Анатолий Иващенко - Дорога за горизонт

• Название: Дорога за горизонт
• Автор: Анатолий Иващенко
• Жанр: Поэзия
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-7949-0519-9

«В этой книге собраны стихи, форму которых предположительно я назвал „Русский сонет“. Кроме точного повтора повторяемых „триолетных“ строк, есть – с импровизационными изменениями, инверсионными перестановками и другими трансформациями (образа и темы). <…> „Окно в небо“ и „Дорога за горизонт“ – это две части одной книги, напечатанные в разное время.»

---

Анатолий Иващенко Дорога за горизонт

* * *

В оформлении обложки использована репродукция картины А. Головченко «Окно в галактику»

© Иващенко А., 2015

© Московская городская организация Союза писателей России

© НП «Литературная Республика»

От автора

В этой книге собраны стихи, форму которых предположительно я назвал «Русский сонет». Кроме точного повтора повторяемых «триолетных»[1] строк, есть – с импровизационными изменениями, инверсионными перестановками и другими трансформациями (образа и темы). Неизменно это касается 1,8 и 15 строк. «Твёрдая» архитектура сонетов выглядит симметрично – повторяемая строка появляется через каждые семь. Это самозвано явилось в черновиках, и потребовало своеобразной рифмологической организации.

2 катрен – имеет строение парных рифм, и заключение может читаться как отдельное русское восьмистишие. В этом и состоит различие с английским и франко-итальянским сонетами.

«Окно в небо» и «Дорога за горизонт» – это две части одной книги, напечатанные в разное время.

Художник, оформлявший разделы книг – Головченко Анатолий Константинович, является автором работ, специально написанных на определённые сюжеты. Здесь они не представлены, но в будущем планируется издание со всеми графическими работами.

Анатолий

Бриз

Ночь уходит по бронзовой тропке заката,
лёгшей на воду, мне бы навстречу взлететь,
опрокинув мечты, звон пера и раскаты,
трижды перевернуться, оттенки стереть.

Впереди пол вселенной припало к воде,
и палящее солнце, прошедшее день,

как паломник, не может напиться из моря,—
ночь уходит, под эхо вчерашнего шторма.

Интригует, пленяет окрест тишина,
каждый миг угасанием света наполнен.
Как от горечи, сморщилась туч пелена,
и тропу золотят изумрудные волны.
И границею взгляда лежит горизонт,
за который под гул недовольный остатков,
ночь уходит латунною тропкой заката
в невесомый и дымный светящийся сон.

«Один и тот же снится сон…»

Один и тот же снится сон:
декор искусственного сада,
где дремлет сланцевый бизон
на падалицах камнепада.

И чувствую – что не один.
Вот тоги мраморной сатин.

Вот этой глыбе – имя – Стон.
Один и тот же снится сон:

я захожу в гранитный сад
неравнобедренных фигур,
геометрических баллад,
и незаконченных скульптур.
Столетья стёртое число
сопровождает каждый шаг.
И я смотрю чудесный сон.
И камню радостно дышать.

«Пусть оживает древний миф…»

Пусть оживает древний миф.
Актёр в игре всегда на грани.
Заглянем с трепетом на миг
к философам, рабам, тиранам…

Вот шмель – баском скрипичным кружит,
вот меч алмазный скалы рушит,

и бьётся ровно пульс Земли,
и оживает древний миф.

Поётся панегирик свету,
рокочет оперный тапёр,
пусть будет парус рваться ветром,
и – в стыке с молнией топор.
Пусть славят старцы вечно мирту,
рожденье саги и огня,
пусть оживают сцены мифа,
где Рока гул, и нет меня.

Мельпомена

Как латунную розу роняет цитату
венценосная муза, на нитях держа
веер, с тростью лорнет и, по локоть, в перчатках —
аллегории масок, – трактовка свежа —

в амбразуры порока глядящий рапсод,
и двуликая месть и фантазии плод,

полумаски позёра, ревнивицы, фата,
как латунные розы, роняя цитаты…

Полуправда подмостков, актёра мечта.
Обличенье порока, интриги, измены,
тонкогубых лукавств и желанного плена…
Снисхождение в жестах легко прочитать.
Не могу с мимолётной легендой расстаться
но изящная Дева, момент уловив,
как латунную розу, роняет цитату
и легко на глазах возвращается в миф.

«За одну интонацию боли шута…»

За одну интонацию боли шута
я готов подарить – оберег медальоном,
табакерку на память, стихи прочитать,
и – аплодисменты, по пояс поклоны.

Можно вновь перед зеркалом корчить улыбки,
поиграв на расстроенной старенькой скрипке,

можно долго в каптёрке за сценою ждать
интонацию боли, повторно, шута.

Там его закулисный волшебный чертог.
Наносное, лукавство, обиды забыты.
Улыбается вскользь молодой старичок,—
не изношены фразы, слова не избиты.
Там, на пыльном рояле подобье цветка,
рядом – круг, в нём трапециевидная мина…
На одну интонацию боли шута
я готов обменять панегирик Афине.

Покинутый город

Неизвестное тянет, влечёт к тупикам лабиринтов.
Город много забыл и заветные скомкал слова.
Собирайся по тропкам неведомым, неповторимым.
Первый шаг – это начата новая жизни глава.

Слышу азбуку скрипов, мне ветер доносит излишки.
Внеземная её параллель тянет выше, и выше.

Мы попробуем переиначить задумок просчёт.
Неизвестное тянет и тянет, в глубины влечёт.

Не забудем вчера, пусть мелькают знакомые лица.
Стала сладкою горечь, казалось, случайных потерь.
Обратилось привычное имя прекрасною птицей
и печаль за плечами бредёт, как невидимый зверь.
Город надо забыть, научиться листать послезавтра.
Пусть границы размыты, неделям теряется счёт.
Неизвестное тянет, в свои лабиринты влечёт,
и готов к поединкам безжалостным импровизатор.

Паровозный гудок

Спираль шмеля, разрушенный пион
иллюзии, играющие в прятки…
Претят соблазнам: стук со всех сторон
и преданность, способная отпрянуть.

Вступив в штрихи чугунных недомолвок,
скользить в противоречиях бы ловко.

Пока не сменят ритмы: скрежет, звон,
спираль шмеля, разрушенный пион.

Вступить как в незаконченный рассказ,
где связи эфемерные не рвутся
и, как в силках, запуталась тоска
наложницею парадоксов русских!
Откуда этот вытянутый стон?
Всего то – лязг вагонов, хляби станций,
спираль шмеля, разрушенный пион
и дышащее всё непостоянством.

«Из амфоры мне шёпот слышится…»

Из амфоры мне шёпот слышится: «Поэт!
Глотай Вселенной пыль, обрывки эпитафий,
Лауры лепет, и молитвенный завет,
и раковины полутон, и гул литавры…»

То полушёпот римлянки, то отзыв скифа…
Словарь полунамёков, призвуков раскидан.

Мне глиняная амфора даёт совет:
«давай перелистаем горизонт, поэт»,

чтоб оказаться на руинах перекрёстка,
внимая шелестам былых библиотек,
поймать укор строки упругой, вывод хлёсткий:
мы всё не так, и не о том, и не о тех.
Мелькают имена рапсодов, масок, кукол.
Их орденская курия и высший свет
сдвигаются, и шёпот слышится: «Поэт,
ты можешь пеплом стать в плену у звуков…»

Двуединость

Моё открытие земного Рая,
в тебе другая женщина живёт!
Я слышу бег секунд наоборот,
и вижу, как талантливо играя,

одна – хранит в молчание восторг,
глотая фуги баховской аккорд,

секреты честно бережёт вторая —
моё открытие земного Рая,

Прекрасно заболеть одной чертой,
наклоном лёгким, откровенной позой,
воспитанной гармонией, рукой,
заканчивающейся синей розой!
Люблю тебя за дружеский союз,
за осторожный слог, за увлеченья,
за приключения в земном Раю,
моё предначертанье, предпочтенье!

Возвращение

Секунды растянуты, крошится камень в песок.
У кромки волны мимолётностью час остановлен.
Не время ещё, день – от полночи – на волосок.
Крик крачки становится возгласом, всплеск – полусловом.

Религией света означены звёздные ночи.
Ракушечником ползёт с замиранием строчка.

Терпенье воспитано. Выполнен данный зарок.
Пусть волны цветут, и – раскрошится камень в песок.

Следы на воде увлекают в свинцовую даль,
магнитная нить горизонта волнуется грудью.
Причалов вздыхающих помнится мне череда,
уставших судов молчаливые чту пересуды.
Ещё с полчаса, – и очнётся от дрёмы восток.
Ветра устремятся в различные стороны света…
Секунды растянуты, крошится камень в песок.
Но пусть не спешит наступать долгожданное лето.

Танцующая Синяя краска

Дробят пуанты дробное «touché».
Пронзительна. Она не ищет пару.
Искусно эпителии муара
подчёркивают не случайный жест.

Глядит на всех внимательно и скромно.
Она, лелея лёгких взлётов кромку,

не устаёт в движеньях хорошеть,
легко исполнив дробное «touché».

Близки ей: жиги бриза, блюзы дна,
Лауры тога с нитью Ариадны,
и в скалах грот, где прячется луна
и в пыль морскую вмешана лаванда.
Балетный шаг исполнив, может жечь,
ряды партера взглядами листая,
вмешать в батман подробное «touché»,
живущее на сцене вечной тайной.

Ирина