Александр Ивин - Философское исследование науки

• Название: Философское исследование науки
• Автор: Александр Ивин
• Жанр: Философия

В книге обсуждаются основные идеи и проблемы современной философии науки. Особое внимание уделяется развитию науки, анализу научного метода, описанию научных категорий, идеалов и норм науки, научному обоснованию и научной критике, ценностям в научном познании, операциям объяснения, предсказания и понимания. На материале наук о природе и наук о культуре анализируются такие понятия, как наука, паранаука и псевдонаука, научная теория, научный закон, причинность, истина, объективность и др. Подробно рассматриваются проблемы философии гуманитарных и социальных наук. Книга рассчитана на философов, ученых и всех тех, кто интересуется развитием науки, основными особенностями научного познания и ролью науки в современном обществе.

---

В истолковании историзма особую роль играет тот смысл, который придается понятию определенности одного времени другим. Определенность настоящего прошлым может интерпретироваться по меньшей мере трояко: как каузальная определенность (настоящее есть следствие, причина которого – прошлое), как определенность традицией и как определенность законами истории. Эти интерпретации могут комбинироваться, последняя из них получила название историцизма. Определенность настоящего будущим может означать телеологическую определенность (настоящее есть средство для достижения цели – будущего) или вызревание в настоящем предпосылок для будущего. Определенность будущего настоящим может пониматься как каузальная определенность или как подготовка в настоящем некоторых, не обязательно каузальных предпосылок для будущего. Наиболее сложно истолковать определенность прошлого настоящим: здесь не может идти речи о каузальной определенности, но можно говорить о телеологической определенности (ценности настоящего определяют, как должно истолковываться прошлое).

Представления историков о прошлом постоянно изменяются. Происходит это главным образом не из-за открытия новых фактов о прошлых событиях, а в силу изменения истолкования настоящего. Идея определенности не только будущего, но и прошлого настоящим начала складываться в конце XIX – начале XX в. Еще Ф. Шлейермахер, положивший начало современной герменевтике, требовал от историка встать на позицию того исторического персонажа, действия которого описываются, и понять его лучше, чем он сам понимал себя. При этом предполагалось, что современный интерпретатор, смотрящий в прошлое из своего специфического настоящего, способен выйти из своего «теперь» и полностью идентифицироваться с прошлым. Но уже у О. Шпенглера разные культуры не являются проницаемыми друг для друга, так что человек более поздней культуры не способен адекватно представить себя индивидом ушедшей в прошлое культуры и не может вполне понять строй мыслей и образ действий последнего. Настоящее, границы которого совпадают с границами культуры, предопределяет невозможность адекватного познания прошлого.

С особой силой подчеркнул историчность бытия человека, его погруженность в настоящее и зависимость не только будущего, но и прошлого от настоящего экзистенциализм. Невозможно подняться над историей, чтобы рассматривать прошлое «беспристрастно». Объективность исторична, и она прямо связана с той позицией в истории, с которой исследователь пытается воссоздать прошлое. «Мы ведь тоже вынуждены видеть и истолковывать прежнее мышление из горизонта определенного, т. е. нашего мышления… Мы не можем выйти из нашей истории и из нашего “времени” и рассмотреть само по себе прошлое с абсолютной позиции, как бы помимо всякой определенной и поэтому обязательно односторонней оптики… Вопрос об истинности данного “образа истории” заходит дальше, чем проблема исторической корректности и аккуратности в использовании и применении источников. Он соприкасается с вопросом об истине нашего местоположения в истории и заложенного в нем отношения к ее событиям”[58]. Хайдеггер почти с той же силой, что и Шпенглер, настаивает на взаимной непроницаемости и принципиальной необъяснимости культур. Единственным приближением к чужой культуре ему представляется самостоятельное, т. е. достигаемое внутри собственной живой истории и каждый раз заново, ее осмысление. Позиция самостоятельного мыслителя, какая бы она ни была, будет уникальной и вместе с тем окончательной полноценной интерпретацией истории.

О роли настоящего в историческом исследовании Р. Дж. Коллингвуд пишет, что «каждое настоящее располагает собственным прошлым, и любая реконструкция в воображении прошлого нацелена на реконструкцию прошлого этого настоящего… В принципе целью любого такого акта является использование всей совокупности воспринимаемого “здесь и теперь” в качестве исходного материала для построения логического вывода об историческом прошлом, развитие которого и привело к его возникновению»[59]. По Коллингвуду, эта цель никогда не может быть достигнута: настоящее не может быть воспринято и тем более объяснено во всей его целостности, а бесконечное по материалу прошлое никогда не может быть схвачено целиком. Желание понять полное прошлое, исходя из полного настоящего, не реализуемо на практике, что делает историю «стремлением к нравственному идеалу, поиску счастья».

Основной парадокс нашей истории состоит в том, что она, с одной стороны, ничему не учит (точнее, стремится не учить современников), а с другой, представляет интерес главным образом постольку, поскольку позволяет яснее понять настоящее и отчетливее представить будущее. Занимаясь прошлым и только прошлым, историк не делает прогнозов и не заглядывает в будущее. Вместе с тем он осознает, что истории, написанной с вневременной или надвременной позиции, не существует и с изменением настоящего изменится и определяемая им перспектива видения прошлого, так что потребуется новая, отвечающая новому настоящему трактовка истории. Решение парадокса – в постоянном переписывании истории, хотя прошлое, как таковое, может считаться историками неизменным.

Особенно тяготеют к переистолкованию прошлого в свете все нового настоящего так называемые коллективистические, или закрытые, общества (средневековое, умеренно-коллективистическое общество, тоталитарные режимы индустриального общества и др.). В частности, тоталитарное общество не отделяет прошлое от настоящего и будущего и истолковывает прошлое как обоснование и оправдание настоящего. Это означает, что с изменением настоящего должно неминуемо меняться и пошлое. Отсюда постоянное переписывание истории, так хорошо изображенное Дж. Оруэллом, главный герой которого работает в министерстве правды, занятом, в частности, и этим делом[60].

Своеобразную трактовку историзма давали представители Баденской школы неокантианства В. Виндельбанд и Г. Риккерт. Они различали генерализирующие, ориентирующиеся на формулировку научных законов номотетические науки (науки о природе) и идивидуализирующие, описывающие единичное и не повторяющееся идиографические науки (науки о культуре). Если наука о культуре, например, история, использует главным образом методы наук о природе, она впадает в натурализм и истолковывает культуру по чуждому ей образцу – образцу природы. Если же наука о культуре вообще не прибегает к методу наук о природе и не использует его даже в качестве второстепенного, она впадает в другую крайность – в релятивизм, или историзм, и представляет явления культуры как просто следующие друг за другом, но внутренне не связанные между собой. Эту трактовку историзма позднее поддерживал М. Хайдеггер.

Историзм в истолковании Виндельбанда и Риккерта представляет собой отказ от идеи, что прошлое определяет настоящее, а настоящее, в свою очередь, задает ту оптику, в которой только и возможно видение прошлого и его цельности и внутренней связности. Историзм как отрицание двусторонней связи между прошлым и настоящим действительно лишает историческое видение всякой перспективы и, значит, системы. Он дает «историю без истории» (М. Хайдеггер), поскольку выбор из бесконечного множества прошлых событий становится хаотичным и произвольным. Истолкование историзма как релятивизма и оппозиции (методологического) натурализма идет, однако, вразрез с традицией, согласно которой историзм есть определенность одного времени другим, а не отказ от такой определенности.

§ 8. Модальные категории

К модальным категориям, или модальностям, относятся понятия, с помощью которых с той или иной позиции конкретизируется характер связей и отношений объектов. Модальная конкретизация осуществляется чаще всего путем использования понятий «необходимо», «возможно», «доказуемо», «опровержимо», «обязательно», «разрешено», «хорошо», «плохо».

Наиболее употребительными являются следующие группы модальных категорий:

• логические модальности; они подразделяются на абсолютные: «логически необходимо», «логически случайно», «логически возможно», «логически невозможно» и сравнительные: «логически влечет», «есть логическое следствие»;

• онтологические, или каузальные, модальности, включающие абсолютные модальные понятия: «необходимо», «случайно», «невозможно», «возможно» и сравнительные модальные понятия: «есть причина», «есть следствие», «не является ни причиной, ни следствием»;

• теоретико-познавательные, или эпистемические, модальности, подразделяемые на модальные понятия, относящиеся к знанию: «доказуемо», «опровержимо», «неразрешимо»; модальные понятия, относящиеся к убеждению: «убежден», «сомневается», «отвергает», «допускает» и модальные понятия, связанные с истинностной характеристикой и включающие абсолютные модальные понятия: «истинно», «ложно», «неопределенно» и сравнительные модальные понятия: «вероятнее», «менее вероятно», «равновероятно»);