Галина Сафонова-Пирус - Рассказы. Миниатюры

• Название: Рассказы. Миниатюры
• Автор: Галина Сафонова-Пирус
• Жанр: Биографии и Мемуары

Рассказы сборника не выдуманы, а сотканы из жизненных наблюдений за теми, кто когда-то был рядом или оказался на случайных «остановках» жизни. А миниатюры – чувствования природы, явлений реальной жизни или обращений к минувшему.

---

Ну да, как и ты – со своим…

Нет, о муже её мало знаю, всего только два раза и видела, когда приходил навестить дочь, а потом уехал в другой город, но я успела схватить о нём главное, чтобы потом недоумевать: и как, зачем судьба свела эту пару? А, впрочем, ты по собственному опыту знаешь, что в семейные пары зачастую соединяются люди не очень-то похожие… словно природой так задумано, чтобы непременно свершалось некое «перекрестное опыление» разных миров.

Для чего? Не знаю, не поняла и до сих пор, но подобные семьи наблюдала часто, вот и тогда…

Да-да, понимаю тебя, остаться без мужа с дочерью, которая только-только окончила школу и начинает искать свой путь…

Ну, конечно, права ты, права, но всё же… Нет, Раиса, думаю, что матери надо быть терпеливее и мудрее, раз так получилось, а Ирэна… Кстати, имя своё Ира, Ираида она почему-то переиначила в Ирэну и когда произносила его, то «э» звучало как дубль «э», с ударением на второй звук, а в этом мне всегда слышалось: э-э, брось спорить, ведь все равно я права!

Думаешь, переиначила просто из причуды? Не скажи. Есть в сонористике имён что-то и от характера человека, вот и в звучании имени Ирэ-эна… Не могла она мириться с иными мирами, вот и мир дочери всё пыталась переделать, перекроить по-своему.

Так и надо? А я… Но ладно, слушай дальше. Но какое-то время спустя познакомилась Ирэна с мужчиной и довольно скоро уехала к нему в Калугу, покинув свою еще «не оперившуюся» дочь, а этот хрупкий возраст…

Ну, конечно, хорошо, что с твоей дочкой всё было олрайт, когда ты её оставила, но ведь не каждая юная, не окрепшая душа может выдержать одиночество и не сломаться, приняв подброшенные жизнью испытания. Вот и привыкшая к каждодневной жесткой опекой матери Настенька, оставшись одна, растерялась и замкнулась в своём мирке. Когда заходила к ней, то вначале кроме «да» и «нет» ничего от неё не слышала, но понемногу всё же сумела эту «тишину» наполнить «звуками» своего мироощущения, и она уловив в них нечто своё, стала приходить ко мне после работы, садиться в уголок дивана и, поглядывая на экран телевизора, слушать…

Да нет, не читала я ей лекций, не мудрствовала по любому поводу, но… Понимаешь, я же видела, чувствовала, что принимает она и даже ждёт моих коротких реплик к тому, что только что увидела, о чём сама рассказала… и даже к тому, во что одевалась. Как-то пришла в странном наряде, который сама и сшила из белой ткани: что-то вроде длинного сарафана с приспущенными бретелями, а сверху натянула короткую черную майку с ярким узором.

Ну, может, это и модно, но не сплетался этот наряд с её замкнутым характером и показался мне даже крикливым.

Нет, не сказала ей об этом, смекнув: наверное, такой внешностью хочет бросить что-то вроде вызова своей тихой «задумчивой» сути.

Хорошо, хорошо, «давай к действию»… А действие развернулось после того, как неожиданно, по горящей путёвке, на неделю съездила она в Болгарию, а когда возвратилась… Помню, как светясь радостью, вошла ко мне в обнимку с огромным розовым зайцем, и я услышала:

– Тётьаль…

А вот так забавно и звала меня, слив воедино два слова и вместо «я» смягчив звучание мягкими знаками.

– Тётьаль, посмотрите на это чудо! – И протянула мне этого, тогда еще розового и улыбающегося плюшевого зверька. – А подарил мне его друг, который будет со мной теперь всю жизнь!

А что я… Вначале порадовалась за неё, а потом оставалось только слушать и по привычке записывать каждодневные её рассказы: мы сегодня с Пашкой… Пашка сказал… Пашка придумал, Пашка предложил…

Да нет, до твоего понимания «мужчины» ему было далеко, он только учился в ПТУ на третьем курсе…

Раиса, ну как можно такое? Ведь первая влюблённость, первые восторги юности… Не ругала я Настю, не пыталась отговорить от Пашки.

Хорошо, «даю» дальше. Помню, как-то забегает Настенька ко мне и слышу:

– Вы не знаете, чем лечить себорею? У Пашки, на лице…

Входит и он следом. Приглашаю пройти в зал, достаю книгу «Лечение травами» и они садятся рядышком на диван, листают ее. Ничего, симпатичный мальчик, высокий, стройный, блондинистый, голубоглазый… А еще и такое помню… Нет, лучше давай-ка прочитаю тебе записки из дневника тех дней, идёт?

Вот и хорошо. Только я их вначале найду, а ты пока заварика кофейку.

Ну, а теперь слушай:

«Вчера забегала ко мне встревоженная Настенька:

– Тётьаль, что же делать? У Пашки такой большой мозоль на ноге!

Улыбнулась:

– Настенька, мозоль до этого была женского рода.

– Ну, всё равно, – даже не ответила улыбкой, – такая большая и уже кровью налилась.

Да и сегодня сообщила:

– Иду к Пашке. Надо посмотреть его ногу.

– Настасья, – постаралась не ворчать, – не хорошо это… ходить домой к парню.

Но всё же она сходила и вечером рассказала, как возила Пашку к врачу, как его там ругали, что не пришел раньше, как ему больно было и как будет еще больнее, когда завтра пойдет на перевязку».

Раис, ну почему ж ты сразу… «по дурацки»? Разве сострадание к боли человека, да еще любимого человека так уж и плохо?

Ну хорошо, хорошо, в какой-то мере соглашусь, что нельзя вот так, сразу… со своей любовью и преданностью, а то… Кстати, может, и из-за этого довольно скоро над любовью Настеньки и нависла первая тучка.

А вот такая:

«Еще вчера хвалилась Настенька с радостной улыбкой: „Пашка, сказал, что если брошу его, то сядет на мотоцикл, разгонится и-и головой о столб“, а сегодня ходит гру-устная и всё ждет, – оказывается, не звонит уже третий день. Переживает, вижу, но домой к нему не идет.»

«Сегодня забегаю к ней. Открывает. Лицо – в слезах. Ныряет в зал, бухается на тахту, прижимает к груди своего зайца, а ко мне – спиной.

– Настенька, в чём дело?

Молчит, плачет.

– А ну-ка обернись ко мне, рассказывай.

Полежала. Что-то тихо пробурчала, но всё же повернулась ко мне, посадила зайца на спинку тахты, утерла слезы: упрекнула Пашку, что, мол, не так к ней относится, как в Болгарии… и еще кое-что прибавила, а он и обиделся. Ехали потом в троллейбусе, как чужие, в разных углах и она вышла на своей остановке, а он дальше поехал.

А потом сидели мы с ней уже на кухне и она, зажатая между холодильником и столом, слушала мои утешения, молча смахивая со щёк не унимающиеся слезы, но когда я спросила: «А что еще сказала своему Пашке?», то, не поднимая глаз, прошептала: «Тебе бы только переспать со мной и всё!» И снова ринулась к тахте, обняла зайца и сжалась с ним в комочек».

Раис, ну почему же «и всё же дура твоя подопечная»? Забыла, что значит быть влюблённой? А если не забыла, то должна понять её и простить.

Нет, не понимаешь. Не простила бы. Может, и слушать дальше не хочешь?

Ну, если «валяй дальше», то и слушай… дальше:

«На другой день Настя не приходила, да я и сама вернулась с работы поздно, а на следующий, прямо с утра, позвонила в дверь и:

– Пашку вчера встретила… Шёл с какими-то девками.

И снова полились ее слёзыньки. Утешала: и недостоин, мол, тебя!.. и уж очень молод, но ничего не помогало. Правда, потом вроде бы и встрепенулась:

– Сегодня же поеду к нему и потребую назад деньги, которые одолжила. Ведь сказал, что будет возвращать по десятке, чтобы не бросила его, а сам… И скажу всё, что о нем думаю.

Посоветовала пока не ездить, а подождать, но она снова разревелась: уж очень обидно!

– Настенька, успокойся, – гладила её по растрепавшимся волосам: – Держись, девочка, и верь: будут у тебя, такой молодой и красивой, встречи еще и еще!

И удалось кое-как утешить, ушла к себе. А к вечеру позвонила с работы, что-то буркнула и замолчала.

– Настя, ты что? – насторожилась. – Опять плачешь?

– Опять, – хлюпнула в трубку. – Тетьаль, знаете, как мне плохо!

Когда после работы сразу забежала к ней, то… Снова лежала она на тахте в обнимку с зайцем и обернувшись пледом. Присела рядом, поцеловала в щёчку, пригладила волосы, а она и расплакалась. И опять уговаривала её, утешала, как могла, а когда чуть успокоилась, вышли с ней на балкон, и я попробовала отвлечь её юмористическим рассказом из газеты, а она лишь раз усмехалась сквозь слезы, потом встала, посмотрела вниз и вдруг сказала:

– А зачем жить? Это мне Вас жалко, а то б…

От испуга затараторила:

– Настенька, детка, думать о смысле жизни в такие годы… это естественно, но… – И кивнула вниз: – Вон, видишь дерево под балконом? Растет себе да растет. Так и ты живи.

И приобняв за плечи, снова поцеловала в висок».

Ну, Раисочка, если к тебе и не приходили такие мысли, то это не значит, что те, к кому… «просто ненормальные». Через такое проходят натуры тонкие, которые и создают духовную ауру жизни, через них…

Да не умничаю я, не достаю левой рукой правое ухо, а…

Хорошо, хорошо, не будем больше об этом, лучше опять – к дневнику.