Георгий Березко - Ночь полководца

• Название: Ночь полководца
• Автор: Георгий Березко
• Жанр: История

---

- Тебя, конечно, сразу на курорт отправят, - говорил Двоеглазов Петровскому. - Тебе в Сочи надо, на грязи...

- Там, говорят, действительно помогает, - глядя на свои короткие, лоснящиеся пальцы, ответил тот.

- Еще как помогает, - подтвердил Двоеглазов.

Победа, одержанная только что, как будто перенесла солдат в страну обязательного исполнения желаний. Мир, вчера еще жестокий, покорно ныне простирался перед ними, и они ступали по его зеленым лугам... Нигде люди так много не мечтали, как на войне, и никогда их мечтания не казались такими осуществимыми, как после победоносного боя.

Комиссар лежал недалеко от костра, вытянув в траве тощие ноги, закрыв глаза, так как солнце било в лицо. Заснуть Лукину, однако, не удавалось... Ему хотелось куда-то идти, что-то сделать, о чем-то важном распорядиться, хотя остатки батальона были по приказу выведены на отдых... Прислушавшись к разговору у костра, Лукин заинтересовался.

"Ну, что же... Бойцы правы, - решил он. - Родина - это также очень личное переживание... Это сама жизнь каждого из нас, с тем, что было в ней, что есть, что еще не достигнуто..."

И комиссар вообразил себе свое возвращение после войны в привычный круг людей и занятий. Он с удовольствием подумал о многих преимуществах, которыми обладал, перед теми, кто не сражался, подобно ему. Тщеславная картина возникла вдруг перед Луниным... Он увидел себя в шинели, в ремнях, с потемневшей, потертой кобурой, поднимающимся по широкой лестнице своего института. Улыбаясь, он долго с удовольствием созерцал этот свой проход, перемежающийся шумными встречами на площадках. Глаз он не открывал, и солнце, светившее сквозь сомкнутые веки, застилало его зрачки теплым, красным туманом.

- ...В каждом городе бюсты героев должны стоять... - снова услышал он голос Двоеглазова - Пусть молодежь учится... И дома надо строить просторные, чтобы тесноты не было... Я как вернусь - к председателю района приду... И в кресло сяду. Я без доклада приду... Какие могут быть после войны доклады? Высказывайтесь, скажу, по существу...

- Правильно! - горячо поддержал Николай.

- Ты его по-нашему бери... - посоветовал Рябышев. - Вот так... - Он поднял бронзовые кулаки и радостно оглядел товарищей.

- Зачем же так? - сказал Двоеглазов. - Надо, чтоб грубости этой, между прочим, было поменьше...

Лукин с удовольствием представил себе, как Двоеглазов войдет в кабинет районного начальства, сядет к столу и потребует отчета.

"Мощь нашей страны, - подумал комиссар, - ее великая, победительная жизнеспособность в том, что государственная необходимость, общая цель совпадает с огромным большинством этих личных надежд и намерений..."

Что-то щекочущее поползло по откинутой ладони Лукина. Он приоткрыл глаза и обнаружил красноватого муравья, быстро сновавшего между пальцами. Некоторое время он следил за хлопотливым насекомым и вдруг уснул - сразу, незаметно...

Николай допил чай, откинулся на спину и заложил за голову руки. Высоко в небе тянулись облака - полупрозрачные, похожие на перья, оброненные какой-то фантастической птицей...

Двоеглазов замолчал, устраиваясь спать. К огню подошли за кипятком новые люди, и там раздавался голос Рябышева, повторявшего свой краткий рассказ:

- Я фрица с одного выстрела взял... Приложился с колена и - взял. Обыкновенная вещь...

В стороне по дороге тряслись телеги со снарядами в длинных ящиках, прошла, сохраняя равнение, рота автоматчиков... Навстречу ей брели в тыл легко раненные... За ними показались первые пленные немцы: семь человек в голубоватых шинелях шагали в затылок друг другу... И бойцы на полянке, поднявшиеся, чтобы лучше рассмотреть их, увидели Колечкина, замыкавшего шествие. Он был обвешан автоматами, но шел легко, перекинув через руку плащ-палатку... Громкие голоса приветствовали летчика, и он, узнав товарищей, свернул с дороги вместе с пленниками. Уланов вскочил и побежал им навстречу. День неожиданностей, видимо, только начинался, суля впереди необыкновенные вещи.

- Хальт! - глуховатым тенорком скомандовал летчик, и немцы разом остановились.

Николай и все, кто еще не спал, обступили их. Колечкин в порванной куртке, в галифе, лопнувших на коленках, направился к костру и спокойно занялся чаем.

Пленные стояли навытяжку, и бойцы, подошедшие вплотную, внимательно разглядывали врагов, с которыми только что сражались насмерть. Николай был, пожалуй, разочарован видом пленников - грязных, промокших, с изуродованными страхом лицами... Слишком явное выражение боязни вызывает обычно не жалость, а раздражение, поэтому бойцы хмурились... Они испытывали недоумение оттого, что в их руках находились существа, повинные в стольких преступлениях, но избегнувшие справедливой кары. Сумрачное чувство поднималась в солдатах, не знавших, что же, собственно, им делать со своими врагами, убивать которых было уже поздно.

- Думаю фрицев на самолет обменять, - проговорил Колечкин. - Как считаете, дадут мне машину за семерых арийцев?

- Должны дать, - уверенно сказал Николай.

- Неказистые они больно у тебя - могут и не дать, - пошутил кто-то.

Услышав, что судьба пленников разумно определилась, бойцы повеселели, почувствовав облегчение.

Закусывая, Колечкин рассказывал, как в атаке он отбился от батальона и долго искал его впереди, в лесу. Немцев он обезоружил после недолгой перестрелки, убив двоих, после чего остальные сдались... Летчик посоветовал охотникам отправиться на поиски фрицев, так как их разрозненные группки еще бродили в окрестностях.

- Достиг своей мечты, товарищ, - сказал Двоеглазов. - Опять теперь летать будешь...

Николай обвел взглядом лица товарищей, как бы спрашивая: "Ну, а вы чего хотите?.. Требуйте самого невозможного - сегодня исполняются все желания!" И словно в ответ на приглашение Николая послышался возбужденный голос Рябышева:

- Кулагин фрица достал! - Прокричав, солдат осекся, точно лишившись голоса.

Это и в самом деле становилось похожим на чудо: сегодня каждый получал то, чего хотел. Бойцы торопливо повскакали с мест... По дороге мимо них действительно шел не спеша Кулагин, ведя пленного с завязанными на спине руками. Кулагина окликнули, и он также свернул на полянку.

- Дайте покурить, - негромко сказал он, приблизившись.

- Что же ты его сразу не кончил? - спросил боец, подавший свой кисет.

- Куда торопиться? - ответил Кулагин. Он казался спокойным, но руки его дрожали, свертывая цигарку.

Немец - худой, невысокий, с черными влажными глазами - испуганно прислушивался к непонятной речи... Пилотки на нем не было, свалявшиеся волосы на узкой с залысинами голове лежали редкими прядями... Бойцы посматривали на пленника и отворачивались, догадываясь о том, что ему предстояло.

- Комиссар где? - спросил Кулагин.

- Спит комиссар, - с сожалением ответил Двоеглазов.

Петровский встал, подошел к Кулагину, но ничего не успел произнести.

- Я за этим немцем скоро год как охочусь, - сказал солдат, не глядя на Петровского. - Я по горелой земле скоро год хожу... Я на человека стал непохож... Что, ты меня агитировать хочешь?..

Петровский помолчал, рассматривая свои сизые пальцы.

- Я тебя агитировать не буду, - начал он. - Только нерасчетливо так поступать...

- Очень расчетливо, по-моему... - сказал Кулагин, не поднимая глаз.

- Нет, невыгодно. Ты погляди, здесь еще пленные есть... Ты, что же, у них на виду немца кончать будешь?.. Ну, а если кто убежит, своим расскажет... Фрицы нам тогда сдаваться не будут...

Кулагин ответил не сразу, видимо, поставленный в затруднение.

- А я его в лесок отведу, - проговорил он, наконец, и посмотрел на Петровского белыми глазами.

Кто-то из бойцов коротко засмеялся и смолк.

- Битте! - шагнув к немцу, сказал Кулагин и показал рукой. - Битте! повторил он, беспокойно улыбаясь.

- Я... я... - пролепетал тот с преувеличенной готовностью.

Они двинулись, и бойцы молча смотрели им вслед. Немец часто оглядывался на ходу и, спотыкаясь, забирал вкось... Кулагин шел, втянув голову в плечи... Было что-то жалкое в его ссутулившейся фигуре, в заляпанной грязью шинели, коробившейся на спине.

- Озлобились люди за свое горе... - проговорил Двоеглазов, сурово взглянув на семерых пленников Колечкина.

Они сидели все вместе, тесной группкой, также обратив лица в сторону ушедших. Вскоре те скрылись в зеленоватой ряби орешника.

Бойцы прислушивались, не отвечая Двоеглазову; даже Рябышев перестал улыбаться. Прошла минута, другая, но выстрела, известившего бы о том, что с немцем покончено, не раздавалось... Напряжение, с которым солдаты ждали, становилось все более тягостным, потому что жестокая ненависть Кулагина казалась способной на страшные вещи... Николай не выдержал и, наклонившись к Двоеглазову, - он представлялся ему добрее других, - тихо сказал:

- Пойдем туда... Пусть скорее стреляет.

Двоеглазов только покачал головой.

- И мстить - беда, и не мстить - беда, - проговорил Рябышев печально.