Коллектив авторов - Новые заветы. Самые известные люди России о своих мечтах, страхах и успехах

• Название: Новые заветы. Самые известные люди России о своих мечтах, страхах и успехах
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-90460-0

Книга, которую вы держите в руках, объединила лучшие тексты, написанные для журнала «Русский пионер». Авторами колонок для журнала «Русский пионер» выступают люди, хорошо известные каждому в нашей стране, – Диана Арбенина, Владимир Путин, Евгений Плющенко, Сергей Лавров, Иван Охлобыстин, Татьяна Юмашева, Алексей Миллер, Константин Богомолов, Петр Авен, Андрей Орлов (Орлуша), Михаил Фридман, Андрей Бильжо, Аркадий Дворкович, Виктор Ерофеев, Владислав Сурков, Михаил Прохоров, Маргарита Симоньян, Федор Бондарчук, Михаил Ефремов, Денис Мацуев, Ксения Собчак, Алена Свиридова, Андрей Макаревич, Евгений Ройзман, Никита Белых, Вера Полозкова, Владимир Зельдин, Натан Дубовицкий, Иван Вырыпаев, Виктор Вексельберг, Валентин Юмашев, Кирилл Серебренников, Сергей Полонский, Демьян Кудрявцев и многие другие.

Каждый текст в этой книге – рассказ человека о самом себе. Благодаря этой книге внимательный читатель откроет совершенно новые черты характера самых публичных людей, о которых, казалось бы, все знают всё. Президент страны, банкиры, кинорежиссеры, поэты и писатели, бизнесмены и многие другие неожиданно раскрываются в этой книге. Такого о них не мог сочинить никто. Кроме них самих.

Лучшее от журнала «Русский пионер» обязательно к прочтению для каждого, кто хочет больше узнать о тех, кто непосредственно влияет на очень многое в жизни нашей страны сегодня.

---

– Чего вы тут дурака валяете? Есть же Вася. Ну вызовете его на часок пораньше…

Понимаю, с каким нетерпением читатель ждет примеров моего творчества. Выберу не самые, может, лучшие, но самые показательные.

Сидит банда на «малине» и играет в «ассоциации» – ну а чего им еще делать? Загадали пахана Жеку. Мой коллега Глобус называет тему: масть. Думал, сявка, скажут: «Козырь» – а пахану и в радость. Но у него произношение специфическое, у моего коллеги Глобуса: масть он произносит с английским акцентом – типа маthь. Ну Ефремов и отвечает:

– Вазелин!

Под дружное «бу-у-а-а-а» холуев.

Или вот уже Жека сам заказывает персонажа – главного своего врага, мента-отморозка Ваню Охлобыстина: с какой тачкой, дескать, он ассоциируется? Ну, все быдло не врубает, о ком речь, и начинают гадать: «Хаммер», «Ягуар», «бэха». Но я-то играю интеллигентское, так сказать, крыло банды:

– «Мерин»!

Пахан смотрит одобрительно.

Или такая логическая цепочка:

– Электроприбор?

– Будильник! (Бу-у-а-а-а!) Морозильник! (Гы-ы-ы-ы!)

Ну быдло и быдло! А интеллигентное крыло с пониманием склоняется к отцу родному:

– Отморозок?

– Во-во! – оценивает мою проницательность Жека.

Особенно горжусь мессиджем, который придумал для Миши, когда, выстроив нас, уродов, по стойке «смирно», он должен возмущаться похищением у него любимой Люсеньки (Анна Терехова):

– У каждого, у отморозка даже, есть свое чистое. У Лужка – Церетели, у Ромы – «Челси», у Меладзе – «ВИАгра»…

Так что даже не знаю, почему меня не пригласили на финальную разборку с гарантированным летальным исходом. Сделал было предположение, памятуя о нашей десятирублевой сделке тридцатидвухлетней давности, что продюсеру Обухову влом было весь мой прикид (см. выше) три раза покупать. Но Ефремов копнул глубже:

– Просто, Вася, ты слишком дорогой актер.

Сам он брал восемь штук баксов за съемочный день. И считал, что продешевил.

P. S. По традиции, моей колонке положена нетривиальная мораль. Так вот она.

Когда в одной изысканной компании я сравнил наши с Мишей гонорары (вполне, впрочем, беззлобно), некий очень компетентный господин спустил меня на землю:

– Напрасно вы, Андрей Витальевич, столь легкомысленно к этому относитесь. У бандитов ведь как? Как себя с самого начала поставишь, так потом и не отмоешься.

Андрей Васильев. Что-то женское

Советник председателя совета директоров ЗАО «Коммерсантъ. Издательский дом» Андрей Васильев пишет о наболевшем, причем не у него, а у другого человека.

Началось все невинно. Поехал в Moscow City получать здоровую такую медаль «Медиаменеджер десятилетия». Сначала хотел, правда, прогулять: боялся нажраться, а в 10.45 рейс на Венецию, выезжать надо, с учетом лужковского эксперимента над Ленинградкой, часов в шесть, вещи не упакованы, с женой-дочкой поссорился, и кошка с позавчерашнего дня сидит в клетке, чтобы ее не забыли. Плюс см. название колонки.

Короче, пошел. Во-первых, очень просили: я после широко объявленного дембеля с топ-поста в ИД «Коммерсантъ» стал на короткое время престижной светской персоной с трагическим налетом. Во-вторых, медаль (здоровая такая) «Медиаменеджер десятилетия» – все-таки символ конца какой-никакой триумфальной журналистской карьеры. Не считать же таковым часовое интервью «Эху Москвы»? Ну вот, сходил – и ничего страшного: стакан двойного бурбона. А время – всего полдевятого. Зато в 21.00 был назначен ужин с президентом АФК «Система» Леней Меламедом. В модном новиковском клубе Tattler. Опять соблазн прогула: тут шансов нажраться было побольше. Причем дело не в приглашающей стороне: просто время чересчур урочное. Плюс стихийный протест от воздержания на «Медиаменеджере». А в Шереметьево выезжать по-прежнему в шесть утра. И вещи не упакованы.

Короче, пошел. Во-первых, западло не повидаться со старым товарищем перед месячным (у меня, разумеется) отпуском. Во-вторых, Леня – большой начальник. В-третьих, очень хотелось услышать от него, какое тонкое, умное, правдивое и бескомпромиссное интервью я дал «Эху Москвы» и как жаль, что такой человечище уходит из мировой журналистики. И – опять ничего страшного: три двойных бурбона. Ну четыре. С женой-дочкой помириться уже не успевалось, зато вещи собрать – сколько угодно. А то и поспать пару часов. Если бы…

Если бы не Митя Борисов. Он как раз отмечал день рождения в свежеоткрытом им же клубе «Март» на Петровке. Тут уж за прогул меня не осудил бы даже изобретатель бурбона. Причин много; назову одну, самую беспощадную: Митя Борисов – один из владельцев «Маяка». Короче, пошел.

После какого двойного бурбона это случилось, не так важно. И не бурбон вообще тому виной. Клуб «Март» ведь Митя Борисов открыл на поляне музея той разновидности современного искусства, что связана с образом его покровителя Юрия Лужкова. То есть с веранды клуба открывался темный вид на груду чего-то исполинского, мертвого, стремного. И вот я сидел на этой веранде в компании прогрессивной клубно-творческой молодежи с такими же темными и стремными видами на будущее. В смысле упаковки чемодана и успевания в Шереметьево.

…Я пишу эти исповедальные строки на веранде нашего palazzo. В двух шагах местный Черкизон, более известный туристам как Rialto. Место, однако, тихое, как может быть тихим дворик на Canal Grande, который мы делим с нашим любимым рестораном Campiello del Remer, где я, почти не отрываясь от этих записок и даже не надевая штанов, могу перехватить стаканчик-другой ледяного сприца. И не искушенный в моем творчестве читатель может наивно подумать, что все кончилось хорошо той страшной ночью.

Я не вспомню всех поименно. Тех, с кем делил стол той страшной ночью. Может, и не знал никого – мне это редко мешает в клубной атмосфере, ведь основняк творческой молодежи знает меня. И думает, что это ей на пользу.

Она, конечно, причисляла себя к основняку. Судя по тексту. Текста, впрочем, я тоже не помню, как и лица и имени. Но обращалась Она со мной по принципу «вась-вась» – наверное, не имея в виду нахамить. Типа так: «Вась, ну как же ты не сдохнешь столько пить?» Обычный интеллигентский треп. А я, надо сказать, не люблю, когда меня называют Васей. Другое дело, есть масса людей из числа т. н. старых друзей (типа жены), которые это прекрасно знают, но которым хоть рот зашей – ушами будут звать меня Васей. Я, когда это осознал, принял трусливое менеджерское решение: хрен с ними. А вообще меня с Васи ломает. Неоднократно заявлял публично. Даже дочку хотел Василисой назвать, чтобы Вася – хоть для нее – не звучало кличкой. Бабки запретили: кошачья, сказали, кличка – только через наш труп.

После десятого «васи» я решил позволить себе намек. Нет, я не назвал Ее мокрощелкой, как могли бы подумать поверхностно знающие меня люди. Я даже не скомандовал: «Встать, когда разговариваешь с медиаменеджером десятилетия!» Даже не напомнил про то, что начинал творческую деятельность, когда Она еще не числилась в творческих планах родителей.

– Дочка, – сказал я. – Я не люблю ходить в васях у незнакомых людей. Я прошу вас извиниться и называть меня Андреем. Вы же умненькая, вы же так поступите, правда? И вот вам моя рука.

Почему я запомнил свою фразу после стольких бурбонов – очевидно. Знающие меня – например, по «Маяку» или по «Коммерсанту» – отдают себе отчет, как редко я поднимаюсь до такого уровня вербального благородства.

Главное, Она подала мне руку. И рассмеялась так светло, так по-девичьи: «Ну, Вася, ты прикольный». И тогда я пожал Ей руку. Крепко пожал. А когда уже не осталось сил смотреть в искаженное болью девичье лицо, я понял, что пальцы не разжимаются. И тогда я помог нам обоим закончить наш диалог. В армии это называется «сделать шмась». Это не больно, но обидно. Зато помогает быстро расцепить рукопожатие. Кто виноват, что, потеряв мою руку, она упала со стула?

В общем, пора было ехать собирать чемодан. У выхода из клуба меня нагнал негр. Поклонники потом спрашивали меня: «Что, правда реальный негр?» Ну как сказать: в принципе да, но какой-то серенький. Так вот, я понял, что он собирается драться. Я поинтересовался, что будет, если он промахнется. Вместо ответа он ударил. И промахнулся. Вместо повторного вопроса я нанес разящий удар в пах. И тоже (о бурбон!) промахнулся.

Чему учат в автобате Таманской дивизии? Тому, что боец – даже если ему не попал прямой в пах – все равно наклоняется вперед, инстинктивно прикрывая причинное место. И тогда рви его, падлу, на себя за плечи и падай вместе с ним. Так я и сделал. В смысле упал. И с ужасом понял, что не помню дальнейших действий.

Потом, уже у «Ауди Лонг» меня нагнал партнер Мити Борисова Дима Ямпольский и страшно кричал, что я больше не клиент их с Митей заведений. То есть ОГИ, АПШУ, «Джона Дона» и, трудно представить, «Маяка». Но дальше было еще страшнее. Из клуба выбежала, стеная, какая-то женщина с искаженным лицом и распущенными косами (по-моему, с вплетенными в них водорослями) и, воздев руки к небесам, стала падать в обморок на чужой капот. Все вопияло о том, что совершенные мной поступки дурны. Но какой более дурен, я так и не понял. Излишне крепкое рукопожатие? Или то, что, беспомощный, лежа на спине под телом хоть и серенького, но увесистого негра, я откусил ему ухо?