Георгий Березко - Ночь полководца

• Название: Ночь полководца
• Автор: Георгий Березко
• Жанр: История

---

- ...На пупе сидим - кругом вода, а спереди фрицы... - закончил он и, поплевав на пальцы, погасил окурок.

- А у меня, понимаешь, опять с ногой несчастье... В госпиталь посылают... - сказал Николай, предупреждая упрек в том, что находится здесь, а не вместе со всеми.

- Подвезло тебе, прямо скажу, - заметил Рябышев.

- Ну, какое там подвезло! - недовольно сказал Николай.

- Кто там остался - никуда не уйдет... - проговорил солдат с наивным хвастовством счастливца, и Уланов, смутившись, промолчал.

- Горбунова, старшего лейтенанта, не встречал тут? - осведомился Рябышев. - Повидать приказано...

- Повидать? Вот уж не знаю... - Николай нерешительно посмотрел на двери в палату.

- Помер? - спросил Рябышев.

- Нет еще... Погоди, я посмотрю.

Николай направился было к дверям, но они раскрылись перед ним: Маша и другая сестра вывели под руки в коридор бойца с забинтованными глазами. Полная девушка побежала к выходу, а Маша осталась, поддерживая раненого. Он стоял, напряженно вытянувшись, откинув назад белый марлевый шар своей головы.

Уланов шагнул к Маше и замялся.

- Ну? - спросила девушка, и Николай с ужасом почувствовал, что его губы растягиваются в неуместную улыбку.

- Вот тут... к старшему лейтенанту пришли, - пробормотал он, краснея.

Рябышев выступил вперед. С интересом поглядывая на необычного раненого, он пояснил, что комиссар батальона приказал оправиться о здоровье командира.

Маша отрицательно покачала головой.

- Тебя кто прислал? - переспросила она, помолчав.

- Лукин, старший политрук... Теперь он за Горбунова.

- Лукин! - сказала девушка, и лицо ее смягчилось. - Комбат вспомнил о нем... Обожди тут, пока я освобожусь... Я напишу комиссару.

- Дай ему, сестрица, креслице... Пусть посидит герой... - громко сказав рябой сержант.

Полулежа, привалившись к стене здоровым плечом, он пристально смотрел на Рябышева.

- Чего ты? - спросил Никитин.

- Он знает, чего... - Черные глаза сержанта блестели в полутьме коридора. - Он тебе сам объяснит.

Рябышев, опешив, воззрился на обидчика. Тот оглядывал его с каким-то насмешливым бешенством.

- Тише, - сказала Маша.

- А я тихо, сестрица... Пускай сам расскажет, как старший лейтенант его уговаривал: "Вставай, мать твою... вставай!"

- Не ругайтесь... - сказала девушка.

- Простите, сестрица, я около комбата был, на моих глазах его срезало... Через симулянта... Влипнул в грязь. "Убитый я..." - говорит, а старший лейтенант его поднимает... Ну, не поднял, конечно. - Сержант усмехнулся, оскалив белые зубы.

- Что цепляешься? - недоуменно проговорил Рябышев.

Он плохо помнил, как все происходило в первые часы атаки. Но ему хотелось уже уйти отсюда, и он тоскливо посматривал вокруг.

- Здоровье узнать пришел... Иуда! - сержант с особенным удовольствием выговорил последнее слово.

Маша не шевельнулась, прижав руку к груди, устремив на Рябышева синие, потемневшие, прекрасные глаза, Голикова, только что вернувшаяся, укоризненно смотрела на оробевшего бойца.

- Приказано было мне... повидать командира, - попытался оправдаться он, попятившись под взглядом многих людей и упершись в стену.

В смутных воспоминаниях Рябышева появилось уже нечто заставившее его встревожиться.

- Братцы... Да что же это?.. Да какой он? - услышали все вдруг сдавленный, как будто выходивший откуда-то из глубины голос ослепшего красноармейца.

- Бугай он, - сказал сержант.

- Бугай? - промычал раненый.

- Ростом повыше тебя на голову... Плечи тоже ничего - сажень без малого... - Неторопливо, стараясь быть точным, сержант продолжал описание: - Морда круглая, сытая...

Рябышев покорно слушал; он вспотел, но от испуга не вытирал лица.

- Руки - что кувалды... За-зря только болтаются, - дополнил сержант.

Слепой красноармеец неуверенно ступил вперед и остановился, боясь оторваться от сестры.

- Братцы! - с трудом произнес он, и это прозвучало как "ац". - Что ж это делается?

- Как я по первому разу... - умоляя, пролепетал Рябышев.

- Кровью и слезами земля умывается, - заговорил Никитин, - боец глаза отдает, бабы плачут, детишки - и те игрушкой не балуются, а ты топчешься тут перед нами - рожа гладкая, силы на двоих, только душа копеечная.

- Как я по первому разу! - громко, с жалобой повторил молодой солдат.

- Обожди, - перебил его Никитин, - не об чем тебе говорить... - Сидя на полу, он снизу вверх смотрел на Рябышева. - За свою жизнь боишься, а чужой тебе не жалко... Постарайтесь, мол, ребята, прогоните разбойника, а как протомите - и я наперед выйду.

- Не его, знать, дело - попово, да и попа не его - чужого, - сказал пожилой боец, поддерживавший перевязанную руку.

- Братцы, что ж такое?! - волнуясь и оттого еще невнятнее спросил слепой. Он все порывался идти, но страх остаться без поводыря удерживал его на месте.

Рябышев с ужасом смотрел теперь на запрокинутую марлевую голову раненого, но и озираясь по сторонам, он не чувствовал себя лучше. Отовсюду были обращены на него темные, почти черные лица. Они казались странно похожими, потому что ни на одном он не видел снисхождения.

- За спины наши хоронишься, а как прижмут нас где - первый бежишь... Сам говорил сейчас - бойцы на смерть стоять остались... А ну, давай на оборону! - повысил Никитин густой, гулкий голос.

- Да разве я не понимаю? - промямлил Рябышев.

- Давай на оборону! - закричал Никитин.

- Постой, я его оглажу, - спокойно сказал сержант и поднялся, оставив на полу шинель.

- Неспособно вам одной рукой... - заметил пожилой красноармеец.

- А ты другой помогай... - сержант сощурился, словно примериваясь.

- Уходите, - испуганно сказала Рябышеву Клава. - Уходите сейчас же.

- Погодите, я сама... - тоненько пропела Маша.

Она пошарила у себя на поясе, не сводя с Рябышева остановившегося взгляда, потом быстро отвернула халат. В пальцах ее блеснул маленький светлый револьвер. Но в ту же секунду Голикова всем телом прижалась к подруге и обхватила ее.

- Оставь, - негромко сказала Маша.

- Ох, она его шлепнет! - закричала девушка.

Уланов кинулся было к Маше, потом повернул, уцепился за рукав Рябышева и потащил солдата к выходу.

- Оставь, - услышал он еще раз за спиной удивительный голос Маши.

Во дворе, у ворот, Рябышев остановился и, оглянувшись, убежденно проговорил:

- Убила бы... Ей-богу, убила бы...

Падал мокрый снег, большие хлопья густо сыпались на темном фоне каменного фасада школы. Небо, земля, дома, люди, лошади, скучившиеся у крыльца, казались обесцвеченными, как на огромной серой фотографии.

- Еще как убила бы! - радостно сказал Николай.

До последнего часа его все еще беспокоила мысль о том, что донесение Горбунова, порученное ему, опоздало. И он испытывал огромное облегчение оттого, что действительно оказался неповинным в ранении комбата и в неудаче атаки.

"Значит, не я, а он!" - думал Николай, с безжалостным любопытством рассматривая Рябышева.

- Ну, а теперь давай на оборону! Давай, давай! - поторопил он товарища.

Обоз, с которым тот прибыл, уходил обратно лишь через несколько часов, и Уланов пошел отыскивать другую возможность уехать. Найти ее было нетрудно: из деревни то и дело отправлялись к переднему краю порожние повозки. Николай вытащил из плетня палку и, опираясь на нее, шагал, не разбирая дороги, шлепая по лужам.

"Какая я скотина, какая скотина!" - мысленно бранился он, нисколько не сокрушаясь, однако, по этому поводу, а, напротив, чувствуя удовольствие. Он снова, таким образом, обретал веру в людей, с которыми, к своей невыгоде, себя сравнивал... Николай собирался уехать вместе с Рябышевым, это разумелось теперь как бы само собой. И, представляя себе бойцов своей роты, одиноко сражавшихся на полузатопленном клочке земли, он искренне спешил. Ибо не желание удивить других своим поступком, а потребность стоять вровень с другими толкала его теперь.

"С палочкой как-нибудь доберусь, - говорил себе Николай, - а стреляют все равно лежа..."

Через полчаса Уланов и Рябышев сидели в телеге на слежавшейся, мокрой соломе. Ездовой согласился за пачку махорки подвезти обоих.

- Понимаешь теперь, Ваня, - говорил Николай, - в чем твоя ошибка?..

- Ага, - отвечал тот послушно.

Снег медленно опускался между лицами бойцов, мешая им видеть друг друга.

- Это совершенно неважно - твои переживания, твои огорчения, когда родина в смертельной опасности... - Николай убеждал товарища в том именно, что сейчас лишь с повелительной ясностью открылось ему самому. - Ты на других посмотри.

- Разве я не вижу, - удрученно согласился Рябышев.

- Это ведь Отечественная война, - продолжал Николай, адресуя собеседнику то, что так волновало сейчас его собственную устыдившуюся душу. - Понимаешь, Ваня?

- Ну да, - подтвердил Рябышев.

Из ряби летящих хлопьев возникли двое верховых. Они мчались галопом, нагоняя телегу. Первый, на рыжеватом коне, сидел в седле прямо, отвернув немного лицо от бьющего навстречу снега. Второй низко пригибался к луке. Всадники быстро пронеслись мимо; темный плащ офицера, скакавшего первым, почти горизонтально распластался в воздухе.