Никита Хрущев - Воспоминания. Время. Люди. Власть. Книга 2

• Название: Воспоминания. Время. Люди. Власть. Книга 2
• Автор: Никита Хрущев
• Жанр: Политика
• Год: 2016

Вторая книга воспоминаний Н.С. Хрущева посвящена взаимоотношениям с внешним миром, в первую очередь с ближайшими союзниками – Восточно-Европейскими странами и главным соперником – Соединенными Штатами Америки.

Автор рассказывает о непростом становлении того, что сегодня мы называем Евразийским пространством: создании коалиции Восточно-Европейских и, до определенной степени, Азиатских государств, построении согласованной политики, направленной на улучшение жизни людей, о том, как закладывались основы совместной оборонной стратегии путем создания Варшавского договора (1955) и единого экономического пространства – Совета экономической взаимопомощи (1952).

Особенно интересны свидетельства автора о том, как принимались решения в кризисных условиях.

Фотографии для книги предоставлены Сергеем Никитичем Хрущевым. В оформлении обложки использована фотография из архива МИА «Россия сегодня».

---

Так перебираю я в своей памяти различные встречи с поляками, с которыми мне приходилось общаться, работать и дружить, и вспоминаю о них с теплым чувством, а одновременно с содроганием думаю о периоде, когда Сталин поднял «бдительность», которая тысячам людей стоила жизней. Были ли вообще польские агенты засланы к нам Пилсудским? Наверное, да. А другими разведками? Безусловно, потому что разведки всегда засылают к другим своих агентов. Но в том-то и состоит мудрость государственного деятеля, чтобы он не смешивал честных людей с агентами. Иначе получится так, как, увы, получилось у нас. В результате мы оголили свой общественный фронт, и лучшие люди, которые заслуженно выдвинулись во время революции и после нее, заняли командное положение в партии, армии, государстве и хозяйстве, были истреблены, в первую голову – поляки.

Они расплачивались за неумную политику главы польского государства Пилсудского, врага Советской власти. Когда в 1936, 1937, 1938 годах развернулась настоящая «погоня за ведьмами», поляку трудно было где-то удержаться, а о выдвижении на руководящие посты не могло быть и речи. Все поляки были взяты в СССР под подозрение. Эти настроения подогревались еще и тем, что по мере ухудшения международной обстановки руководители Польши углубляли свою антисоветскую линию.

Та же политика продолжалась после смерти Пилсудского. Как-то позвонил мне в Киев Сталин и предупредил: «Вы обратите большее внимание на границу с Польшей, я бы вам посоветовал почаще туда выезжать самому». Вторично он позвонил, чтобы обратить мое внимание на Каменец-Подольский: «По сведениям, которыми располагает наша разведка, поляки готовятся захватить Каменец-Подольский и через него развернуть наступление по направлению к Черному морю». Насколько это было реально? Следовало ли тому верить? Трудно сказать. Сейчас очевидна сомнительность, если не невероятность таких планов. Никаких реальных возможностей у Польши к тому не было. Сталин вообще сохранял самое острое недоверие к Польше. Отчасти оно было обоснованным и подтвердилось фактами, когда началась Вторая мировая война.

Однако свое недоверие к руководителям буржуазно-помещичьей Польши Сталин направлял против любого поляка. Ему представлялось, что эти люди только и думают, какой бы и где нанести вред нашему государству. Когда началась расправа с «врагами народа», атмосфера накалилась до того, что представители компартии Польши в Коминтерне все были арестованы и уничтожены, а решением Исполкома Коминтерна ее вообще распустили[160]. Тогда я работал первым секретарем Московского комитета партии и помню, как после ареста очередной группы всем известных политических деятелей у нас прокатывалась волна митингов в их осуждение. Поляки классифицировались как агенты Пилсудского, чьи усилия постоянно направлены на подрывную деятельность против СССР.

Каждый поляк – «враг наш», он заслан Пилсудским, появился клич. Как когда-то черносотенцы кричали: «Бей жидов, спасай Россию!» – так теперь призывали: «Бей поляков, спасай Советский Союз!»

Когда не стало поляков, взялись за тех, кто представлял какой-то интерес, занимал видное положение. Однажды я приехал на заседание Политбюро. Мы сидели и подпирали плечами стенку с Ежовым. Сталин вошел в зал и сразу же направился к нам. Подошел, ткнул меня пальцем в плечо и спросил:

– Ваша фамилия?

– Товарищ Сталин, я всегда Хрущевым был.

– Нет, вы не Хрущев… – Он всегда резко так говорил. – Вы не Хрущев. – И назвал какую-то польскую фамилию.

– Что вы, товарищ Сталин, мать моя еще жива… Завод стоит, где я провел детство и работал… Моя родина Калиновка в Курской области… Проверить можно, кто я такой…

– Это говорит Ежов, – ответил Сталин.

Ежов стал отрицать. Сталин сейчас же в свидетели позвал Маленкова. Он сослался, что Маленков ему рассказал о подозрениях Ежова, что Хрущев не Хрущев, а поляк. Тот тоже стал отрицать. Вот такой оборот приняло дело, начали повсюду искать поляков. А если поляков не находили, то из русских делали поляков.

1 сентября. В Москве решили, что Красная Армия тоже должна начать военные действия по захвату территорий, которые, согласно договору от 23 августа, вошли в сферу влияния Советского Союза. Области Западной Украины, «входившие в состав польского государства, отходили к УССР, Западной Белоруссии – к БССР. Шла тогда речь и о судьбах Литвы, Латвии, Эстонии, Финляндии, но я сейчас говорю именно о поляках.

1 сентября с немецкого удара по Польше началась вторая мировая война. Мы подготовили свои военные силы на границе с Польшей, но они еще не были введены в дело. Я узнал от Сталина, что Гитлер через посла в Москве напоминал ему: «Что же вы ничего не предпринимаете, как мы условились?» Сталин отвечал, что мы еще не подготовились. Начали мы действовать 17 сентября. Командовал войсками в Западном походе Тимошенко. Я находился там же, в войсках. Наступавшей кавалерийской дивизией на Тарнополь командовал хороший генерал, я его фамилию не припомню, он потом отличился во время войны. Боевой был человек, сам из шахтеров. Ночью, перед началом боевых действий, он доложил мне, через сколько часов он окажется в Тарнополе. Так и получилось. Что касается военных действий, то я бы сказал, что так их можно называть лишь условно. Красная Армия двигалась, не встречая никакого сопротивления, даже от польских пограничников. Когда мы с Тимошенко вечером приехали в Тарнополь, наша кавалерия находилась уже там.

Впервые в жизни я оказался за границей. Народа на улицах не было видно, хотя в Тарнополе преобладали украинцы. Только у самой границы жили так называемые осадники – поляки, занимавшие места, откуда искусственно выселяли украинцев, чтобы освободить земли для осадников, то есть тех поляков, которые должны были являться как бы стражей на границе с УССР. К нашим войскам они не проявляли никакой враждебности: у тамошних поляков не встречалось фанатизма, и они не кидались в бой против советских людей.

На львовском направлении армией командовал генерал Голиков. Я поехал к нему. Свой полевой командный пункт Голиков разместил под скирдой соломы. Я подъехал к нему, он доложил мне, что послали командующего артиллерией Киевского военного округа генерала Яковлева для переговоров с немецким командованием по вопросу занятия нашими войсками Львова. Пал выбор на него, потому что он знал немецкий язык, не в совершенстве, но мог объясниться.

Хороший был генерал. Во время войны он занимался артиллерийским вооружением и хорошо работал. Правда, это его не спасло. Уже после войны Сталин его все-таки посадил в тюрьму.

Немцы и мы одновременно вплотную подошли к Львову. По договору Львов входил в нашу зону, отходил к Советскому Союзу. Однако немцы рвались туда, видимо, хотели пограбить.

Яковлев возвратился и доложил, что командование немецкой армии согласилось с нами, и мы можем занять Львов, а немцы же не будут вводить свои войска в город.

Мы заняли Львов и непосредственно соприкоснулись с польским населением. Население вокруг Львова было украинским, но во Львове в абсолютном большинстве жили поляки.

Бурное было время. Военные действия закончились. Правда, если говорить о советской стороне, то части нашей армии, собственно, военных действий там не вели. Мы вышли на границу, которая была определена по договоренности с немцами.

Если говорить об удовлетворении национальных чаяний украинской интеллигенции, то они видели границу еще западнее. Украинцы связывали понятие своей границы на западе Украины с «линией Керзона», а новая граница проходила восточнее ее.

Таким образом, обвинения Советского Союза, что он оккупировал территорию Польши, не совсем верны. Наши войска заняли территорию, которая исторически и по своему составу населения этнически относилась к Украине. Все сельское население за небольшим исключением было украинским.

Это было для меня самое лучшее и самое счастливое время. Мы праздновали воссоединение украинских и белорусских земель в едином Советском государстве. У людей было праздничное настроение, мы проводили совещания, конференции, съезды – развернулась бурная политическая деятельность. Большой был подъем на Украине и особенно торжественно восприняла воссоединение западных областей украинская интеллигенция.

В то время я, как секретарь Центрального Комитета КП(б)У, практически переселился во Львов и занимался работой в западных областях. В Киеве появлялся редко.

Мы пригласили представителей украинской интеллигенции, главным образом писателей, приехать во Львов, с тем чтобы наладить работу с интеллигенцией во Львове. Львов стал центром западных областей Украины, и все совещания по вновь присоединившимся областям Украины проводились во Львове. Во Львове осталось много польского населения и польской интеллигенции. В том числе та часть интеллигенции, которая под ударами немцев, отступая на восток, пришла во Львов. С отступавшими поляками пришла и Ванда Львовна Василевская[161].