Ангелина Злобина - Странная моя птица

• Название: Странная моя птица
• Автор: Ангелина Злобина
• Жанр: Современные любовные романы

Действие происходит в наши дни, но в сюжете повести аллюзии к чеховской «Чайке», обратная сторона пьесы, невидимая зрителем, но подразумеваемая, додуманная, прожитая одной из героинь – старой Актрисой.  Всё условно, зыбко и, в конечном итоге, неправда – и воспоминания, и сны, и доказательства. Но что-то заставляет верить в знакомый сюжет и принимать чужую жизнь такой, какой она имеет право быть, хотя бы в воображении.

---

Ангелина Злобина Странная моя птица

1

Ночью над озером разразилась настоящая буря. Ветер выл, грохотал о крышу оторвавшимся куском железа, швырял в окно крупные дождевые капли, царапал стекло сломанной веткой сирени.

Под утро всё стихло. Озеро натянулось, как сырая скатерть. На пляже, среди тины и мелкого мусора лежала мёртвая чайка. Серые облака спешно сворачивались и улетали за горизонт.

К пристани причалила моторная лодка.

– Инночка, кто там приехал? – Антонина Николаевна взялась рукой за подоконник и попыталась придвинуться поближе к окну.

– Девушка какая-то, – отозвалась с веранды медсестра Инна Марковна, – к вам, наверное, вместо Жени.

В окно было видно, как молодая женщина в светлой куртке и джинсах, прошла по парковой дорожке в сторону административного корпуса. В руке она держала небольшую дорожную сумку.

– А как там Женя, вы не знаете? – спросила Антонина Николаевна, глядя вслед девушке.

– Всё хорошо, не беспокойтесь, – Инна Марковна уложила в футляр тонометр, достала из кармана маленькое зеркальце, посмотрелась, придирчиво поджимая губы и хмурясь, – аппендицит – это, по нынешним временам, такие пустяки. Через две недели вернётся, опять будете гулять, читать… ругать её опять будете…

Она спрятала зеркало обратно, защёлкнула сумку и, по привычке, усвоенной от долгого общения с пожилыми пациентами, громко и отчётливо проговорила, слегка наклоняясь к старухе:

– Всё, моя дорогая, я вас покидаю. Сейчас кто-нибудь за вами придёт, пойдёте на завтрак. Не скучайте! – Инна Марковна взяла сумку и через веранду вышла на улицу.

* * *

Главврач пансионата бегло просмотрел стандартный набор документов и вздохнул.

– Видите ли, наши подопечные – это такая особенная публика… Впрочем, что я вам объясняю, вам же приходилось?

Соня кивнула и улыбнулась. Доктор говорил смешным сипловатым тенорком, глаза за стёклами очков в тонкой оправе казались усталыми, но взгляд был цепким, внимательным.

– А с практикой как же?

– В августе, по месту жительства.

– А, ну замечательно, замечательно…

У него была странная манера внезапно задумываться и менять выражение лица. Вот и сейчас, он будто забыл о Соне, глядел в открытое окно и морщил лоб, как от возникшей вдруг головной боли.

С улицы сильно пахло смятой листвой. К краешку белой занавески прицепился тёмный сухой лист.

– Ну что же, – доктор неожиданно взбодрился и повеселел, – тогда сразу к делу? Итак, наша Антонина Николаевна – женщина более чем пожилая, вы знаете…

– Да-да, мне говорили. – Соня снова кивнула и опустила глаза, сдерживая улыбку.

– …характер сложный – девяносто восемь лет, что ж вы хотите! Да и дело уже не столько в характере: изменения в сосудах, соответственно – проблемы с памятью.

Парамнезии имеют место быть, а так же капризы обыкновенные…

Он снова посмотрел в окно. Где-то под крышей бормотали голуби, прицепившийся к занавеске сухой лист расправил крылышки и оказался бабочкой-шоколадницей.

Виктор Захарович взглянул на часы и поднялся.

– Пойдёмте завтракать, Софья Аркадьевна? По дороге поговорим, а то через двадцать минут нас с вами уже не накормят. Впрочем, – он хитро улыбнулся, – меня-то накормят, разумеется, а вот вы будете голодной до обеда. Пойдёмте! Будем есть кашу.

Вы любите кашу? Нет? Напрасно! Для перистальтики полезно. Вам сколько лет?

– Двадцать пять.

– О-о… Двадцать пять лет! О чём я… Кто в двадцать пять лет думает о перистальтике!

Соседний кабинет, звеня связкой ключей, открывала строгая дама с медицинской сумкой в руках. На Соню она безразлично взглянула поверх очков, с главврачом поздоровалась строго, как с пациентом:

– Здравствуйте, Виктор Захарович.

– Доброе утро, Инна Марковна. Что там на завтрак?

– Овсянка.

– Ну вот, видите, как замечательно! Овсянка…

Он вышел на улицу и, не оборачиваясь, быстро зашагал по парковой дорожке.

* * *

Позавтракать вместе не получилось. Возле столовой двое рабочих распиливали длинный сук, сломанный бурей. Они окликнули Виктора Захаровича и, отчаянно жестикулируя, увели его с собой, показывать, как упавший ночью клён снёс угол крыши бойлерной.

Соня одна вошла в обеденный зал и села за крайний столик. Народу в столовой было немного. В кафельных стенах играло эхо большой кухни – позванивало, покрикивало высокими голосами поваров, лилось из кранов и больших кастрюль в раковины, шипело вздымающимся паром.

От стойки, отделяющей кухню от обеденного зала, к Соне подошла женщина в белом халате с маленьким блокнотом в руках.

– Здравствуйте. Вы кто?

От её строгости Соня вдруг заволновалась и всё объяснила так сбивчиво, что сама себе показалась неубедительной. Однако объяснения совпали с какой-то таинственной записью в блокноте, и строгая дама удовлетворённо кивнула.

– Завтракать будете?

– Я бы чаю выпила. С чем-нибудь.

– Сейчас принесу вам чай. С чем-нибудь.

Женщина пошла обратно к стойке.

На столе через минуту возникла чашка с чаем и тарелка с хлебом, кубиком масла и двумя ломтиками бледного сыра.

– Если что-то понадобится – обращайтесь, – неожиданно ласково сказала дама с блокнотом, – меня зовут Рая.

Соня сдержанно поблагодарила, снова удивившись странному свойству местных обитателей быстро менять настроение.

Она огляделась. Неподалёку, скучно поедая овсянку, сидела компания старух в пёстрых байковых платьях и шерстяных кофтах. Чуть дальше одинокий дед, похожий на сельского учителя, допивал чай, на соседнем стуле лежала его шляпа. Вдоль окон тянулась оранжерейная череда пальм и фикусов, из кадок грустными водорослями свисали традесканции.

– Ах, не уговаривайте меня, я не могу! – донеслось откуда-то слева.

Голос был старческий, но густой и сильный, с явной актёрской интонацией. Соня обернулась.

За дальним столиком в самом углу зала сидела в кресле-каталке маленькая старуха в чёрном платье с глухим воротом – седые волосы собраны в аккуратный пучок, голова по-птичьи запрокинута назад, так что профиль с породисто изогнутым маленьким носом устремлён почти вверх, в руках стиснут крошечный белый платок.

Над столиком нависали тёмные листья пальмы, не хватало только томного распева румынских скрипок и вазы с фиалками. Старуха склонила голову к плечу, и показалось, что она сейчас раскроет веер, но веера не было – на запястье у странной дамы висел вязаный ридикюль на плетёном шнурке.

Рядом с ней заботливо суетились две женщины: Рая, и ещё одна – молодая симпатичная блондинка.

– Я не могу это есть! – страдальчески говорила старуха молодой женщине, медленно и аккуратно сервирующей перед ней стол, – это не-воз-мож-но!

– Вас никто не заставляет съедать всё, но совсем немножко! – ласково упрашивала девушка, при этом в её руках холодно, как медицинский инструмент, сверкнула десертная ложка и легла на скатерть рядом с тарелкой.

– Давайте я принесу вам омлет? – предложила Рая.

Старуха заломила маленькие руки и трагически проговорила густым, заполняющим всё пространство зала голосом:

– Что вы, деточка, какой омлет! Мне девяносто восемь лет!

Женщины участливо защебетали про правильное питание, на что сиятельная дама простонала так, что, пожалуй, и на улице стало слышно:

– О чём вы?! У меня же такие запоры! – и вздохнула: – ах, это такое мучение!

Компания скучноватых бабушек в шерстяных кофтах недовольно обернулась и забубнила что-то укоризненное, соглашаясь друг с другом и негодуя. При этом ложками они заработали чуть быстрее, и до Сони донеслось едкое – «актриса!»

Скоро капризную барыню аккуратно, как музейную реликвию, вывезли из зала. Глаза её были скорбно опущены. В морщинистой мочке уха серой льдинкой мерцал прозрачный камень в тёмной оправе.

* * *

После завтрака Соня вышла на улицу. Вверху, над кронами лип, в медленно клубящемся сером небе, плыли яркие лоскуты голубого неба. Поверхность озера блестела солнечными бликами, у берега кружилась стая чаек. На фоне улетающих туч птицы казались ослепительно-белыми.

Присев на скамейку, Соня достала телефон, быстро набрала текст: «уехала, позвоню позже». Часы показывали десять утра – у Вадима в это время обход, вряд ли он станет сейчас читать сообщение. Может это и к лучшему. Соня отключила телефон, убрала его в карман сумки и огляделась.

Вокруг всё выглядело странно, как сон или старый фильм. Время здесь будто текло с другой скоростью – медленно, позволяя разглядеть и услышать то, что ещё вчера могло показаться незначительным и почти лишним. Воздух в парке был влажным и чистым. На дне безводного фонтана, слегка поросшего сквозь трещины мелкой травой, прыгали воробьи.