Егор Киселев - Горький миндаль над дорогой. Сборник бессмысленных песен

• Название: Горький миндаль над дорогой. Сборник бессмысленных песен
• Автор: Егор Киселев
• Жанр: Поэзия

Горький миндаль над дорогой – обострение хронической поэзии в душе, принципиально неспособной к стихосложению. Это стремительно долгий марафон на сломанных ногах, трагикомедия в полусотне кратких актов, сладко-соленых, как весеннее похмелье в ноябре.

---

Горький миндаль над дорогой Сборник бессмысленных песен Егор Александрович Киселев

© Егор Александрович Киселев, 2016

ISBN 978-5-4483-2132-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Любимая! Любовь моя, послушай

Любимая! Любовь моя, послушай,
Давно так не терзало душу мне,
Гляжу я в пропасть в тягостном удушье,
Чтобы тотчас упасть, погибнуть в ней.

Я вижу, смерть сгустилась надо мной,
Как горький дым прокуренных ночей.
И я иду покорно на убой,
Склоняю голову на плаху дней.

На суд толпы я выносил болезнь,
Свою печаль, тревогу и сомненье,
Но почему-то видят утешенье,
Где я тону в смертельной мгле.

И мой талант, мой самый тяжкий грех,
Моим уродством был, а не отрадой,
Я раньше этот стыд топил в вине,
Выкуривал его в ночной парадной.

Плевал с балкона им и под гитару пел,
Пока не выпел душу без остатка,
Я этой мерзостью всю жизнь болел,
Стенал в похмелье. Но загадка

Отнюдь не в том, что чем-то я болел,
И точно уж не в странствиях по душам,
А в том, что почему-то я хотел
Всю жизнь того, что никому не нужно.

Тростник

Природа рассудила справедливо:
Свобода неизвестна ей,
Никто в ней не глядит тоскливо
Сквозь марево печальных дней.

В ней лист опавший умирает
В убранстве золотом, и о судьбе
Тяжелой страшной не вздыхают
Здесь даже те, кто каждый день живет в борьбе.

Зачем свобода мне, коль я не гений?
Не Байрон, Достоевский и не Блок,
Зачем душа томится от сомнений?
Кому жить лучше от моих тревог?

Кому печаль моя облегчит душу?
Кому согреет день моя тоска?
Нет воли выбраться на сушу
Песчинке из великого песка.

В хмельном чаду под сенью звездной
Зачем мне этот горестный родник?
Зачем шумит в ночи холодной
Мой одинокий мыслящий тростник?

Соль

И все же соль не в одиночестве,
И не в деньгах, и не в стремленье к почестям,
Не в тишине, не в шелесте дубравы,
Не в пении ручья и не в листе тетрадном.

Не в вязкости чернил, не в образе портретном,
Не в том, что всем дано, и не в запретном.
Не в шорохе дождя, не в грозовом ударе,
Не в трезвости и не в хмельном угаре.

Не в тишине молитв, не в горечи проклятья,
Не в долгих поцелуях и объятьях,
Не в памяти и не в забвении,
Не в радости и не в презрении.

Не в том, чтоб ревновать супругу,
Не в зависти к врагу иль другу,
Не в торжестве наук, не в криках страсти,
Не в ясности ума и не в ненастье.

А в том, чтоб на одно мгновенье
Забот чужих умолк бы шторм,
Чтоб с вечностью столкнулось время,
И завязалось бы узлом.

Чтобы душа совпала с жизнью,
И совесть стала вдруг чиста,
И начинаешь, обновившись,
Жить снова с чистого листа.

Дурная привычка

Иногда сигарета – единственное,
Что спасает от безумия полного.
Как любая дурная привычка,
Курение – нычка, спасенье от нового
Тюка проблем, на гриву упавшего
Невзначай, нежданно-негаданно,
Будто током ударило спавшего
В черной воде прогалины
Посредь льда Чудского озера,
Иль Телецкого, что кому ближе;
Четыре минуты подумать,
Пока душа яд с фильтра лижет.
Пока свеча горит, безумство тлеет,
Дым режет воспаленные глаза.
И там, где юмор не успеет,
О многом промолчит слеза.

Один

Да, я один. Совсем один.
Хотя вчера нас было двое.
И я смотрю кино немое
Из памяти былых картин.

Душа в них утешенья чает,
Но счастья там, как неба в луже,
И только сердце сдавит туже,
Надежда, словно снег, растает.

Любовь – предельный вид мученья,
Нет в ней ни берега, ни брода,
Куда ни глянь – колышут воды
Глупцов на бревнышках сомнений.

Полночь

Полночь. Тонет сонный городок
В тени могучих горных круч,
Сквозь тучи, словно между строк,
Струится отраженный луч.

Что он найдет в стране далекой?
Что высветит он под луной?
Тоску в сердцах, над одинокой
Судьбой кручину, и простой

Усталый материнский взгляд,
От детской книги отрываясь,
Скользнет по лицам спящих чад,
И после, грустно улыбаясь,

О юности былой мечтая,
Уснет и мать. Хмельной студент
Бежит по рельсам за трамваем.
Гаишник просит документ

У девушки в вечернем платье,
Что ехала на красный свет,
А вот теперь сидит и плачет,
Поскольку документов нет.

Но он отпустит, не иначе,
Ему кормить семью, жену
Везти с родней на дачу,
И детям взять конфет на сдачу,
Хоть он у совести в плену.

Ветрено

Сегодня ветрено, и волны с перехлестом,
И свет горит на старом маяке.
Душа томится, думает о прошлом,
А я пытаю карандаш в руке.

Сгустилась ночь над Балаклавской бухтой,
Сосет под ложечкой слепая тишина.
На пристани так непривычно людно,
Аншлаг сегодня, и у Куприна

На лавке с фонарем туристы
Бумажник ищут средь вещей,
Чтоб заказать у местного барристы
Два кофе да погорячей.

Я вышел вон, я совершил ошибку,
Десятую в прошедшем дне,
А сколько дней таких сказать навскидку
Не представляется возможным мне.

Что жизнь моя? Лишь череда скандалов,
Мук совести, тревог, тоски, стыда.
И падает в широкие карманы
Из глаз давно остывшая звезда.

Золото

Молчанье – золото. Мысль изреченная есть ложь.
Мудрее тот, кто тишину свою хранит.
А мне велит душа: «Вынь, да положь»,
Хотя бы тверже слова моего гранит.

Я лгу, как все певцы. Поэту правда не к лицу,
Ему к лицу торчать на баррикадах
И грудь свою выпячивать свинцу,
А не чужих детей губить под градом.

Легко слать на убой чужого брата,
Своими жертвовать обычно не с руки.
Но хочется поэту хоть когда-то
На площадь свои вывести полки.

На то и темен русский человек и крут,
Что кроме песен хлебом сыт бывает темным,
А как тяжел его обычный труд,
Неведомо певцам неугомонным.

Певцу и liberte, egalite,
А мужику соха, кузнечный молот,
Хоть в шахте есть свое fraternite,
Оно совсем иного толка.

Любви моей не исчерпать, не выпить

Любви моей не исчерпать, не выпить.
Болеет ей моя душа.
Или душой больна, напротив,
Любовь. Так тяжело дышать.

Дышать Тобой, дышать с Тобою,
Сквозь ребра из темницы сна
Стремится вырваться на волю
Она.

А ты посмотришь, и лукаво
Блеснет улыбка на устах,
Неотчуждаемое право
Губить миры в твоих руках.

В твоих руках мое спасенье,
Мой смысл жизни, жизнь сама,
И жаждет сердце воскресенья
Былой любви. Грядет зима

Бьет снегом в темя, ужас сеет,
Пугает холодом разлук,
Но до весны дожить сумеет
Лишь тот, кто не опустит рук.

Заместо любимой дочки

Заместо любимой дочки
Лелею пустые строчки,
Хотя поэт человек тоже,
Чтоб переливать из пустого в порожнее,
Хоть и дать ему по роже
Временами так сильно хочется.

Поэт – существо безобидное,
Если б он мог не портить бумагу,
Его б ждала судьбина завидная,
Такая же, как и у всех, кто рядом.
Но есть в жизни своя ирония,
Сколь бы памятников нерукотворных
Себе он не городил, иного он недостоин.

Но ставят и ставят, улицы называют
В честь бездельников этих,
Пока народ забывает
Настоящих героев. В свете
Площади Маяковского, правда,
Меркнет оная Ленина,
Хоть один из всей кавалькады
Чуть-чуть оказался полезен.

Душа моя, ты умерла

Душа моя, ты умерла,
Как жаль, что и меня с тобою
В ночь эту смерть не забрала.
Видать, отмерено судьбою

Влачить оковы и вериги,
Презренной жизни мучить клеть,
Писать надуманные книги
И тлеть, и тлеть, и тлеть, и тлеть.

Не над главой сгустилась буря,
Ум затуманен, отстранен,
А сердце, сердце жаждет пули,
Чтоб был той пулей сокрушен

Весь ужас жизни одинокой,
Пусть с сердцем вместе, не беда.
Не жаль такой тоски глубокой,
Печали вечной и стыда.

Прошу, Небесная Царица,
Уж над собой не властен я,
Прикрой меня своей десницей
От страшных чар небытия.

Молчание

Томительно молчанье, тишина
Когда ответа ждешь и на мгновенье
Летишь на крыльях к призраку письма,
Жужжанью мелкому сомненья.

Но тщетно ожидание, увы,
Не жди вестей, не нужно – не напишет.
Найдется в мире тысяча причин,
Ты как обычно все простишь и примешь

Молчание под соусом надежды,
Что, может, позже, отходя ко сну,
Там кто-то вспомнит о тебе, и прежде,
Чем ты завоешь с горя на луну,

К тебе прибудет весточка. Но снова
Лежишь, тревожишь взором темноту
И не находишь в целом мире слова,
Чтоб выразить всю боль и пустоту.

Сталкер