложить слона. «Привет!» – услышал я, и последовала пауза размером в день. Молча развозим детей по школьным и дошкольным заведениям и едем за грузом. В полной тишине, словно гроб везём, а не коробки с обувью, возвращаемся обратно. Кошу глазом на жену. На месте. Сидит… Почему-то вспомнился сфинкс в Египте. Я его никогда не видел. Не интересно. Сидит тот сфинкс тихо и неподвижно много веков подряд на одном месте, с одним выражением лица… Приехали. Лицо жены исчезает вместе с коробками на четвёртом этаже магазина.

Полдень. Я дома. Сервирую стол для обеда на двоих. Слышу – открывается дверь. Пришла супружница моя. Первая мысль – подойти, коснуться. Не виделись несколько часов, и появилось – понятное мне и непонятное ей – желание обняться. Почему «непонятное ей»? Потому что уже был провальный опыт такого моего щенячьего счастья, и именно он удерживает меня от столь рискованного мероприятия. Недавний эмоциональный порыв побудил меня совершить опрометчивый поступок. Жена уходила на работу, и я решил её поцеловать напоследок. Это было что-то! Находка для пытливого, исследовательского взгляда! Нетерпение в её глазах сменялось явным выраженным неудовольствием от непредвиденной задержки. Затем на её лице нарисовалась досада, как если бы она полой пальто зацепилась за гвоздь, торчащий из стены. И вот, «пальто в клочья» – и облегчение от вновь обретённой свободы передвижения. Для меня это было полное фиаско! Так приложить! Это меня-то, старого сексуального маньяка, в прошлом с лёгкостью бравшего бастионы женской неприступности!

Итак, жена пришла. Слышу: сняла верхнюю одежду. Молча, словно я предмет мебели, проследовала мимо меня к столу и уселась у компьютера. Теперь уже я сам себе – напоминание египетского сфинкса, который уже давно не интересен водителю экскурсионного автобуса, насмотревшегося за туристический сезон на него до тошноты. Наверное, если бы я умер, она не сразу заметила, а если б и заметила, то только когда я запах – и молча вытащила бы тело на террасу, закидав мой труп искусственными, террасными цветами, чтобы я уже никогда не портил её картины мира.

Следующий послеобеденный этап в моей жизни: собирание детей и доставка их домой. Первой привёз из школы дочь. Всю дорогу, пока ехали, дочь молчала со скорбно отсутствующим видом. Мои попытки поговорить были безуспешными, да я особо уже и не пытался. Раньше меня это бесило: «На мне что? Шапка-невидимка?» – возмущался я. Теперь смирился. Всё слишком запущено…

Чёрный квадрат телевизора передо мной стал увеличиваться, постепенно превращаясь в огромную чёрную дыру. «Надо встать, – подумал я, – выйти куда-нибудь, пока она меня совсем не поглотила…» Пришёл в спальню. Смотрю на широченную кровать, на которую можно кучу народа между мной и женой уложить, неважно какого пола (впрочем, для меня важно), и я бы даже был не против… Чувствую, как безумно устал. Надо, что-то делать: «На войну что ли пойти? Лет на пять. Так войны нет!..»

Звонок от жены, с утра ушедшей «делать ногти», вернул меня к дню сегодняшнему. «Дай телефон дочери», – слышу в трубке её голос. Даю. Дочь молча принимает, прикладывает трубку к уху и молчит так около минуты. Затем, не говоря ни слова, возвращает мне телефон. Слышу в трубке вопрос жены: «Ты давал дочери телефон?» – «Да», – и отдаю его снова со словами: «Ты должна сказать „алло“ в трубку, чтобы мама поняла, что ты её слышишь». Девочка посмотрела куда-то сквозь меня и, ничего не ответив, снова приложила телефон к уху, никак себя не обозначив. Третьего дубля я ждать не стал – ушёл и расположился с чашечкой кофе за кухонным столиком. Через несколько минут перед моим носом, едва не в кофе, опустился на стол телефон. Я задумался: «Может, это со мной что-то не так? Может, это я – редкая рептилия?»

Милую свою я увидел уже поздно вечером – и тогда произошёл примечательный эпизод в нашей ярко окрашенной семейной жизни. На прошедшей неделе начал исчезать синий окрас на моих стильных замшевых ботинках. Первой заметила белёсые пятна сотрудница по работе – Таня Клепина. Тут же предложила помощь и через час вернула мне ботиночки как новенькие. Но «замшевая болезнь» не прошла, и я имел неосторожность обратиться со своим горем к жене. Удовлетворения не получил и я снова пошёл к Тане Клепиной, которая снабдила меня спасительным средством. И когда я принёс эту баночку домой, то на полке, где хранилась косметика для обуви, увидел точно такую же, купленную моей женой за три недели до этого. На свой недоумённый вопрос («Так ведь у нас всё это в доме присутствует!») получил безапелляционный ответ: «Конечно, присутствует. Тебе просто нужно было мне по-человечески объяснять. Откуда я могу знать про твои проблемы с ботинками?» – Как говорится, приплыли… Тот факт, что «мои ботинки» ходили рядом с ней несколько месяцев, а Таня Клепина – не моя жена, во внимание не принимается. «Грустно, – подумал я. – Хотя в чём тут грусть?»

Я просто забыл, что я уже – сфинкс, реликвия, памятник, интересный только для заезжих туристов и давно сравнявшийся с общим фоном повседневности для тех, кто видит меня каждый день. Водители туристических автобусов и попрошайки-арабы, пасущие возле сфинкса в ожидании подаяний от прохожих, сфинкса-то, кормителя своего, уже давно не видят. И не замечают песок, осыпающийся с его массивных лап…

P.S. Забавная мысль про песок, учитывая, что мне – шестьдесят пять.

Дядя Паша, мой первый друг

Первый настоящий друг появился в моей жизни, когда мне исполнилось пять лет. Друга звали дядя Паша. Это был старый одинокий человек с натруженными мозолистыми руками и всегда грустными уставшими глазами. На морщинистом лице у него была колючая щетина, а из-под шапки, с которой он никогда не расставался, выглядывали седые космы волос. Он работал золотарём – так в те времена называлась профессия ассенизатора.

Родителей своих я почти не видел. Рано утром они уходили на работу и поздно вечером возвращались домой. У мамы часто бывали ночные дежурства: она работала санитаркой в психиатрической больнице. Однажды её привезли на санитарной машине, и она много дней лежала дома. Какой-то псих сильно ударил её по голове, и у мамы случилось сотрясение мозга. Папа работал электриком в совнархозе и постоянно где-то подрабатывал на стороне. Это было трудное, послевоенное время.

Дядю Пашу я очень любил, и, мне кажется, он меня тоже. Утром рано он приезжал со своей повозкой, которую таскала старая, чем-то похожая на дядю Пашу лошадь. У неё тоже были уставшие грустные глаза. Я поджидал их на крылечке деревянного многоквартирного дома, в котором мы жили (именно про такой дом писал Высоцкий: «На тридцать восемь комнат всего одна уборная»). Стоял я на крылечке в сшитой мамой серой телогрейке, или фуфайке, как тогда её называли, и был туго перепоясан кожаным ремнём со звездой. И вот, завидев дядю Пашу, я радостно срывался ему навстречу, он бережно меня подхватывал, усаживал рядом – и мы отправлялись в путь.