А. Давыдов - Анархизм: история и ментальность русского бунта

• Название: Анархизм: история и ментальность русского бунта
• Автор: А. Давыдов
• Жанр: История

В России распространён миф о бунтарском духе русского народа, прежде всего крестьянства. Именно миф, никаких исследований бунтарства народа не проводилось. В работе прослеживается зарождение, развитие и ментальность русского анархизма как наиболее наглядного проявления бунтарского духа любого народа. Анархизм вечен, он существует столько же, сколько и государство. Поэтому он может помочь понять особенности государства. Анархизм внешне привлекателен, но всегда проигрывает государству. Почему?

---

Подчеркнём, что Кропоткин даже не отвергал значение управленческого труда, которым занимались в числе прочих «Ротшильды», он его просто не замечал, не видел его значения. Как и более чем преувеличивал степень сознательности рабочих и крестьян в случае передачи в их собственность и распоряжение орудий производства.

В деле экспроприации Кропоткину было «всё просто и понятно»: «Экспроприировать – взять назад в руки общества – нужно всё то, что даёт возможность кому бы то ни было – банкиру, промышленнику или землевладельцу – присваивать себе чужой труд». Его не пугало предупреждение даже сочувствующих анархическим идеям людей: человечество не меняется в один день, поэтому не следует торопиться и заходить слишком далеко с планами экспроприации и анархии. Теоретика анархизма страшило совсем другое – что экспроприация произойдёт в слишком незначительных размерах, остановится на полпути и революционный порыв разменяется на мелочи, на полумеры. Это своё опасение он связывал с тем, что в обществе всё взаимосвязано и частичная экспроприация может привести к дезорганизации производства и обмена, к сохранению массы тунеядцев и посредников, живущих за счёт чужого труда, т.е. собственников фабрик и заводов, землевладельцев, банкиров, торговцев.

Кропоткин выдвигал также требование экспроприации предметов потребления. Он обосновывал это прежде всего тем, что для «производителя», т.е. рабочего и крестьянина, жильё, пища, одежда являются такими же орудиями производства, как и машины, сырьё и прочее. Анархист верил, что народ понимает революцию именно так и как только ему удастся свергнуть правительства, «он прежде всего постарается обеспечить себе здоровое помещение, достаточное питание и достаточную одежду, не платя никому никакой дани».

Привлекает к себе внимание задача, которую ставил Кропоткин перед экономической наукой в анархическом обществе, задача, не решённая экономистами всех направлений и до настоящего времени: «Изучение потребностей человечества и средств к их удовлетворению без лишней траты сил».87

Кропоткин был уверен, что настоящая социальная революция должна отличаться от предыдущих революций не только своими целями.

Основной недостаток трёх революций во Франции (1793, 1848 и 1871 годов) он видел в том, что народ героически боролся за свержение старого режима, но затем отступал на задний план. А новые правительства из более или менее честных людей занимались прежде всего вопросами политическими – организацией республики (1793), организацией труда (1848), свободной коммуны (1871). А народ голодал. Голодал, потому что в это время приостанавливалась работа, торговля прекращалась, капиталы скрывались и в результате рабочему приходилось труднее, чем при старых порядках.88

И теоретик анархизма провозглашал принципиально важную для него как анархиста задачу: «революция должна и может обеспечить каждому помещение, одежду и хлеб».89

При этом Кропоткин категорически отвергал в качестве способов немедленного решения этой задачи создание «национальных мастерских» или организацию «общественных работ» для безработных, как это было в прежние революции.

На самом деле, для практического решения задачи немедленного обеспечения всех и всем необходимо, по мнению анархиста, чтобы «народ немедленно же завладел всеми продуктами, имеющимися в тех местностях, где вспыхнула революция, составил им опись и чтобы он устроился так, чтобы ничего не пропадало даром, но чтобы все могли воспользоваться имеющимися накопленными продуктами и таким образом пережить критический период» (этого должно было хватить на несколько месяцев). Необходимо также, продолжал он, обеспечить фабричных рабочих сырьём и направить работу на производство предметов, необходимых крестьянам, вместо производства предметов роскоши для богачей. И, наконец, нужно сделать годными для обработки неиспользуемые земли и улучшить уже используемые.

В результате социальная революция окажет человечеству самую большую услугу, которую только можно оказать, – создаст «такое положение вещей, где всякая форма наёмного труда станет невозможной и неосуществимой и где единственным подходящим решением вопроса явится коммунизм, т.е. именно отсутствие наёмного труда».90

Чем обосновывал Кропоткин возможность немедленного перехода к коммунизму и того, что экспроприация средств производства и предметов потребления (особенно) не превратится в неприкрытый грабёж на основе права сильного, что производство не остановится после его обобществления, крестьяне не передерутся из-за лучших земель при отсутствии каких-либо государственных институтов и законов? Верой и только верой. Верой в успешное распространение идеи анархического коммунизма ещё до революции, верой, что эта идея подсказана самим народом, т.е. отражает его умонастроение, его сущность.

И тогда, был уверен светоч анархизма, признаваемый выдающимся учёным умом и в настоящее время: «Если же (выделено авт. – В.Б) коммунистическое влияние окажется достаточно сильным, дела примут совершенно иной оборот. Вместо того, чтобы грабить булочные, а на другой день опять голодать, восставший народ возьмёт в свои руки хлебные склады, бойни, магазины съестных припасов – одним словом, все имеющиеся в наличности пищевые запасы».

Среди проникнутого «коммунистическим влиянием» народа: «Сейчас же найдутся добровольцы, мужчины и женщины, чтобы составить опись, инвентарь всего находящегося в магазинах и хлебных складах, и через двадцать четыре часа восставшая коммуна будет знать то, чего Париж не знает до сих пор, несмотря на все статистические комитеты, и чего он никогда не мог узнать во время осады, а именно – сколько в нём находится съестных припасов. А через сорок восемь часов уже будут изданы в миллионах экземплярах точные списки всех имеющихся продуктов, указаны места, где они находятся, и способы их распределения.

В каждой группе домов, в каждой улице, в каждом квартале организуются группы добровольцев для заведования съестными припасами; и они, конечно, сумеют столковаться между собою и сообщить друг другу о результатах своей работы».91

И далее Кропоткин на примере рабочих стачек и Парижской Коммуны, устройства крестьянских общин, организации коммунальных служб в городах, проявлений милосердия и т. д. пытался доказать, что народ, особенно если над ним не будет чиновников, при распределении продуктов будет руководствоваться «самым простым чувством справедливости».92

Как любой человек с фанатическим типом сознания (а все революционеры принадлежат к этому типу, иначе они не революционеры), Кропоткин видел только то, что хотел видеть. Он не хотел замечать и не замечал случаев грабежей, разгула преступности в период революций, активного участия в них разного рода люмпенов, которые никуда не исчезнут при любой революции, даже самой социальной, анархической и коммунистической и которым нет никакого дела до высоких идеалов анархического коммунизма и у которых нет даже «простого чувства справедливости». И что делать с преступниками, распоясавшимися люмпенами? Государства нет, полицию прогнали.

Кропоткин не хотел даже знать, почему на самом деле существует поземельная крестьянская община в России с её уравнительными переделами пашни и коллективным использованием прочих сельскохозяйственных угодий. Как и все русские народники, он был уверен в проявлении в этом коммунистических инстинктов русских крестьян (а Кропоткин – и не только русских), а не реальных проблем крестьянской жизни, связанных прежде всего с крепостным правом, ограничением миграции на свободные земли, круговой порукой при несении государственных и помещичьих повинностей.

Кропоткин предусматривал такой ход событий, когда социальная революция произойдёт не сразу во всех странах и, более того, что так и будет. Он поднимал вопрос о снабжении населения в случае нарушения обмена внутри и между странами и возникновения недостатка продовольствия в восставших городах.

Для восстановления снабжения продовольствием города крестьянами Кропоткин предлагал то, что большевики в годы политики «военного коммунизма» называли прямым продуктообменом. Рабочие должны предлагать крестьянам не пустые бумажки-ассигнации, а орудия труда, одежду, лампы и керосин, т.е. предметы, в которых земледельцы нуждаются. С этой целью город должен взяться «тотчас же за производство того, что необходимо крестьянину», вместо выпуска разных безделушек.

Анархист фантазировал: «Пусть город пошлёт в деревню не комиссара, опоясанного красным или разноцветным шарфом, с приказом везти припасы в такое-то место, а пусть пошлёт туда друзей, братьев, которые скажут крестьянам: „Привозите нам свои продукты и берите из наших складов всё что хотите“. Тогда жизненные припасы будут стекаться в город со всех сторон. Крестьянин оставит себе то, что ему нужно для собственного существования, а остальное отошлёт городским рабочим, в которых он – в первый раз во всей истории – увидит не эксплоататоров, а братьев».93