Александр Ступников - Сдохни, но живи…

• Название: Сдохни, но живи…
• Автор: Александр Ступников
• Жанр: Русское современное

Человек – это то, что с ним происходит. Или не происходит… Записки репортера. Из жизни, работы и встреч в разных странах мира

---

Одиночество бывает только среди людей. В тундре его не знают. В тундре вокруг снег, южнее кустарник и пролески, холод, зайцы, олени, собаки, волки. Надо доставать и готовить еду. Принимать окружающее, как оно есть и преодолевать, если надо. Как часть этого мира, не более. Человеку из чума есть о чем и о ком задумываться в глубину. Но снега, животных, духов, неба. Кроме себя, такого же. Обычного и понятного. Значит живого. Что еще надо?

– Будем снимать? – спросил оператор, прижимая сумку с камерой к себе, к теплу. Он беспокоился, опытный, что поземка сорвется в метель и «борт» не сможет забрать нас обратно. А мы застрянем, беззащитные перед снежной стеной вокруг на день – два. Бессмысленно.

– Надо бы, – отозвался я, отрезая на закуску очередной кусок мороженного хариуса. Пресного, но мясистого, как тоска. И пойманного подо льдом какого-то невидимого постороннему глазу присыпанного снегом озера, может и недалеко. С вяленой олениной, под спирт, в меру, он скатывался в глотку сам, неразжеванный.

– Давай еще немного, – уже подливал в кружки захмелевший пастух. Он же охотник. А другой нарезал примерзлый, привезенный нами хлеб большими ломтями. Пока он не рассыпался от мороза.

Женщина поднесла ледяной, ударившей по зубам, воды для моей «запивки» и уселась у закоптелой небольшой печки. Она смотрела на нас с молчаливой радостью и спокойствием, похожим на равнодушие. Как смотрят на понравившуюся картину в галерее. Ей было красиво. Все притаились повернувшись ко мне, ожидая.

Я глянул на оленеводов с их простыми, рано морщинистыми и плоскими, как Земля, лицами. Открытыми и простыми, словно тундра. И жизнь. Если её не закручивать, внутри, в метель и не слушать никого со стороны. Даже метеорологов. Небо, звезды и животные сами подскажут, что будет потом. Надо просто видеть и их читать. Не додумывая за них своё, глупое. Этого достаточно.

– Так будем снимать? – повторил оператор. Его лицо уже раскраснелось и с пылу с жару он уже рвался на простор. Отстреляться – и домой. Прогретый морозный дым валил из наших ртов, словно из пасти оленей, застоявшихся на житейском ветру.

Я спохватился, поднял кружку и пробежался по лицам, от оленеводов до оператора – Будем!

Мужчины, присоединяясь, облегченно выдохнули, нетерпеливые. Перед бесцветной на вид, но огненной водой. Горячей, словно желание чувствовать себя живым, отпустившем. И потому приподнятым. – Будем!

А за их спинами, у печки, утирая сопли, восхищенно смотрела на меня очумелая хозяйка.

Гостеприимство

Один человек мне сказал, что рад гостям в своем городе.

И я вдруг почувствовал, насколько трудно жить без пистолета.

Мы оба стояли в дверях моего номера центральной гостиницы провинциального российского города. На втором этаже вдоль длинного и довольно сумрачного коридора носился неистребимый запах казенной мебели и какой-то невысказанной прохладной тоски. Я едва открыл дверь и переступил порог, как в проеме, выставив ногу вперед, возник Он. Невысокий, крепкий, почти насмешливый.

– Мы рады приличным гостям в нашем городе. Вы у нас по делам?

– По делам. Извините…

Дверь уперлась в носок его ноги.

– Вы, наверное, у нас впервые, – доброжелательно сказал он. – И не знаете, что за пребывание по делам в нашем городе надо платить налог. Совсем небольшой, всего десять процентов. Независимо от времени проживания. Но вы ведь ненадолго?

– Вы смеетесь, – я уже понял, что влип, и, похоже, зря обрадовался недорогим ценам за отдельный суточный номер.

– Ну что вы, – почти обиженно сказал он и подвинулся. Через проход за ним, упершись в стену плечом, небрежно стоял второй парень и безразлично ковырял в ногтях убедительным таким ножом с зубчиками в верхней части лезвия. – Налог – это святое. Не думаю, что вы хотите неприятностей. Тут один начал грозить, типа «полиция», так нос сломал от крика и еще порезался о казенный стакан. Пришлось платить… Можно ваш кошелек?

Я достал лопатник и с ужасом осознал, что там лежат две тысячи долларов. Привычка брать денег про запас – мало ли? Вышло, что мало не будет.

– Оставь на дорогу, командир. Да и выпить придется по такому случаю.

Мне стало смешно. Мы говорили, словно старые знакомые, обсуждающие общие бытовые дела.

Он хмыкнул на кредитную карточку, вытащил деньги и быстро пересчитал, словно почесав пальцы.

Я подхватил сумку, прошел в номер и бросил ее на деревянную кровать. Все было прилично, застелено, чистенько и даже уютно. Злости не было. Страха тоже. Только усталость.

– Возьмите, – вдруг сказал Он, укладывая доллары обратно в кошелек и протягивая его мне. – Ваши деньги за вычетом десяти процентов, двести долларов. Нам чужого не надо.

Они оба словно растворились в полумраке коридора, бесшумно до кошмара.

Привязанный крученым шнуром пульт к телевизору не работал. Зато за окном красовалась аккуратненькая луковица недавно отреставрированной церкви.

Почему-то хотелось жить.

– Хороший город. Нашел почти две тысячи баксов, – подумал я. – Повезло…

Хамас

В углу комнаты были свалены плакаты и транспаранты, на одном из которых в стиле детского примитивизма болтался на виселице человек с шестиконечной звездой.

Интервью, почти в подполье, с региональным координатором «Хамаса», исламского движения, было недолгим и мы стали собираться. Накануне, по моей просьбе о встрече, какие-то арабские ребята попросили оставить машину в приграничной деревне, уже в Палестинской автономии, и пересадили нас с оператором к себе.

Глаза не завязывали, никаких киношных игр не было.

Покрутили полчаса по проселкам, привезли к окраинному дому, предложили кофе, разрешили его «под сигаретку» и «координатор» еще раз подтвердил, что они будут бороться до тех пор, пока Израиля не станет на карте мира. Там будут жить арабы вместе с коренными евреями. А приехавшие, те же «русские», должны вернуться обратно домой в свою Россию. Приезжие – и есть оккупанты. И ни на какие компромиссы «Хамас» в этом не пойдет.

– Сразу видно, что вы русский, – сказал «координатор» на прощание – А ваш оператор еврей.

– Почему?

– Евреи начинают спорить, а вы только спрашиваете.

– А мой товарищ? Он, вообще, молчал.

– Он напряжен и нервничает.

– Быстро мы, – облегченно сказал оператор, когда мы пересели в свою машину и поехали в сторону израильского блокпоста.

– Нет, – ответил я – Это надолго.

И подумал, вдруг занервничав, – И спорить тут не о чем.

Учите китайский

Пока одни мучительно ищут Бога, другим достаточно в него просто верить.

Стоящая на коленях женщина отвешивала поклоны в чаду курительных палочек. В этом не было ничего удивительного, особенно здесь, в Китае, как и во всем регионе Восточной Азии, где особо почитают культ предков. В жилых домах и даже в кафе или рабочих мастерских Кореи, Вьетнама, Таиланда, Тайваня довольно часто можно встретить уголки с портретами ушедших близких или просто с атрибутами культа предков в окружении благовоний.

В Китае правда это происходит только в храмах. Но, в целом, вписывалось и здесь – в комплексе зданий стилизованной старой китайской деревни. Эти домики с нехитрой крестьянской дореволюционной утварью и предметами быта полукругом огибали пруд в стиле дзен-буддизма – с уложенными четко, но красиво, камнями и продуманно высаженными деревьями. Уголок или даже комната предков были бы вполне естественны, хотя сегодня в этой стране и не типичны.

Я зашел в здание. При входе продавали связки курительных палочек и китайские женщины-туристки тут же зажигали их и ставили перед собой, чтобы встать на колени и отвешивать поклоны… одинокому бронзовому бюсту Мао Дзе Дуна. Больше в этой комнате ничего не было.

– Снимать нельзя, – подскочила служащая. Я и не возражал. Я и так был в этих местах явно «белой вороной», в смысле, не китайцем. Да еще без группы, а так, сам по себе. Много времени прошло после смерти Мао Дзе Дуна, но и сегодня ежедневно десятки автобусов со всей страны стекаются в деревню, где родился вождь. Деревня расположена в ста тридцати километрах от губернского города Чанжа, в провинции Хунань, в глубинке страны и вдалеке от стандартных туристических маршрутов иностранцев. Ежегодно сюда приезжает до трех миллионов китайцев. Много, но для миллиарда трехсот миллионов современных жителей Поднебесной – почти капля в море.

В целом, место рождения вождя – довольно большой мемориальный комплекс, в отличие от советского Ульяновска и дома-музея В. Ленина, представляет из себя разбросанные на значительной площади объекты, где всегда есть посетители. В бывшей резиденции Мао слева от основного здания залы с фотографиями скорбящего Китая и всего мира по поводу его смерти. Справа – сотни фотографий Председателя КПК с видными политическими деятелями второй половины двадцатого века.