Алексей Пшенов - Проект «Linkshander»

• Название: Проект «Linkshander»
• Автор: Алексей Пшенов
• Жанр: Русское современное

В нацистской Германии леворукость считалась серьёзным генетическим отклонением, и осенью 1936 г. руководители родильных отделений в крупных городах Германии получили предписание о тестировании младенцев на леворукость. Новорожденных левшей увозили в Берлин, а матерям говорили, будто их дети умерли от пневмонии или менингита. Что на самом деле происходило с младенцами никто не знал. Может их сразу умерщвляли, может использовали в каких-то секретных медицинских экспериментах, а может…

---

– Пожалуй, эспрессо, – вальяжно заказал Афанасьев.

Каманин вытащил из сумки несколько коробочек с кофейными капсулами, открыл одну из них и, повернувшись спиной к хозяину квартиры, вставил в приёмный отсек не ту капсулу, что достал из коробки, а другую, которую неуловимым движением фокусника вынул из своего кармана. Когда кофемашина хрипло загудела, он снова обернулся к хозяину квартиры и задал вопрос, заставивший Афанасьева отчего-то вздрогнуть:

– А вы случайно не помните мальчика, которого отдали в июне девяносто третьего? Его настоящая фамилия была Лаптев.

– Помню.

– А почему от него отказалась мать?

– А зачем вам это? – насторожился бывший главврач.– Я ведь давал подписку о неразглашении.

– С тех пор прошло больше двадцати лет, да и вы уже на пенсии. Так что подписка на вас больше не распространяется. Это, конечно, не повод рассказывать кому попало о нашем проекте, но мне можно.

– И всё же зачем? Курт Иоганнович сам ничего не хотел знать о своих будущих учениках кроме их фамилий. Он всегда говорил: то, чего не знаешь – никогда не разболтаешь.

– Этот Лаптев оказался очень талантливым учеником. Сейчас он студент четвёртого курса МГИМО, и его ожидает блестящее будущее журналиста-международника. Курт Иоганнович не исключает, что когда-нибудь Лаптев сможет возглавить какое-нибудь крупное новостное агентство. И он не может понять, почему его мать отказалась от такого талантливого ребёнка. Ведь она сама была незаурядная женщина.

– Эта незаурядная женщина умерла? – холодно спросил Афанасьев.

Каманин молча кивнул головой.

Бывший главрвач поджал губы и задумался. Кофемашина с хрипом и бульканьем выплеснула в чашку порцию густого ароматного кофе. Каманин поставил чашку на обеденный стол рядом с шахматной доской и зарядил новую капсулу. На этот раз не из кармана, а из фирменной коробки.

– Это, пожалуй, самый загадочный отказник, появившийся в нашем роддоме. К сожалению, я сам ничего толком не знаю о его матери. А уж об отце и подавно, – Афанасьев взял чашку со стола и, прикрыв глаза, сделал маленький глоток обжигающе-горячего напитка.– Его мать сняли с поезда Москва-Сочи. Она зачем-то на девятом месяце беременности отправилась на юг. Среди ночи на нашу станцию позвонил начальник поезда и сообщил, что у него одна пассажирка рожает прямо в купе. Скорые поезда в нашем городе не останавливаются, но тут был экстренный случай. Роженицу просто высадили на перрон, и поезд поехал дальше. На вокзале в ту ночь работали только мужчины, и никто не знал чем можно помочь. Естественно, позвонили в нашу больницу. Машина была на вызове где-то в деревне, и пока дежурная акушерка пешком добралась до вокзала, женщина уже родила прямо в зале ожидания. Роженица потеряла сознание от болевого шока, а ребёнок лежал на скамейке весь синий, в плёнках от плодного пузыря. И не дышал. Акушерка сняла плёнки, прочистила новорожденному рот и нос и стала делать искусственное дыхание. И, знаете, случилось настоящее чудо – младенец ожил, задышал и закричал. В больнице его поместили в барокамеру в отделении интенсивной терапии. Он был недоношенный – восьмимесячный. Такие младенцы почему-то погибают гораздо чаще семимесячных, но этот оказался везучий. Недаром родился в рубашке. Через месяц он имел нормальный рост и вес и был абсолютно здоров.

Бывший главврач замолчал, сделал несколько глотков кофе и присел на табурет. Каманин вынул из кофемашины свою чашку и тоже сел за стол напротив бывшего главврача.

– А что же мать?

– Мать очнулась под утро и, конечно, спросила, что с ребёнком. Ей честно ответили, что младенец очень слаб, лежит в инкубаторе и возможно не выживет. Тогда она ответила, мол, вы тут сами с ним как-нибудь разберитесь, а мне срочно нужно в Сочи. А на обратном пути, через несколько дней я ребёнка у вас заберу. Ей объяснили, что у нас не камера хранения, и просто так, без ребёнка, покинуть родильное отделение нельзя. К тому же она сама получила травмы при родах, и ей требуется лечение. Но женщина, словно в бреду, ничего не хотела слушать. Твердила как заведённая: «Мне нужно в Сочи, мне нужно в Сочи!» В результате ей вкололи успокоительное, и она проспала ещё сутки до следующего утра. А там снова принялась за свое – мне срочно нужно в Сочи! К вечеру она подписала бумаги об отказе и от ребёнка, и от собственного лечения и уехала ближайшим пассажирским поездом в на Ростов.

– И вы так легко отпустили женщину, бывшую явно не в себе и нуждавшуюся в помощи?

– А что я мог сделать? Надеть на неё смирительную рубашку? Она имела полное право на отказ, – Афанасьев вздохнул и допил свой кофе.– Женщина не вернулась за своим ребёнком ни через несколько дней, ни через несколько недель. А через два месяца, когда ребёнок окончательно поправился и окреп, я позвонил Курту. Он тут же приехал, привёз готовое свидетельство о смерти и забрал малыша. А я провёл младенца по всем документам, как неожиданно умершего.

– Извините за нескромный вопрос, а каков был ваш интерес в этом деле?

– Как обычно – премия в три оклада.

– Тридцать серебряников, – вполголоса произнёс Каманин и тут же укоризненно спросил:

– Но, отдавая ребёнка Малеру, вы же не знали точно, что будет с этим формально умершим младенцем? Что его действительно отправят в спецшколу, а не разберут на донорские органы, и не используют вместо обезьянки в каких-нибудь медицинских экспериментах?

– Бог с вами, что вы такое говорите? Курт Иоганнович – сотрудник КГБ, – Афанасьев экспрессивно указал пальцем куда-то в потолок.– Там всё законно!

– Значит, подделывать свидетельства о смерти – это законно? И вы уверены, что госбезопасность не способна на эксперименты с детьми?

– Но это уже давно отработанная схема. Вы же сами в ней служите. Или?… – бывший главврач с ужасом посмотрел на псевдовоспитателя.

– Успокойтесь! Конечно, никто никаких детей на органы не разбирает. Все они действительно попадают в самую лучшую в мире спецшколу. Я работаю в ней буквально всю жизнь, и за это время там никому даже аппендицит не вырезали, – иронично усмехнулся Каманин.

– А я сотрудничаю с Куртом Иоганновичем ещё с семидесятых годов и уверен, что он даже в мыслях не мог пожелать детям ничего плохого! Вы же сами сказали, что Лаптев оказался очень талантливым учеником, и его ожидает блестящая карьера. А кем бы он стал, попади в обычный детдом? Алкоголиком и уголовником? – Афанасьев неожиданно побледнел и схватился за сердце.– Надо же, первый раз в жизни что-то кольнуло!

– Всё когда-нибудь бывает в первый раз, – не слишком ободряюще произнёс Каманин.– Таблетку валидола не хотите?

– Нет-нет! Спасибо, уже отпустило! – испуганно отмахнулся бывший главврач.

– Кстати, как звали сбежавшую мамашу?

Афанасьев задумался.

– Кажется Марина… точно Марина Лаптева. А вот отчество, убей, не помню.

– И она никогда не пыталась найти своего ребёнка?

– Пыталась. Но сначала, через месяц после того, как я отдал младенца Курту Иоганновичу, в нашей больнице появился её дед – генерал Лаптев. Он ничего не знал о мнимой смерти ребёнка и хотел сам забрать новорожденного. Я объяснил генералу, что его внук родился недоношенный и очень слабый и спасти его было практически невозможно. Тогда Лаптев заявил, что хочет провести эксгумацию и перезахоронить правнука на московском кладбище, где лежат все его родственники. На подобный случай мы всегда закапываем в могилу запаянную урну с пеплом, вроде как ребёнка кремировали. И тут я здорово испугался: а вдруг этот генерал проведёт какую-нибудь криминалистическую экспертизу и узнает, что в урне лежит не человеческий пепел, а обычная древесная зола. Но Лаптев в тот же вечер с глря так напился в гостиничном номере, что под утро у него произошёл инсульт. Генерал пару дней пролежал в нашей больнице, потом его перевезли в Москву, и больше я о нём ничего никогда не слышал. А Марина Лаптева появилась в нашем городе только лет через десять, уже в начале нулевых. Я её не узнал. В девяносто третьем это была красивая энергичная женщина, а тут она была никакая. В тридцать пять лет Лаптева выглядела на все пятьдесят. И была одета как-то очень неопрятно: будто сбежала из плена или вышла из тюрьмы. Мне даже показалось, что она пьёт, хотя алкоголем от неё не пахло. Даже если бы я знал, где находится её сын, то всё равно ничего бы не сказал. Такой женщине нельзя иметь детей. Я отдал ей свидетельство о смерти и помог найти на кладбище могилу сына.

Каманин помрачнел и прикрыл глаза ладонью.

– Это неправильно…

Бывший врач недоумённо посмотрел на своего гостя.

– Вам не было жаль эту женщину?

– Ничуть. Она сама во всём виновата, – Афанасьев побледнел ещё больше и снова схватился за грудь.– Надо же, сердце трепыхается словно бабочка. Никогда такого не было.