Микола Адам - Дочка

• Название: Дочка
• Автор: Микола Адам
• Жанр: Приключения

Она появилась внезапно из ниоткуда. Позвонила по телефону и представилась Дмитрию Миллеру – 37-летнему писателю, известному в узком кругу, его взрослой 18-летней дочерью. Зачем? Почему? Миллер никогда не был женат и всю жизнь был уверен, что детей у него нет и не будет. Кто-то подшутил над ним, или Алиса, так зовут материализовавшуюся волшебным образом дочь, аферистка? Но что с Миллера взять, кроме книг? Не ради книг же затевалась афера, если Алиса все-таки аферистка! После встречи с таинственной девушкой Миллер будет втянут в череду не менее таинственных событий, связанных и с криминалом, и с мистическими вещами. Алиса окажется без пяти минут чемпионом мира по кикбоксингу и очередным воплощением одного из мушкетеров, придуманных Александром Дюма. Бандитские группировки, орки, злая ведьма, прекрасная принцесса, Бог и Дьявол уживаются на одной территории и противостоят друг другу. Уже интересно? Ну а разве не любопытно, кто все же такая Алиса и чего ей надо от Миллера? Все ответы на страницах романа «Дочка».

---

Микола Адам Дочка

1

– Алло!

– Простите, могу я услышать Дмитрия Михайловича Миллера?

– Это я.

– Здравствуйте, Дмитрий Михайлович, это Алиса…

– Какая Алиса?

– Ваша дочка.

– Кто-кто?

– Я понимаю… Не кладите, пожалуйста, трубку… Я понимаю, что это дико звучит…

– Послушайте, если это шутка такая, то не смешно. Совсем.

– Дмитрий Михайлович, пожалуйста, поверьте мне, я говорю правду, я не обманываю вас…

– Барышня, как вас там, у меня нет никакой дочери и никогда не было…

– Вам просто не сказали, не сообщили… Я сама узнала, что вы мой отец совсем недавно. Я сама в шоке!!!

– Кто вам сказал, что вы моя дочь?

– Никто не сказал, я подслушала, как о вас и о моей маме говорили мама и папа, точнее, я думала, что они мои родные мама и папа. Оказалось, что мамой я считала сестру моей настоящей мамы, а папа вообще ни при чем…

– Почему я должен вам верить?

– Потому что я ваша дочка, потому что я прочитала все ваши книги, потому что я очень на вас похожа, а не на своего папу, потому что…

– И… что вы хотите от меня?

– Давайте встретимся. Это не телефонный разговор, Дмитрий Михайлович. Вы только взглянете на меня и поймете, что я вам ни капли не вру.

– Ну, допустим… а дальше что?

– Не отказывайтесь от меня… Мы ведь даже еще не увиделись. Вам совсем неинтересно, что у вас есть взрослая дочка?

– Мне интересно, откуда она взялась.

– Я вам все подробно расскажу при встрече. Вы не пожалеете, обещаю.

– Настораживает ваша самоуверенность.

– Мне нечего скрывать от вас и бояться вас. Вы – мой папа.

– Мне бы вашу уверенность в этом вопросе.

– Она у вас появится, как только вы увидите меня.

– Ну если это шутка…

– Не шутка, Дмитрий Михайлович, клянусь!

– И сколько тебе лет, если не секрет?

– Восемнадцать. Я учусь на филфаке БГУ, даже живу в той же комнате, где когда-то жили вы в общежитии на Октябрьской.

– В какой комнате?

– 702 Б.

– «Макдональдс» подойдет возле ГУМа?

– Конечно.

– Тогда давай в шесть вечера у входа или у подземного перехода под часами.

– Я буду.

– Не сомневаюсь.

– До встречи, Дмитрий Михайлович!

– Пока.

2

Миллер сунул мобильный в задний карман джинсов, почесал затылок, закурил. Откуда у нее номер его телефона? Кто-то подсказал? Кто? Хотя не это странно, узнать номер телефона любого интересующего тебя человека сейчас не проблема. Странно другое – внезапное наличие взрослой дочери. Если это не розыгрыш, в чем Миллер был уверен. Некоторые его друзья нередко таким образом друг над другом подшучивали, он сам однажды участвовал в чем-то похожем. Тогда был день рождения Алекса Быковского, и Миллера, как мастера подделывать чужие голоса под свой, чем он отличился еще в школе, попросили позвонить имениннику, имитируя голос президента страны, поздравить его и пригласить на аудиенцию, которая произойдет в круглом зале Национальной библиотеки. А поскольку Быковский с президентом был знаком, незадолго до этого получил президентскую премию за книгу новых стихотворений, то и повелся. Такой горделивый сделался, собираясь на встречу с первым лицом… Потом долго злился, даже несколько месяцев не разговаривал с Миллером… Вот он и мог подстрекнуть друзей отомстить Миллеру, придумав ему взрослую дочь. Впрочем, хотелось бы, чтобы дочка оказалась настоящей. «Миллер, ты сам себя слышишь?» – поймал себя на каверзной мысли и невольно улыбнулся. А что, время поджимает, у него, как назло, никого и ничего нет. Кроме книг. Одноклассники, друзья, знакомые, приятели, сослуживцы по работе – все семейные люди, с детьми, а некоторые уже и с внуками. У каждого в портмоне фото детей и жен, и эти фото они с удовольствием демонстрируют при всяком удобном случае. Миллеру нечего показывать, зато он пишет.

Миллер докурил, поднялся на четвертый этаж учреждения, где работал редактором книжного отдела коммерческого издательства, прошел в офис, занял свое место за компом редактировать чужие тексты. Свои он писал только дома – в съемной однушке на проспекте Рокоссовского.

Ему недавно исполнилась тридцать семь лет. Он был худощавый, среднего роста, с иссеченными сединой волосами и бородой, хриплым голосом и добрыми глазами. Именно за добрые глаза его любили женщины, но быстро разочаровывались в нем, поскольку он ничего им дать не мог, ничего конкретного для жизни. Быт угнетал его, он делался грустным, замкнутым и угрюмым. По правде говоря, как потенциальный муж, Миллер – не вариант для любой женщины. Она не будет за ним, как за каменной стеной, хотя в опасных ситуациях он спасет ее ценой собственной жизни, и, тем не менее, не сможет чувствовать себя защищенной рядом с ним, ведь сам он как открытая рана. Он не добытчик, не сантехник, не каменщик, не слесарь, не умеет надувать воздушные шарики, все время с книгой в руках, даже за кухонным столом. Ни одна женщина не пленит его и не перекует на свой лад, потому что он уже пленен. Литературой. И когда женщина поймет это, то кроме жалости к Миллеру ничего более не почувствует. Не мужчина он тогда для нее, хоть и писатель, чудак какой-то. Жизнь ведь не на бумаге происходит, не в мечтаниях, а в реальности, которую он, однако, не хочет замечать, более того, не желает.

Скорее всего, поэтому друзья и понимают его, и уважают, и ценят.

…Работать, сконцентрироваться на редактировании не получалось. Не выходил из головы телефонный разговор с Алисой. Неужели он отец? Если это не шутка, неужели он все-таки отец?.. Ему уже хотелось, чтобы рабочий день закончился побыстрее. Его будет ждать Алиса. Его дочь. Подумать только, у него есть дочь!.. Если это, конечно, не розыгрыш.

Через Миллера, как диверсанты, шныряли звуки, брали в плен слова, которые с переменным успехом отбивали друг у друга сослуживцы, сидевшие один по правую руку от него, второй по левую. После обеда они обычно устраивали информационную дуэль между собой, и Миллер оказывался под перекрестным огнем.

Рост доллара сменялся девальвацией и перепрыгивал на очередные выборы в парламент, которые по слухам должны вот-вот произойти, но все идет к тому, что их проведут в марте; запрет презентации книги В. Мартиновича «Мова» в Гродно и задержание писателя сравнивались с задержанием на границе П. Северинца и конфискацией его книги; сериал «Игра престолов» – с романами Дж. Мартина, причем не в пользу кинопродукта. Заявление Президента на встрече с писателями, что последние ни на что не способны и только брюки протирают, вызывало, в общем, безапелляционное возмущение. «Войны и мира» ему захотелось, где Купала, спрашивал он. Ответ простой – Купала давно в гробу, а «Войну и мир» невозможно написать, потому что она уже написана. Цены на все скачут с каждым днем как белки, а зарплата не увеличивалась с начала года. Робин Уильямс умер, а Караченцова жена тиражирует на каждом канале. Построить квартиру в столице нереально, но люди прут и прут в мегаполис, будто здесь медом намазано. Коммуняки же пообещали, что к 2000 году у всех жителей советов появится своя личная жилплощадь, а на носу 2015, и ни квартир, ни советов. Новым Годом не пахнет, никакого праздничного настроения. Может, потому, что снега нет и плюсовая температура?

Темы менялись с невероятной скоростью, обсуждение их было поверхностным, но очень громким, хоть уши затыкай. Обычно Миллера они не трогали и не цепляли никоим образом, он умел сосредотачиваться на своем и не обращал внимания на внешние раздражители. Однако не в этот раз. Он и без того не мог въехать в редактируемый им текст, препятствовали размышления о телефонном разговоре с дочкой, а тут еще никчемные дебаты никчемных коллег… Разумеется, Миллер не считал их никчемными, в смысле коллег, но извинится он перед ними завтра, сегодня уже достали своим пустословием, о чем Миллер, в принципе, сдержанный и воспитанный человек, поднялся с места и очень нетактично высказался.

Повисла гнетущая неприятная тишина.

Никто не ожидал от Миллера подобного поступка, даже он сам, поэтому на него не обиделись, а призадумались, предположили, что с ним что-то не так, что у него что-то случилось. Однако Миллер этого не услышал, потому что тут же собрался и ушел, сначала покурить, а после где-нибудь скоротать время до встречи с дочерью.

Начался дождь. Миллер едва успел вскочить в трамвай, когда ленивые, но тяжелые капли, похожие на одиночные выстрелы, превратились в жалящие укусы холодного ливня, пулеметными очередями расстреливающего город. Небо словно злилось на него за то, что зима стала похожа на весну или на осень, и обвиняло его в этом, и наказывало за это. В небесной канцелярии, видимо, царил бардак, если произошло смещение времени и поры года забыли, кто, когда и кому уступает место. А может, и не забыли вовсе, напротив, отказались уступать…

Миллер занял место у окна. В любом случае ему теперь было не до проблем зимы, весны, осени и лета. Пускай сами решают, кто из них слабее, а кто более крепок. Миллеру все равно, дождь ли будет идти, снег ли, или солнце заторчит в небе. Его волновало и даже возмущало в каком-то смысле неожиданное появление дочки, в родство которой он не верил, но было интересно посмотреть на нее. Миллер не сомневался, что ему хватит и взгляда, чтобы понять, врет ему девушка или говорит правду. Глаза не лгут. Однако на всякий случай набрал Быковского – дать последний шанс другу остановиться, пока не поздно.