Автандил Хазари - Граница ночи. Роман в новеллах

• Название: Граница ночи. Роман в новеллах
• Автор: Автандил Хазари
• Жанр: Русское современное

Им выпало жить на границе эпох. Ныне их век считается зарёй Нового времени. Но для них он – начало долгой сумрачной ночи.

---

– Дорогой граф, помочь вам – честь для каждого из нас! – произнёс Венцеслаус те же слова, что и я накануне. – Нет никаких препятствий, чтобы употребить знания о трансмутации металлов на столь благородное дело. Однако я думаю, вы понимаете, что утопание в роскоши без приложения к этому усилий, что, увы, свойственно многим знатным особам, ведёт к праздности, лени и потере тяги души к возвышенному. Этот плачевный итог слишком обычен, чтобы не указать на его опасность. Поэтому мы, не желая способствовать падению вашей души с известных нам высот в преисподние бездны, готовы обеспечить лишь необходимый минимум, а дальнейшее, граф, полностью в ваших руках: труд и забота о своих людях сделает больше, чем наши опыты.

– Забота о моей душе доказывает, что вы по-прежнему считаете меня своим другом, а это для меня дороже золота, – первый и последний раз за время Симпозиума граф улыбнулся. – Излишне говорить, что я с благодарностью принимаю ваши условия.

– Что ж, тогда вам остаётся обеспечить нас образцами металлов, – сказал Базилио Валентини, – а завтра утром мы встретимся в том же месте и в то же время, дабы поделиться результатами.

Так и решили. Я направился в свои покои, дождался слуг с различными металлическими предметами (в основном, это были обломки орудий войны), и приступил к работе. Положив лом в специальный сосуд, я зажёг огонь, заготовил необходимые для ускорения и облегчения процессов ферменты и принялся растворять имеющийся металл до однородного состояния. Затем наступила очередь сепарации: необходимо отделить от получившейся субстанции чужеродные элементы, в которых семя золота содержится в абсолютно скрытом, непроявленном состоянии. Теперь очищенная масса пригодна для выращивания золота. Огонь и фермент, называемый профанами камнем философов, делали своё дело, и требуемая форма вещественности всё больше переходила из потенциального состояния в актуальное. Семя росло, желало проделать путь изнутри самого себя наружу, монада золота стремилась вырасти до размеров всей находящейся в сосуде субстанции, сделать её собою, свернув нынешнее определяющее качество обратно в монаду. К счастью, у этого процесса есть границы, ведь я не хотел выводить его за пределы сосуда для плавки, уподобляясь профану Мидасу.

Удовлетворённый качеством золота, я позволил себе отдохнуть, а перед ужином пошёл прогуляться по свежему воздуху, благо внутри замка было много укромных от глаз, но открытых ветрам мест. В одном из них меня ждало неприятное открытие: на грубо сколоченной виселице болтался небедно одетый молодой человек. По состоянию его успевшего обтрепаться палето и уровню разложения плоти я предположил, что повесили незнакомца меньше месяца назад. На дне его карманов обнаружились мелкие остатки травяной смеси: взяв её на язык, я понял, что передо мной врач. Немного побродив, я поймал юного конюха и стал задавать ему вопросы. Тот чрезвычайно перепугался, но под моим нажимом рассказал, что этот господин приехал в замок на своей повозке, имея при себе, как и я, лишь небольшой сундук. На вопрос, чем болел граф, конюх дал неожиданный ответ: болел не граф, а графиня.

Юноша убежал, а меня охватило раздражение. Почему граф ничего не сказал про свою женитьбу? Зачем он приказал казнить врача? И где, чёрт подери, сама графиня? Проклятье, моё путешествие нравилось мне всё меньше, ведь если в деле замешана женщина, жди беды. Логика и воображение нарисовали несколько возможных вариантов разыгравшейся в замке драмы, вплоть до измены и наказания за неё, но я решил не спешить с выводами. В конце концов, для меня важно одно: чтобы вся эта история не была связана с Симпозиумом, а значит, и со мной.

В обеденной зале уже собрались гости замка. Сидели на этот раз не за круглым, а за обычным прямоугольным столом, и граф, как и положено хозяину, занял место в торце. Учёные вспоминали годы юности и делились историями из жизни. Не обошлось и без научных дискуссий, ведь не каждый день удавалось встретить собеседников, не менее просвещённых, чем ты сам. Всех интересовали успехи коллег в решении главных проблем, стоящих перед адептами всех стран. И, судя по отдельным намёкам, происходили определённые подвижки, связанные и с собственными исследованиями, и с нахождением множества античных источников, долгое время считавшихся утерянными. Правда, и количество подделок, наводнивших Европу, велико: только познания в мудрости древних могли помочь отличить переводы от выдаваемых за них собственных сочинений. Однако, несмотря на бесконечные войны, религиозные распри, зверства инквизиции, хаос и эпидемии, прогресс знания в Европе был впечатляющим.

Я украдкой поглядывал на графа, и мне удалось подметить, что его тусклое выражение лица сменялось интересом тогда, когда речь заходила об исследованиях так называемого палингенезиса – восстановления растений из пепла. А разговор возвращался к нему постоянно, ведь это одна из самых сложных проблем, решаемых алхимиками, и мало кто из нас не ставил перед собой амбициозную задачу возвращения жизненной силы тому, что уже мертво. Я тоже пытался делать это, но от ответа на вопрос об успехах предпочёл уклониться. Откровенничать совершенно не хотелось, дурные предчувствия кочевали внутри моей головы из одного уголка в другой, ощущение странности происходящего не покидало меня, хотя внешне всё выглядело вполне обычно. А корень странностей зарыт в личности хозяина замка: тот граф, которого я знал, не стал бы скрывать женитьбу и казнить доктора.

Мы разошлись по покоям, чтобы уже утром встретиться вновь. Наступил второй день Симпозиума. За каждым из адептов в залу для собраний шёл слуга, неся отлитое в разных формах золото. Его сложили в одну внушительную кучу, без сомнения, стоившую целое состояние. Граф смотрел удовлетворённо, и в его глазах даже мелькнуло какое-то живое чувство, доказывающее, что перед нами лицо, а не маска.

– Друзья, мне не хватает слов, чтобы в полной мере выразить вам свою признательность. Вы спасли меня, и если я окончу свои дни не в долговой яме или у позорного столба, то только благодаря вам. – граф помолчал, обводя глазами присутствующих. Все, похоже, рассчитывали, что Симпозиум на этом закончится, но у меня было предчувствие, что это ещё не конец. И оно не обмануло. Граф продолжил: – Но у меня к вам есть ещё одна просьба.

Мессир Рудольф фон Хагенау взмахнул рукой, и слуга отворил потайную дверь. Через секунду из неё на каталке выкатили стеклянный гроб, в котором, завёрнутая в белый саван, лежала молодая женщина. Лицо её, когда-то красивое, представляло кошмарное зрелище: к чумным язвам, проступившим ещё при жизни, добавились следы разложения плоти.

– Разрешите представить вам мою досточтимую супругу – Бригитта. – граф указал рукой на труп. – Это юное создание явилось мне наградой за все выпавшие на мою долю несчастья. Я полюбил её всем сердцем, но зло, окружившее меня гранитной стеной, не дремало: силы ада отняли её, вынули последнюю опору из кренящегося здания моей жизни. Я боролся, я делал всё возможное, приглашал лучших врачей округи, но они оказались способны только брать с меня деньги. И она ушла. Но я не желаю мириться с этим и прошу вас применить свои знания для её воскрешения.

Руки графа тряслись, он волновался, говорил сбивчиво. Возможно, он рассчитывал на понимание и сочувствие, но выражения лиц присутствующих говорили о том, что в этот раз желающих броситься на помощь графу не было. Сам я испытал острое чувство гнева, и впервые за время Симпозиума разразился тирадой:

– Прежде всего, уважаемый граф, вам не стоило обманывать нас и скрывать подлинную причину созыва Симпозиума. Хотя, я думаю, вы понимали, что укажи вы её прямо, никто бы не явился, потому что воскрешать мертвеца – безумие. Впрочем, я не раз говорил, что любовь к женщине – худший вид безумия. Это безумие профанов, ведь истинное безумие позволяет видеть то, что выше вещей, а любовь к женщине лишает даже возможности видеть сами вещи такими, каковы они есть.

– Но разве не вы вчера говорили о воссоздании растений из пепла? – Рудольф решил так просто не сдаваться.

– Действительно, теоретически такая возможность существует, – тщательно подбирая слова, произнёс Янус Баптиста. – Палингенезис действительно занимает умы адептов тайного знания. Но мне не известно, удалось ли кому-нибудь осуществить подобное с человеком.

– Ведь растение – это всё же не человек! – воскликнул Синезиус. – Хотя общий механизм на всех уровнях бытия должен быть одним и тем же, силы, которые нужно привести в движение, различаются.

Граф в отчаянии опустил голову. Затем он решительно вскинул её вверх и, вперив в сидящих учёных совершенно сумасшедший взгляд, начал кричать:

– Вы даже не хотите попытаться! Но разве эта несчастная молодая женщина заслуживает того, чтобы умереть в расцвете лет? Не ради меня, ради неё, сделайте что-нибудь!