Сергей Лазарев - Диагностика кармы. Опыт выживания. Часть 1

• Название: Диагностика кармы. Опыт выживания. Часть 1
• Автор: Сергей Лазарев
• Жанр: Эзотерика

«Человек – это не тело, не дух и даже не душа. Человек – это любовь». «Поскольку человек несовершенен, он обречен делать ошибки и преодолевать их через увеличение любви в душе. Любая ситуация подталкивает нас к любви и к Богу».

---

Захлестнула радостная волна, – почему? отчего? И откуда-то появились слова, и я начала повторять их искренне, от всей моей измученной души:

Господи, спасибо Тебе за то, что, пусть в такой страшный час, но я обрела Тебя и поверила в Тебя, и почувствовала любовь Твою! Спасибо Тебе, Господи! Спасибо Тебе, Господи! Спасибо Тебе, Господи!

Я шла домой спокойная, умиротворенная и уверенная в том, что вот теперь уж все и устроится. Я, правда, не знала, как. Но это уже и не моя забота, Богу виднее. Не буду же я Ему давать советы. Я небрежно кивнула бандитам у подъезда и так уверенно, вполоборота, сказала им: «Завтра!», что они, растерявшись от моего необоснованного хамства, так ничего и не ответили, а я уже важно удалилась в подъезд.

Муж и сын спали. Я попила чай на кухне и тоже собралась укладываться, когда раздался телефонный звонок.

– Слушай! – закричал прямо в ухо знакомый голос давнего друга. – Есть контракт на поставку водки, на два вагона, на реализацию. На полную. Берешь?

– Такого не бывает, – прошептала я одними губами, но меня услышали.

– Бывает!..

– Беру! – заорала я, разбудив не только домашних, но и весь подъезд. – Беру, Господи!

На том конце провода радостно гоготали.

– А когда это повторилось?

– Меня везли на кресле по коридорам областной больницы.

– Куда? – спросила одна медсестра другую. – Может, не в отдельную, может, в общую?

Я заволновалась.

Почему же в общую, если есть возможность в отдельную?

Сестры посмотрели на меня с таким искренним сочувствием, что я несказанно удивилась. Это уже потом я узнала, что в отдельную палату переводили умирающих, чтобы их не видели остальные.

– Врач сказала, в отдельную, – повторила медсестра.

Я успокоилась. А когда очутилась на кровати, ощутила полное умиротворение уже только от того, что я уже никому ничего не должна и вся ответственность моя сошла на нет. Я ощущала странную отстраненность от окружающего мира, и мне было абсолютно все равно, что в нем происходит. Меня ничто и никто не интересовал. Я обрела право на отдых. И это было хорошо. Я осталась наедине с собой, со своей душой, со своей жизнью. Только Я и Я. Ушли проблемы, ушли суета и важные вопросы. Вся эта беготня за сиюминутным казалась настолько мелкой по сравнению с Вечностью, с Жизнью и Смертью, с тем неизведанным, что ждет там, за небытием…

И тогда забурлила вокруг настоящая Жизнь! Оказывается, это так здорово: пение птиц по утрам, солнечный луч, ползущий по стене над кроватью, золотистые листья дерева, машущего мне в окно, глубинно-синее осеннее небо, шумы просыпающегося города – сигналы машин, цоканье спешащих каблучков по асфальту, шуршание падающих листьев… Господи, как замечательна Жизнь! А я только сейчас это поняла…

Ну и пусть, – сказала я себе. – Но ведь поняла же. И у тебя есть еще пара дней, чтобы насладиться ею и полюбить ее всем сердцем.

Охватившее меня ощущение свободы и счастья требовало выхода, и я обратилась к Богу, ведь Он был ко мне уже ближе всех.

Господи! – радовалась я. – Спасибо Тебе за то, что Ты дал мне возможность понять, как прекрасна Жизнь, и полюбить ее. Пусть перед смертью, но я узнала, как замечательно жить!

Меня заполняло состояние спокойного счастья, умиротворения, свободы и звенящей высоты одновременно. Мир звенел и переливался золотым светом Божественной Любви. Я ощущала эти мощные волны ее энергии. Казалось, Любовь стала плотной и, в то же время, мягкой и прозрачной, как океанская волна. Она заполнила все пространство вокруг, и даже воздух стал тяжелым и не сразу проходил в легкие, а втекал медленной пульсирующей струей. Мне казалось, что все, что я видела, заполнялось этим золотым светом и энергией. Я Любила. И это было подобно слиянию мощи органной музыки Баха и летящей ввысь мелодии скрипки.

Отдельная палата и диагноз «острый лейкоз 4-ой степени», а также признанное врачом необратимое состояние организма имели свои преимущества. К умирающим пускали всех и в любое время. Родным предложили вызывать близких на похороны, и ко мне потянулась прощаться вереница скорбящих родственников. Я понимала их трудности: о чем говорить с умирающим человеком? Который, тем более, об этом знает. Мне было смешно смотреть на их растерянные лица. Я радовалась: когда бы я еще увидела их всех? А больше всего на свете мне хотелось поделиться с ними любовью к Жизни – ну разве можно не быть счастливым просто оттого, что живешь? Я веселила родных и друзей как могла: рассказывала анекдоты, истории из жизни. Все, слава Богу, хохотали, и прощание проходило в атмосфере радости и довольства. Где-то на третий день мне надоело лежать, я начала гулять по палате, сидеть у окна. За сим занятием и застала меня врач, закатив истерику, что мне нельзя вставать.

Я искренне удивилась.

– Это что-то изменит?

– Нет, – теперь растерялась врач. – Но вы не можете ходить.

– Почему?

– У вас анализы трупа. Вы и жить не можете, а вы вставать начали.

Прошел отведенный мне максимум – четыре дня. Я не умирала, а с аппетитом лопала колбасу и бананы. Мне было хорошо. А врачу было плохо: она ничего не понимала. Анализы не менялись, кровь капала едва розоватого цвета, а я начала выходить в холл смотреть телевизор.

Врача было жалко. А Любовь требовала радости окружающих.

– Доктор, а какими вы хотели бы видеть эти анализы?

– Ну, хотя бы такими.

Она быстро написала мне на листочке какие-то буквы и цифры. Я ничего не поняла, но внимательно прочитала. Врач посмотрела на меня, что-то пробормотала и ушла.

В 9 утра она ворвалась ко мне в палату с криком:

– Как вы это делаете?

– Что я делаю?

– Анализы! Они такие, как я вам написала.

– А! Откуда я знаю? Да и какая, на фиг, разница?

Лафа кончилась. Меня перевели в общую палату. Родственники уже попрощались и ходить перестали.

В палате находились еще пять женщин. Они лежали, уткнувшись в стену, и мрачно, молча и активно умирали. Я выдержала три часа. Моя Любовь начала задыхаться. Надо было срочно что-то делать. Выкатив из-под кровати арбуз, я затащила его на стол, нарезала и громко сообщила:

– Арбуз снимает тошноту после химиотерапии.

По палате поплыл запах свежего снега. К столу неуверенно подтянулись остальные.

– И правда, снимает?

Угу, – со знанием дела подтвердила я, подумав: «А хрен его знает».

Арбуз сочно захрустел.

– И правда, прошло, – сказала та, что лежала у окна и ходила на костылях.

– И у меня. И у меня, – радостно подтвердили остальные.

– Вот, – удовлетворенно закивала я в ответ. – А вот случай у меня один раз был… А анекдот про это знаешь?

В два часа ночи в палату заглянула медсестра и возмутилась:

– Вы когда ржать перестанете? Вы же всему этажу спать не даете.

Через три дня врач нерешительно попросила меня:

– А вы не могли бы перейти в другую палату?

– Зачем?

В этой палате у всех улучшилось состояние. А в соседней много тяжелых.

– Нет! – закричали мои соседки. – Не отпустим.

Не отпустили. Только в нашу палату потянулись соседи – просто посидеть, поболтать, посмеяться. И я понимала, почему. Просто в нашей палате жила Любовь. Она окутывала каждого золотистой волной, и всем становилось уютно и спокойно.

Особенно мне нравилась девочка-башкирка лет шестнадцати в белом платочке, завязанном на затылке узелком. Торчащие в разные стороны концы платочка делали ее похожей на зайчонка. У нее был рак лимфоузлов, и мне казалось, что она не умеет улыбаться. А через неделю я увидела, какая у нее обаятельная и застенчивая улыбка. А когда она сказала, что лекарство начало действовать и она выздоравливает, мы устроили праздник, накрыв шикарный стол, который увенчивали бутылки с кумысом, от которого мы быстро забалдели, а потом перешли к танцам.

Пришедший на шум дежурный врач сначала ошалело смотрел на нас, а потом сказал:

– Я 30 лет здесь работаю, но такое вижу первый раз.

Развернулся и ушел. Мы долго смеялись, вспоминая выражение его лица. Было хорошо.

Я читала книжки, писала стихи, смотрела в окно, общалась с соседками, гуляла по коридору и так любила все, что видела: книгу, компот, соседку, машину во дворе за окном, старое дерево. Мне кололи витамины. Надо же было что-то колоть.