Александр Жорницкий - Бомба для ведущего (Антиоружие)

• Название: Бомба для ведущего (Антиоружие)
• Автор: Александр Жорницкий
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-00071-572-7

Книга состоит из двух частей, 13 и 14 глав соответственно. События разворачиваются вокруг изобретения талантливого учёного антиоружия-биобомбы, могущая нейтрализовать ядерные боеголовки любой мощности. Открытие используется против агрессоров соседней планеты, бросающий после поражения родину. Успех достигнут благодаря умелому руководству царицы и напряжённому труду талантливого учёного, рисковавший здоровьем и жизнью. Значительную роль при этом играет необыкновенная любовь.

---

– А вот и пасека, – дядя Коля тормознул многолетнюю скорую помощь старого образца, и доктор Саша, как его на роботе называли, выпрыгнул из машины. Осмотрев больную, обнаружил все признаки метеоризма желудка, так ярко описанного дядей Колей. Он быстро достал зонд, смазал его и легонько вставил в рот больной, но та не смогла глотнуть. Повторив несколько раз несложный прием и убедившись в неудаче, Саша, поняв, что потеря времени только усугубит положение, решил использовать опыт студента, совершенного здесь в этом же лесу в подобном случае. Он взял больную за руку и быстро побежал с ней вдоль той же лесной просеки, спасшей в свое время объевшегося медом студента. Молодая крепкая женщина тяжело дышала, но не отставала от доктора и, сцепив зубы, мужественно продолжала бежать. Когда они увидели сквозь расступившихся деревьев яркий солнечный свет, и в лицо им подул свежий полевой ветерок, Саша уловил неприятный кислый запах отрыжки, доносимый ветром изо рта женщины и, обрадовавшись, повернулся к ней. Теперь она бежала, отвернув от него голову и прикрыв рот рукой, желая оградить доктора от неприятного запаха, произвольно идущего изо рта. Вместе они развернулись лицом к пасеке и побежали уже трусцой. Саша улыбался, а она, краснея, стыдливо отворачивала голову. Заметив справа впереди белые цветочки, он отпустил руку пациентки и направился к ним, она, решив, что углубляется в лес по вынужденной необходимости, перешла на медленный шаг. Белыми цветочками оказались ландыши, запах которых почувствовал сразу. Он сорвал несколько веточек и, окружив их темно-зелеными листочками, сделал маленький букетик, догнал спутницу, вручил ей цветы, а она обняла его, прижалась к груди и заплакала.

Воспоминания о прошлых событиях в лесу напомнили о другом лесе, Юровском, щедро уступившем часть своего пространства для ныне уже асфальтной дороги на Тарнавку. Сам ушедший своими столетними дубами вправо, спрятал новое красивое здание лесничества, и вид полей, которые снова открываются взору через сто метров в сторону села, слева и справа от огромных стоячих здесь и ныне невостребованных баков под аммиачную воду, как памятник аграрному буму при советской власти. Тарнавские поля открывали Саше виды босоногого детства: вот он, весь зашкаленный солнцем в одних семейных трусах плетется за отяжелевшей на пастбище коровой, еле переставляющей под жарким безжалостным полудневном солнцем ноги, и вместо поля ему мерещится блестящая поверхность пруда близ мельницы, в которую жаждет сию минуту прыгнуть прямо с моста и сбросить с плеч гнетущий груз вцепившихся намертво солнечных лучей. А вот утром, когда на горизонте еще не показался красный круг летнего солнца, он шагает рядом с отцом-агрономом. На поле сахарной свеклы ищут ее вредителя – долгоносика, могущего за сутки уничтожить длительный крестьянский труд, а потом, расставшись с отцом, спешившим в колхозную контору, забежать в просыпающийся лес и слушать изумительный концерт летящей на интимные свидания птицы, а среди отрепетированного птичьего хора выделить ведущий голос запевалы-соловья. Нахлынуло вдруг чувство утраты невозвратного счастья. Возникшие грустные мысли не позволили переключиться на сегодняшнее, злободневное, обдумать результаты последних исследований, которые придется доложить шефу в ближайшее время. Так уж повелось, приезд или отъезд из родных мест всегда вызывает грусть. Видимо, прав Алексей Иванович относительно зарытой в родной земле пуповины, излучающая притягательные, зовущие биоволны, природу которых еще никто досконально не изучил и не измерил. Прощаясь с ним при отъезде в Тарнавку, Саша заметил наплывшую на его лицо грусть и печальный взгляд добрых очей при напоминании малой родины, которую давно не посещал.

– Завидую, – говорил, прощаясь, шеф, – подышишь родным тарнавским воздухом. Поклонись этим местам и в первую очередь могилам близких и родных, сходи на братскую могилу у леса, посиди там, на травке, помолчи, а уходя, скажи им, моим еврейским друзьям детства, что всегда помню их, не забыл и не забуду.

Он нередко вспоминал ватагу босоногих малышей, с которыми играл на пуговицы, бросая большие медные монеты царской чеканки в одном направлении, в расчете их падения друг от друга не далее натянутой пятерни и тем самым выиграть пуговицу. Вечерами воровали яблоки в саду худого и усатого грека, которого красавица тетя Галя привезла из Мариуполя в двадцатые годы, на окраине местечка купила с ним небольшой домик и развели фруктовый сад. Таких вкусных яблок, как в этом саду, нигде в Тарнавке не было, и нередко отдельные малыши попадались, но грек никого никогда не бил, однако долго и много внушал. Бездетная тетя Галя продавала яблоки на базаре и местечковые еврейки охотно их покупали, а дома в отсутствие мужа всегда угощала соседских ребят фруктами. При немецкой оккупации грек отказался служить в полиции, зато не упускал случая выдать прятавшихся от смерти евреев, проявляя при этом сообразительность и прыть. Маленький Алеша хорошо запомнил, как однажды к ним пришла тетя Галя и, оглядываясь на дверь, сообщила, что муж ее, узнав от полицаев об отсутствии среди угнанных евреев на расстрел Гурфинкель Малки с детьми, предположил, спрятать их могла только хорошая подруга и соседка – Алешина мама. Семью пришлось ночью переправить в небольшой хуторок к родственникам, где немецкую власть представлял один полицай, служивший в основном хуторянам.

Саша не часто, но два раза в месяц в выходные дни отрывался от работы и посещал Тарнавку, при этом всегда чувствовал поддержку и поощрение шефа. Ездил автобусом от Киева до Умани и родного села, постоянно дремал и, только увидев Софиевку со стороны подъезда в сельхозинститут, оживлялся. Дремота пропадала, и он отдавался воспоминаниям до самой Тарнавки, а приближаясь к польскому кладбищу у въезда в село, загорался желанием поскорее увидеть знакомую остановку автобуса, который, кстати, уже начал тормозить. Пропустив вперед пожилую женщину, беспрерывно оглядывающуюся и присматривающуюся к нему, успел заметить старый «москвич» отца, припаркованный на обочине дороги и поблескивающий хорошо сохранившейся покраской зеленого цвета. Обнялись с отцом и, сев в машину, пустились вниз, мимо церкви справа и старой почты, одной из первых на Гайсинщине до октябрьского переворота. В то время здесь находилось процветающее местечко райцентра, развивающееся усиленными темпами, на окраине при спуске к небольшой речушке успешно работал пивзавод «Койфман и К°», пиво которого славилось во всей округе; паровая мельница, обслуживающая десятки населенных пунктов и не менее прославленная высоким качеством помола знаменитой мельницы Жорницкого в Умани; завод металлоизделий, производящий железные кровати, детские велики и гвозди, четыре олейни, маслобойка, шесть кузниц, мыловарня, два красильных цеха, сапожные и швейные мастерские, бондарни, цеха по производству веревок и конской сбруи, четыре заезжих дома, где можно покормить лошадей и самому вкусно поесть, немало других весьма нужных мелких промыслов; мимо еще хорошо сохранившейся старой паровой мельницы, вверх и направо, они остановились на территории бывшей машинно-тракторной станции, где среди новостроек стоял и их пятилетней давности дом. Саша заметил стоящую у калитки в ожидании мать. Она быстро его поцеловала и, вытирая набежавшие на глаза слезы, побежала на кухню, а отец, войдя в дом, открыл холодильник, достал запотевший бутылек фруктово-сахарного самогона и поставил на стол. Посмотрел в окно иувидев идущих к дому дочку с зятем и внуком, крикнул на кухню:

– Пришли!

Мать с дочерью в темпе накрыли стол, при этом вспомнила старшую дочь. Та вышла замуж за местного полунемца вопреки желаниям родителей и уехала с ним в Германию на постоянное место жительства, приезжает раз в год на проводы, но часто звонит в Тарнавку и Саше в Киев. Перед застольем Саша открыл чемодан, достал подарки и раздал: маме – оренбургский пуховый платок, отцу – охотничье ружье немецкого производства «два кольца», сестре – босоножки и французские духи, зятю – мобилку, а племяннику – ноутбук самого последнего выпуска. Уже позже, когда гости ушли, а отец ушел их провожать, мать спросила Сашу:

– Где ты столько денег набрал на подарки?

– Подрабатываю.

Утомленный дорогой, обильной вкусной домашней едой и выпитой самогонкой, Саша с разрешения матери удалился в свою комнату, сохранившую прежний вид. Он, раздевшись и выключив свет, вспомнил мамин вопрос о деньгах, и в темноте засветились коварно красивые глаза Иры, ее затаенная улыбка.

Глава вторая

Выбирая весенние туфли в бывшем универмаге «Украина», ныне переоборудованном в многочисленные магазинчики-бутики с просторными длинными коридорами, где можно отдохнуть на скамейке, Саша, предупрежденный о массовых подделках, внимательно осматривал этикетки на каждой принесенной для мерки паре туфель. Догадавшись о причине длительного выбора обуви, опытная продавщица заверила об их итальянском происхождении, однако Саша продолжал тщательный осмотр и чтение итальянских надписей. Внезапно он почувствовал энергетический выстрел в затылок и, подняв голову, встретился взглядом с модно одетой молодой красивой женщиной. В ее глазах светилось доброжелательное любопытство. Они излучали теплые волны и вызывали желание пообщаться, что-то приятное сказать, сделать комплимент. Перед его глазами возникла неясная картина в белом тумане, постепенно проясняющаяся, как на негативной фотопленке, в виде какой-то рощи. Потом ясно увидел во всей своей первобытной красоте парк «Софиевка» в Умани, ставшей началом цепи воспоминаний: девушек, коллег и других, их образы бежали мимо, закрывая эту женщину от полного обозрения, и он с одной туфлей в руках двинулся к ней. Она поняла, ее узнали, улыбнулась и пошла ему навстречу. Продавщица, с завистью наблюдавшая красивую пару, со злостью спросила: