Инга Михайловская - Суды и судьи: независимость и управляемость

• Название: Суды и судьи: независимость и управляемость
• Автор: Инга Михайловская
• Жанр: Юриспруденция

В работе рассматривается сущность и социальное значение принципа независимости суда. Представлена классификация факторов, влияющих на реализацию этого принципа: законодательных, управленческих, социально-психологических и личностных. При этом подчеркнуто значение управленческих процессов, протекающих внутри судебной системы, их влияние на служебную карьеру судей, а следовательно, и на функционирование всей судебной системы. Значительное внимание уделено личностным и социально-психологическим факторам судейской независимости. Для научных сотрудников, юристов-практиков, аспирантов и студентов юридических вузов и факультетов, а также всех, кто интересуется реальными условиями функционирования судебных органов.

---

И.Б. Михайловская Суды и судьи: независимость и управляемость Монография

[битая ссылка] [email protected]

Глава 1 Принцип независимости суда и факторы, влияющие на его реализацию

§ 1. Независимость суда: сущность и значение

Независимый суд, беспристрастно выносящий справедливые решения, – это тот общественный идеал, который, по крайней мере в современный период истории, вряд ли кем-либо открыто оспаривается. Проблемы возникают в связи с претворением этого идеала в жизнь, в процессе которого отчетливо проявляются различия в содержательном толковании самих понятий «независимость», «беспристрастность», «справедливость». Кроме того, наша отечественная история свидетельствует о том, что и в советский период, когда на теоретическом и законодательном уровне не признавался принцип разделения властей, а на практическом вся государственная власть была сосредоточена в структурах КПСС, независимость суда тем не менее провозглашалась в качестве конституционного принципа.

Так, в Конституции СССР 1936 г. ст. 112 гласила: «Судьи независимы и подчиняются только закону». В Конституции 1977 г. независимыми и подчиняющимися только закону признавались как судьи, так и народные заседатели (ст. 155). Признание хотя бы на декларативном уровне независимости суда является отражением достаточно устоявшихся и в достаточной степени укоренившихся в общественном сознании представлений, согласно которым законодатели должны быть выразителями воли народа, чиновники – исполнителями этой воли, а судьи – беспристрастными арбитрами между сторонами правового конфликта.

Следует подчеркнуть, что законодательное признание независимости суда одной из высших социальных ценностей не зависит от существующих реалий, которые могут в большей или меньшей степени свидетельствовать об обратном.

Конституционное провозглашение принципа независимости суда содействует повышению престижа всей государственной власти, а при демократическом устройстве последней создает правовую основу для отстаивания этого принципа.

Проблема воплощения идеала – независимого суда – ставит задачу разрешения ряда противоречий. Во-первых, это в определенном смысле двойственность целей судебной системы. С одной стороны, ее исправное функционирование укрепляет государственную власть, а с другой – она призвана эту власть ограничивать, охранять права и свободы граждан от любых посягательств, в том числе и со стороны государственных органов. В силу этого при решении вопросов, связанных с организацией и функционированием судебной системы, статусом судьи и т. п., всегда приходится определять приоритетность той или иной цели. При этом ни та, ни другая цель не может быть полностью или в значительной мере игнорироваться. Последнее объясняется следующими обстоятельствами. Во-первых, являясь частью государственного механизма и вынося свои решения от имени государства, суд ограничен рамками действующего законодательства, а во-вторых, судебная политика лишь в течение достаточно короткого периода времени может находиться в противоречии с политикой других ветвей власти1. Возникшее противоречие разрешается или, по крайней мере, сглаживается способом, отражающим соотношение социальных сил в обществе2.

С другой стороны, если суд будет простым «оформителем» интересов государственных органов, то он окажется не в состоянии играть роль арбитра возникающих конфликтов, в силу чего способы их разрешения выйдут за пределы правовой сферы. Такая ситуация не только ставит под угрозу нормальное существование каждого человека в отдельности и общества в целом, но и лишает государственную власть основы стабильного функционирования, сокращает возможности целенаправленного воздействия на социальную жизнь, порождает неподконтрольный государству теневой механизм использования принуждения.

Сосуществование у суда качеств органа государственной власти и арбитра, разрешающего конфликты, одной из сторон которых является та же самая государственная власть, делает явно недостаточным простое декларирование его независимости даже на уровне конституционного принципа.

Необходимым, но не достаточным условием претворения принципа независимости суда в реальность социальной жизни является признание судебной системы самостоятельной судебной властью.

Нельзя не отметить при этом, что решение вопроса о наличии или отсутствии в конкретном государстве судебной власти затрудняется необходимостью избежать ее отождествления с судебной системой. Дело в том, что на эмпирическом уровне в государственно организованном обществе судебная власть предстает в виде системы органов (должностных лиц), осуществляющих разрешение юридически значимых споров (т. е. тех споров, которые могут быть разрешены на основе государственно признаваемых правил) и официально санкционирующих применение государственного насилия.

Такого рода органы (должностные лица) существовали и существуют в любой из форм организации государственной власти. Поэтому само по себе наличие судов, а также тех или иных правил разрешения возникающих в обществе конфликтов еще не свидетельствует о наличии феномена судебной власти. Другими словами, система судебных органов и судебная власть – понятия не тождественные. Судебная власть не может существовать без судебной системы. Однако наличие системы судебных органов еще не говорит, что в данном государстве есть судебная власть. Внешнее сходство этих социальных феноменов усиливается тем обстоятельством, что и при наличии и при отсутствии этой ветви власти решения судов носят обязательный характер и их исполнение обеспечивается всей мощью государственной машины.

Существования судов достаточно для организационно-правового разграничения функций между государственными органами, но само по себе оно не способно предотвратить произвол государства, служить ограничителем его власти, быть эффективным компонентом системы сдержек и противовесов, ради которой и действует принцип разделения властей.

Система судебных органов приобретает качество судебной власти при наличии целого ряда условий, относящихся к компетенции суда, организации судебной системы, статусу судьи.

Социальная ценность независимого суда возрастала, по крайней мере на уровне государственно-правовой идеологии, одновременно с трансформацией самой теории разделения властей. Следует подчеркнуть, что данная теория возникла как стремление к такому государственному устройству, которое сводило бы к минимуму опасность тирании и произвола.

Упрощенным идеалом подобного устройства власти считалось такое, при котором легитимный законодатель, отражая волю большинства народа, принимает законы, исполнительная власть точно и неуклонно проводит их в жизнь, а суды разрешают конфликты, строго следуя предписаниям законодателя. Антитезой тирании является свобода. Монтескье считал свободой «право делать все, что позволено законами, и если бы гражданин мог делать то, что этими законами запрещается, то у него не было бы свободы, так как то же самое могли бы делать и прочие граждане»3. Но уже менее века спустя после выхода в свет трактата «О духе законов» его соотечественник Бенжамен Констан критиковал этот тезис Монтескье, поскольку он «не объясняет нам того, что именно законы вправе дозволять и чего они не имеют права воспрещать. А между тем в этом и состоит свобода. Она есть не что иное, как то, что человек имеет право делать и чего не имеет права ему запрещать»4.

Здесь надо отметить одно обстоятельство. Хотя Монтескье признавал самостоятельность судебной власти, он считал ее не более, чем «устами закона». В начале ХХ в. известный российский юрист В. Гессен, сторонник принципа разделения властей, отмечал, что реализация этого принципа предполагает, «с одной стороны, господство законодательной власти и, с другой – подзаконность властей правительственной и судебной»5.

Но если может быть принят любой по содержанию закон, а суд обязан им руководствоваться, то отсутствует противовес законодательной власти. А если действия и решения органов исполнительной власти могут быть обжалованы только в вышестоящие ведомства, то отсутствует механизм внешних сдержек, что создает опасность произвола.

Невозможность какого-либо реагирования суда на решения законодательной власти, за исключением их точного и неуклонного исполнения, была с готовностью воспринята «социалистической» марксистско-ленинской теорией государства и права. «Марксизм, – писал Л. Спиридонов, – например, учит, что право (норма) есть возведенная в закон (т. е. ставшая государственной) воля господствующего класса, определяемая материальными условиями его жизни… О полном произволе государства при формулировании юридических норм не говорил, пожалуй, никто»6.