Михаил Эфросман - Метроном

• Название: Метроном
• Автор: Михаил Эфросман
• Жанр: Поэзия
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-7949-0569-4

В сборнике московского автора Михаила Эфросмана, строки об ускользающем времени и будничном пейзаже. О том, как жизнь постоянно меняет оттенки, но оставляет человеку интонацию.

---

Михаил Эфросман Метроном

© Московская городская организация Союза писателей России, 2016

© Союз писателей-переводчиков, 2016

© НП «Литературная республика», 2016

© Эфросман М., 2016

«Спасибо, не видеоряду…»

Спасибо, не видеоряду,
А радиомаяку:
За вальсы и серенады,
Которых без не могу.

Спасибо, долькам винила,
Которые только на «моно»
Озвучивают, что было
С нами до таксофонов.

«Там – магистраль. А тут – узкоколейка…»

Там – магистраль. А тут – узкоколейка.
Качается вагон. Пьёт пиво пассажир.
От сквозняка спасает телогрейка,
Немаркая, как близлежащий мир.

За стёклами плацкарта дождь осенний,
Платформы, крупноблочные дома.
Жизнь коротка на душу населенья,
Но сводит протяжённостью с ума.

Молитва

И в преклонных летах,
Дай бог, в общих чертах —
Видеть и понимать не устану.

Дотяну, доживу.
Может быть, наяву
Дочку сына застану.

«Созрел, конечно, абрикос…»

Созрел, конечно, абрикос
Опять за морем синим.
Там в небесах полно стрекоз,
Тут на окошках иней.

Смотрю, как в детстве, сквозь стекло
В оттаявший квадрат.
А в том, что время истекло,
Стекольщик виноват.

«По переулку Старопанскому…»

По переулку Старопанскому
Я шёл с бутылкою шампанского.
Без дамы сердца, но зато
В хорошее одет пальто.
В пальто из кашемира,
Чтобы не мёрзла лира.

Двадцать пять лет спустя

Не в кашемировом пальто,
Но в новой курточке зато —
Скольжу по Старопанскому,
Как пробка от шампанского.

Ветеранский блюз

На вешалке китель,
Учётное дело на полке.
Уже не участник, а зритель,
В спектакле не видящий толку.

Уже не ведущий, и даже
Никем не ведомый.
С таким выдающимся стажем —
По будним дням дома.

На плечиках китель,
В архиве учётное дело.
На фото тех лет посмотрите,
На черное с белым.

Прохладный мотив

Там станет легче. Там, на небесах,
Не надо будет думать в часах
На ремешке, о свитерке турецком
Без рукавов и ворота. Но там
Не будет стекол и оконных рам,
И даже скорлупы орехов грецких.

Цитата

Печальная синица
Беспечному щеглу
Сказала: «Чечевица
Нас выучила злу».

Не низко, не высоко —
Кружим, а не парим:
Без восьмистиший Блока
И сказок братьев Гримм.

«Мне хорошо там, где тепло со мной…»

Мне хорошо там, где тепло со мной.
Не пасмурно и не дождливо.
По будням выпадает выходной,
И лещ случается под пиво.

Но, если даже ничего
Из перечисленного выше:
Мне хорошо лишь от того,
Что сочиню, а ты услышишь.

«От вчерашнего успеха…»

От вчерашнего успеха
На глазах остались слёзы.
Проза рифме не помеха,
Не опора, не глюкоза.

Скрепок без – листы на ветер.
Пропадает жизни труд.
Хорошо, что наши дети
Нас переживут.

«Конечно, можно из-под палки…»

Конечно, можно из-под палки
Учить и гаммы, и латынь.
Но без садовника фиалки
Небес перенимают синь.

«Все труднее объясниться…»

Все труднее объясниться
С теми, с кем накоротке.
Даже птица держит птицу
На коротком поводке.

«Выводятся плохо…»

Выводятся плохо
Синильные пятна.
Но вспомнят эпоху
По ним, вероятно.

«С такою унылою рожей…»

С такою унылою рожей
Не надо спешить на фуршет.
Мы водку глушить ещё можем,
А жить во хмелю уже нет.

«Ушла поэзия из прозы…»

Ушла поэзия из прозы,
Но вышел боком тот уход.
«Как хороши, как свежи были розы…»,
Которые не покупал народ.

«На плаще нарядный кант…»

На плаще нарядный кант.
Жаль, что плащ давно не впору.
Надзирателя талант
Не проклюнется у вора.

«И в глаза, и за глаза…»

И в глаза, и за глаза —
Говорятся комплименты.
Терпеливая гюрза
Ждёт удачного момента.

«Другой, слава богу…»

Другой, слава богу,
Парадный напишет портрет.
Художников много,
Натурщиков нет.

«В первом чтении все сходит с рук…»

В первом чтении все сходит с рук:
Опечатки, пробелы, помарки.
А почтмейстер небесный, скрывая испуг,
Гасит дни, как почтовые марки.

«Это – город мой щербатый…»

Это – город мой щербатый,
Часто пьяный в лоскуты.
Тут и статуя с лопатой,
И невеста без фаты.

Всех транзитов перекресток.
Вот с гитарою подросток,
И без трости кавалер.

Прямиком через разбитый,
Как балкон плющом увитый,
Неплодоносящий сквер.

Это город мой субтильный,
Обихоженный посильно.
И, наверно, оттого
Угощает впрок конфеткой,
Опекает медной сеткой,
Не прощает ничего.

«Никакой я не ученый…»

Никакой я не ученый,
И, отнюдь, не увлеченный.
Просто верченый, крученый
Вечным комплексом стыда.

Никакая не изнанка.
Просто для окурков банка,
Жестяная, на клеенке,
На виду и навсегда.

Снег в апреле

Мне жалко себя,
Уходящего в сумрак аллеи.
Вот-вот и я точкой невидимой стану,
Невидимой точкой,
Почти незаметной для глаза.
Тут больше меня не увидят ни разу,
Не вспомнят.
Как шел человек по аллее,
И сумрака обруч его сделал точкой,
Малюсенькой точкой,
Почти незаметной для глаза.

Жалею себя.
Снежок я апрельский жалею.
Он снегом не станет
Нигде и ни разу.

«Ах, как много людей непривычных…»

Ах, как много людей непривычных
Среди серых ландшафтов столичных,
Среди наших толкований и смут
И молчания долгого пут.

Их не меньше среди разговоров,
Монологов и скучных бесед.
Словно в самом конце коридора
Прорастает тихонечко свет.

«Прохожий на углу…»

Прохожий на углу
Вдруг попросил огня.
Зачем-то пояснил:
«Сломалась зажигалка».

Заемного огня
Найдется у меня.
Заемного огня
Ни для кого не жалко.

«Дитя коммунальных строений…»

Дитя коммунальных строений,
На десять соседей всего.
Арбата вчерашнего тени
Ей явятся из ничего.

В Калошин свернет переулок, —
Два дома и неба просвет —
Подумает: «Вот закоулок».
Подумает: «Лучшего нет».

Тут день бесконечно тянулся,
Похожий на явь и на сон.
Какой человек приглянулся,
И платья весенний фасон.

Витрина, как зеркало светит,
Вдоль легкий скользит силуэт.
Дождь в темную крапинку метит
Асфальтовый грубый паркет.

На десять семей квартира,
В четыре конфорки быт,
Но были у этого мира
И счастье, и пафос, и стыд.

«Утром птичка-невеличка…»

Утром птичка-невеличка
Постучалась вдруг в окно.
И отдернула жиличка
На окошке полотно.

«Здравствуй, птичка-невеличка,
Добрый друг и добрый знак!» —
Так подумала жиличка,
Загадала она так.

Той жиличке невезучей
Очень кстати был как раз
Этот драгоценный случай
В этот одинокий час.

«Все завершается началом…»

Все завершается началом,
Обратным повтореньем линий.
Так в снеге грязновато-талом
Чудесный умирает иней.
Так старятся и доживают.
Подчас угрюмо, безотрадно.
И этим, словно уступают
Другим, печально и нескладно.

Все завершается началом —
Истоком новых поколений.
И вечно в обреченном, талом
Сияет чей-то юный гений.

В метро

И были сказаны слова,
И было вымолвлено нечто,
Но а теперь – все трын-трава,
Все трын-трава ему, конечно.

Куда неведомо вагон
Везет его под оным градом.
И видит он, наверно, сон
О том, что нам и знать не надо.

Гравюра

Этот легонький возок,
Как пушинка на дороге.
А точнее над дорогой.
Так разбег его высок.

Но не страшен потому,
Что стремительные оси,
Не увозят, а уносят
В даль, невидную уму.

«Не в дозоре, не на “стреме”…»

Не в дозоре, не на «стреме»
В пионерском лишь строю.
Настоялся, выстоял, втянулся.
Оглянулся: строя нет,
Горн играет менуэт.
Я с утра с ханыгами трою.

Бывший пионервожатый
Наливает мне портвейн,
Бывший «опер», сильно датый,
Говорит про реку Рейн.

Про несметные запасы ихних руд,
И о том, что он нам брат теперь —
Не Брут.
Я, конечно, верю дяде.
Сомневаться – чего ради?
Строй рассыпался,
Горнист трубит отбой.

Мы допьем, сдадим посуду.
Пивом разбавлять не буду.
В этом остаюсь самим собой.

«Ах, до чего некстати…»