Сергей Орлов - Неизвестная Раневская

• Название: Неизвестная Раневская
• Автор: Сергей Орлов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-098895-2

Книга выходит к 120-летию со дня рождения Фаины Раневской.

Фаина Георгиевна Раневская (1896–1984) – легенда ХХ века. Сегодня о ней написано столько, что порой трудно разобраться, где миф, а где реальность.

Жизнь актрисы – та самая загадка, тайна, к раскрытию которой можно только приблизиться. И в этом помогают воспоминания ее знаменитых современников, среди которых И. Саввина, Л. Гурченко, В. Талызина, О. Аросева, Ю. Яковлев, В. Ливанов, Е. Камбурова и многие другие. Со страниц книги звучат их знакомые голоса и рассказы о встречах с Раневской на съемочной площадке, где не обходилось без курьезов, о совместной работе в театре, полной смешных, ироничных ситуаций, о дружбе, любви, сострадании… Рассказы, которые читатель услышит впервые и которые не оставят его равнодушным. Ведь главная роль в них принадлежит самой Раневской.

Итак, представление начинается…

---

Что они делали? Собирались и читали «Самоубийцу» Эрдмана, за что в то время можно было уже сразу получить что-нибудь «хорошее». И хохотали, просто умирали. Причем они его часто читали по ролям – несколько раз я слушала: Гарин – самоубийцу, она – женщин всяких, Консовский – еще каких-то людей. Замечательно. Если бы это было записано – это нечто!

И причем они очень любили такие места, например: «Я Маркса прочел и мне ваш Маркс не понравился». Представляете, в 48-м году они сидят дома и это читают. Но так написано в пьесе! Потом там было такое выражение: «Массы, массы и массы. Огромная масса масс». И вот Эраст Павлович все время это говорил: «Опять массы, массы, я не могу, куда ни ткнешься − везде массы, массы, огромные массы масс».

У них было очень интересно…

Ольга Аросева Стихи для Ахматовой

Мне очи застит туман,

Сливаются вещи и лица…

А. Ахматова, «Смятение»

Как-то раз зашла я к ней и застала Анну Андреевну Ахматову. Они очень дружили, общались. Сидела такая грузная женщина в ботах – мое представление о ней было совершенно другим. И Раневская сказала:

– Леля, это Анна Ахматова. Ты ее знаешь?

– Конечно!

− А это молодая актриса, − представила меня Фаина Георгиевна и снова обратилась ко мне: – Ты стихи Ахматовой какие-нибудь знаешь?

– Да.

– Ну прочти, ты будешь потом гордиться, что читала стихи самой Анне Ахматовой.

Я не знаю, что со мной случилось, то ли с перепугу, то ли от чего, но я встала и бойко начала читать: «Ты жива еще, моя старушка? Жив и я, привет тебе, привет!» Наступила пауза. Я по лицам поняла, что куда-то не туда я поехала. Такая тишина наступила. И Фаина Георгиевна так печально сказала:

− А ее мама по-французски разговаривает.

Я стала оправдываться:

− Извините, я знаю, я не то…

А Ахматова говорит:

– Нет, это очень хорошо, мне это даже льстит, что ты меня перепутала с Есениным.

Я попыталась реабилитироваться:

– Я знаю ваше стихотворение про красный тюльпан.

И прочла ей «И только красный тюльпан у тебя в петлице…». Ахматова сказала:

− Ты не так читаешь. Это стихотворение нужно читать совсем с другой мелодикой. Я его написала в Ташкенте, в нем должна быть восточная мелодика.

И сама прочла его. На мой взгляд, довольно странно.

Алексей Щеглов Театр на Электро-Завадской

На улице голубоватая мгла предрассветных часов.

Вдали рубиновая звезда Кремлевской башни.

Девушка в школьной форме (подойдя к окну, всматривается в даль). Где же его окно?… Ребята, кто был в Кремле?

Игорь. Я был. На экскурсии в Оружейную палату. По-моему, его окно на втором этаже, там, где горит свет.

Шустрый паренек. По-моему, по-твоему… Не знаешь, так и скажи… Если свет горит, – значит, его окно.

Игорь. Мы так думаем потому, что не представляем его спящим… Понимаю, что он спит, как все люди, а представить не могу… Мне кажется, это он всякий раз рассвет над Москвой своей рукой включает!

А. Суров, «Рассвет над Москвой»

Я играл с Фаиной Георгиевной в спектакле «Рассвет над Москвой». Так бывает всегда – актерских детей приспосабливают к спектаклю, чтобы не искать где-то на стороне. И я как сын режиссера Ирины Сергеевны Анисимовой-Вульф тоже там участвовал. Сколько живу, не могу забыть этот абсурдный спектакль. Потому что пьесу драматург Анатолий Суров[5] написал для подхалимажа перед властью, перед Сталиным. Это был спектакль о том, что вначале текстильная фабрика выпускала плохие ткани – серые, невзрачные, а потом стала производить цветные, замечательные. В общем, победа над тьмой и обывательщиной в результате трудовой деятельности, в результате конфликта хорошего с лучшим. Вера Марецкая играла директора фабрики, Капитолину Андреевну, Николай Мордвинов – парторга Курепина, а Фаина Георгиевна – бабушку Агриппину Солнцеву, воплощение совести народа. И когда они появлялись вместе на сцене, сначала Мордвинов с Марецкой, а потом Раневская, раздавались бурные аплодисменты от встречи вживую с этими актерами.

Но действие шло очень проказливо. Ткани не получались. В какой-то момент их образцы показали директору одного текстильного предприятия, Иннокентию Рыжову, которого играл Осип Абдулов. И Абдулов придумал вовсе не суровскую фразу. Рассматривая рисунок ситца, где по полю шли тракторы (чтобы производственная тема не исчезла!), он недовольно буркнул: «Дыму мало!»

Раневская – Агриппина Солнцева – пришла на прием к замминистра легкой промышленности товарищу Степаняну, его играл Оленин Борис Юльевич. А перед этим у него была Марецкая – Капитолина Андреевна, она плохо работала с тканями, и на все замечания отвечала: «Ну что, выгоняйте, увольняйте меня, снимайте меня, готовьте приказ». А Оленин своим замечательным, выразительным голосом пугал ее: «А приказ уже есть». И та понимала, что попадает в очень трудное положение, и старалась потом работать как можно лучше.

Раневская же к нему приходила не за тем, чтобы просить за дочь, а наоборот, чтобы наказать ее: не умеет, мол, выпускать красивые ткани. И, разволновавшись, просила воды. Оленин наливал ей стакан, она выпивала и недовольно спрашивала: «Что это вода у тебя такая колючая? Пузырьки щиплются». А Оленин ей отвечал: «Как что? Это боржом». Зрители смеялись. В общем, хоть какая-то отдушина в этом спектакле.

Пьеса была «обречена» на Сталинскую премию. И все – Раневская, Марецкая, Абдулов, Мордвинов, Оленин – получили ее за этот «Рассвет над Москвой». На дворе 1951−1952 год, когда надо было ставить подобные спектакли, – такая конъюнктурная работа. Приходилось участвовать.

Этот спектакль играли в театре, помещение которого дали Юрию Санычу Завадскому в 1947 году на площади Журавлева, рядом с недавно открывшейся станцией метро «Электрозаводская». Но для актеров, Завадского и зрителей его расположение оказалось неудобным: спектакль обязательно должен был закончиться до закрытия метро. Театру место в центре – это истина, которая много раз подтверждалась.

А был в репертуаре театра такой спектакль – «Маскарад» по Лермонтову, где Николай Мордвинов замечательно играл Арбенина. Постепенно вживаясь в роль, он мог позволить себе долгие паузы, поэтому спектакль зачастую затягивался. В конце третьего акта умирающая Нина говорит: «Я невинна», а он в ответ кричит: «Ложь!» Каждый раз он по-разному это кричал, но в каких-то спектаклях кричал во весь голос. Актеры между собой это называли «гудком». Если этот «гудок» раздавался в полдвенадцатого, то спектакль кончался вовремя, а если позже, то всё – все опаздывали на метро и были недовольны.

В этом отношении театр Завадского был далеким театральным островом на площади Журавлева. И поэтому ближайшую к нему станцию метро «Электрозаводская» стали в шутку называть «Электро-Завадская».

Владлен Давыдов «Встреча на Эльбе»

Фильм «Встреча на Эльбе» был посвящен последним дням Великой Отечественной войны. Встреча на Эльбе состоялась 25 апреля 1945 года и стала историческим событием этой военной эпопеи, длившейся почти пять лет.

Так совпало, что мы начали сниматься в этом фильме, когда резко изменились отношения с Америкой, потому что в 1946 году Уинстон Черчилль, один из союзников Сталина, вдруг разразился антисоветской речью в городе Фултоне и объявил нашей стране так называемую холодную войну, окружив Советский Союз «железным занавесом». Короче говоря, кончилась горячая война и началась холодная.

Съемки фильма были закончены в конце 48-го года. Он получился остро политическим, в нем содержались ответы на важные вопросы. Финал его был следующий. Герой, советский офицер, прощаясь с американским, говорил: «Помните, Джеймс, что дружба народов России и Америки – это самый важный вопрос, который стоит сейчас перед человечеством». Это было сказано в разгар холодной войны…

В 1948 году я сыграл в Художественном театре, в который был принят после окончания Школы-студии МХАТ, свою первую небольшую роль. До этого в основном играл в народных сценах. И неожиданно мне позвонили с «Мосфильма» и сообщили, что со мной хочет познакомиться режиссер Григорий Александров. Я спросил:

− На какой предмет?

− Мы вам пришлем литературный сценарий фильма, который он начинает снимать. Картина называется «Встреча на Эльбе».

Я прочитал сценарий. Он был написан по пьесе «Губернатор провинции» братьев Тур и Льва Шейнина и рассказывал о последних днях войны в Европе. Я даже видел эту пьесу с Иваном Николаевичем Берсеневым в главной роли в Театре Ленинского комсомола.

Я был приглашен Александровым не случайно: он знал меня по тем бесконечным пробам, в которых я участвовал на «Мосфильме», когда еще был студентом. Меня пробовали во многие картины и даже утверждали на главные роли, но существовал драконовский закон – студентам в кино сниматься не разрешали. Приходилось отказываться.