Михаил Малышев - Медлительная река. рассказы

• Название: Медлительная река. рассказы
• Автор: Михаил Малышев
• Жанр: Русское современное

В книгу прозы Михаила Малышева вошли рассказы разных лет – от динамичных, с закрученным как пружина сюжетом, до рассказов очеркового плана, подобных течению неторопливой реки. Но всех их, безусловно, объединяет одно – искренний интерес к характерам и судьбам людей, неразрывно связанных с дорогими сердцу автора степными просторами и городами в междуречье Волги и Дона.

---

* * *

Водитель объявился минут через сорок. Запаска была поставлена, неотложка ждала у ворот. Впечатлённый рассказом Георгий на прощание долго жал Степанычу руку. Ирина Сергеевна написала номер мобильного, и он пообещал, если что – сразу звонить ей.

Надев шапку, Степаныч пошёл провожать. Скорая посигналила на прощанье, газанула и скрылась за поворотом. Старик проводил её взглядом и уже собирался вернуться в дом, как над калиткой нарисовалась физия в «жириновке» с жёсткой щёткой заиндевевших усов.

– Дядя Гриша, здорово! Я зайду?

– Попробуй, – усмехнулся Степаныч.

Соседа Юрку он знал с малолетства. Когда-то дружили семьями с его родителями. С того самого дня как здесь, в «Речнике», от Управления канала им. Москвы получили участки под сады-огороды. Строились вместе, саженцами обменивались, на шашлыки выбирались. Юрка и дочь старика, Ольга, в поселке выросли: играли в салочки, в садовой тачке с визгами друг друга катали, бегали на канал купаться. Худющий тогда был Юрка и беспокойный, будто шило сидело у него в заднице, а теперь мордаха – дай бог! И брюшко наметилось, и походка неспешная, основательная…

Косолапо прохрустев по заснеженной тропинке, Юрка подошёл к старику, поздоровался.

– Что доктора?

– Сказали – жить вредно.

– Ладно, я серьёзно.

– Если серьёзно – какую-то хрень вкололи, полегчало. Ты лучше скажи, новости есть?

– Есть. Слух прошёл, будто гоблин этот, Микитин, подъехать должен. Обещал ситуацию разрулить. В штабе решили народ собрать. Пойдёшь?

– А то!

– Тогда на Солнечной через полчаса.

– Успею. Стопку будешь?

– Не могу, мне дальше бежать, – замотал головой Юрка. Поёжился, сунул руки в карманы меховой куртки, захрустел по снегу обратно, но, дойдя до калитки, остановился:

– Дядя Гриша, всё забываю спросить, как там, в Севастополе, Ольга?

– Нормально.

– Не развелась со своим мореманом?

– Чего?

– Всё-всё, ничего! Только мячик свой не бросай, я просто интересуюсь!

– Ты, Юрка, вроде куда-то шёл? Вот и шуруй. А насчёт Ольги и думать забудь! Для тебя она – перевёрнутая страница.

– Дядя Гриша, как знать? Жизнь долгая, земля круглая… Я, может, оттого два раза и разводился, что до сих пор по ней сохну.

В ответ Степаныч забористым матерком сформулировал истинную, по его мнению, мужскую сущность соседа. Юрка спорить не стал – засмеялся и, хлопнув калиткой, заспешил вниз по улице.

* * *

Пират не хотел просыпаться и уж тем более не хотел никуда идти. Но старик отворил дверь, напуская холод, и не закрывал её до тех пор, пока Пират не проснулся. Пёс поднялся, зевнул и, с обидой и неохотой потягиваясь, заковылял к выходу. На улице последние остатки сна улетучились, как их и не было.

Старика, со скрежетом провернувшего ключ в замке, он дожидаться не стал, побежал по тропинке, нырнул под ворота и затрусил знакомым маршрутом к Мефодьевне.

* * *

– Да что вы творите?

– Вы дом этот строили? Деревья растили?

– Беспредел!

– Спокойно, граждане! Всё по закону.

– Решения суда нет!

– Значит, будет, – дыхнул перегаром краснорожий омоновец с бородавкой на мясистой щеке. Поправил на поясе резиновую дубинку и подмигнул товарищам. Те одобрительно ухмыльнулись.

Омоновцы в чёрно-синей пятнистой форме, бронежилетах и касках живым щитом прикрывали от возмущённых жителей японскую технику и приговорённый к сносу отечественный коттедж. Ядовито-лимонный экскаватор «Коматсу», как хищный монстр с огромной когтистой лапой, глухо урчал на холостых оборотах. Поодаль, морда к морде, бойцовскими псами застыли два жёлтых, тоже японских, бульдозера. В сторонке лениво курили рабочие. По периметру треугольника бульдозеры – экскаватор – коттедж, подзывая один другого и совещаясь, ходили судебные приставы.

– Фашисты, – сплюнул Степаныч.

– Охренел? – зашипел краснорожий. Глаза омоновца налились кровью, щека задёргалась нервным тиком. – Ты, дед, базар фильтруй! У меня четыре командировки в Чечню и медаль «За отвагу».

– Геро-о-ой… А теперь, стало быть, в полицаи подался?

– Да я тебя… – взметнулась дубинка, но двое товарищей вовремя повисли на краснорожем, не позволив пустить в ход «демократизатор».

– Дед, иди от греха подальше, – процедил с угрозой один.

– Я-то пойду, – ответил старик, по-прежнему глядя в глаза омоновцу с бородавкой. – А ты, герой, чего за фитюльку схватился? Шмальнул бы из калаша – и вся недолга! Или обделался?

Краснорожий, изрыгая ругательства, безуспешно рвался к Степанычу.

– Вали отсюда, старик, – держа краснорожего, заорал второй.

Поначалу притихшие речниковцы глухо загудели в ответ. Раздвигая тех, кто стоял впереди, со стиснутыми кулаками пошёл на краснорожего Юрка, но Степаныч в последний момент ухватил его за рукав, развернул к себе.

– Не фашисты и не полицаи… Они – хуже, – ещё раз сплюнул на утоптанный снег и, не отпуская Юрку, потянул его через толпу назад.

Они едва успели выбраться на открытое место, как прорезался крик:

– Едут!

Люди рванулись вперёд, стена омоновцев смешалась и, бросив технику, отступила, чтобы взять в кольцо подъехавший внедорожник. Из машины с недовольной гримасой на холёном лице вылез префект Южного округа Микитин. В шапке-ушанке «от кутюр», модной дублёнке и сверкающих чёрным лаком полуботинках. Люди, напирая на милицейский кордон, обступили префекта. Зашумели, перебивая друг друга. Юрка глянул вопросительно на Степаныча, но старик, отказываясь, покачал головой, и тот побежал в толпу один. Потянулись к машине префекта и судебные приставы.

На какое-то время Степаныч остался наедине с громадным, как танк, экскаватором. Подошёл ближе, тронул воронёную сталь ковша, и ему вдруг привиделось, как это чудище сносит гусеницами его забор, мнёт крышу, рушит стены, фундамент, а напоследок ломает в щепы заснеженную пушистую ель. Ту самую ель, что он, обалдевший от счастья, посадил, узнав о рождении дочери. Экскаватор, тем временем, вдавил в снег обломанные хвойные ветки и развернулся для повторной атаки. А из кабины выглянул, ухмыляясь, краснорожий омоновец…

Степаныч обшарил карманы бушлата, но нащупал не валидол, а бейсбольный мячик. И стиснул зубы. Ведь было дело: когда-то левый карман ему оттягивала лимонка, а правый – трофейный вальтер. И ещё пацаном он всегда мог постоять за себя. Партизаны ценили отчаянного паренька и то ли в шутку, то ли всерьёз обращались по отчеству…

Не любил вспоминать Степаныч свою войну. Всамделишную, а не те байки, что утром травил врачам. Хотя, конечно, железку минировал, было. Поначалу на подхвате у старших, позже и сам освоился. Паровозный гудок и… грохот, огонь и чёрным фонтаном бьёт в небо земля, а с искорёженных рельсов летят под откос вагоны! Но взрывное дело – нехитрое ремесло, если поблизости нет охраны. На его войне фашисты стерегли железку и днём и ночью, так просто близко не подобраться. А он, одиннадцатилетний пацан, из отряда один выходил навстречу немецкому патрулю – «В Покровское к тётке шёл, да сбился с дороги…» – и, подойдя вплотную, не доставая пистолет из кармана, хладнокровно расстреливал доверчивых фрицев.

Встреча с префектом, как и следовало ожидать, закончилась ничем. Юрка, провожая старика до ворот, вслух продолжал возмущаться, доказывая, что человеку в здравом уме и трезвой памяти и в голову не придёт сказать людям, что они сами преступники только лишь потому, что спокойно жили и строились на своей земле. А что до собственности, то у кого она при коммунистах была? И почему, раз так вышло, не могут (или не хотят?!) узаконивать их участки в рамках дачной амнистии, насчёт которой власти одно время прожужжали все уши? Степаныч шёл и молчал. Как будто что-то оборвалось у него внутри…

Дома старик всё делал спокойно, но глаза его смотрели отрешённо и пусто, со стороны даже могло показаться, что он не вполне осознаёт последовательность своих действий, а просто механически выполняет заложенную кем-то программу. Он скинул бушлат, чиркнув спичкой, зажёг «летучую мышь», подкрутил фитиль, так, чтобы он не дрожал и горел равномерно, и осторожно по ступеням скрипучей лестницы начал спускаться в погреб. Мерцающий свет заскользил по отстающей от стен штукатурке, рассохшимся балкам, затянутым по углам паутиной, задержался на покосившейся деревянной двери. При жизни жены в погребе у них была кладовая для закруток и яблок, припасаемых на зиму. Теперь в кладовке давно уже ничего не хранилось. Старик дёрнул дверь, она, хотя и с трудом, поддалась. Внутри покрытые пылью полки, на них с полдюжины старых стеклянных банок для консервации, несколько ржавых жестяных крышек и изгрызенных мышами резиновых колец для закрутки.

Старик пристроил лампу в углу, опустился на колени, поддел гвоздодёром доски нижнего яруса. В паутине над верхней полкой заколыхались иссохшие мухи. Доски поддались легко, обнажив тронутый ржавчиной армейский металлический ящик…