Геннадий Демарев - Жизнь как она есть

• Название: Жизнь как она есть
• Автор: Геннадий Демарев
• Жанр: Короткие истории

Говорят, будто только от человека зависит построение собственного будущего. Увы, зачастую создаётся впечатление, будто оно предопределено кем-то свыше – начиная от избрания цели и заканчивая мотивацией поступков. Получается, что первую часть жизни человек тратит на то, чтобы совершать ошибки, а вторую – на тщетные попытки их исправить. И тогда жизнь напоминает дерево, потрёпанное ветрами, с искривлённым стволом. В данный сборник вошли рассказы различной тематики и жанров: как социально-бытовые, так и приключенческие и юмористические. В них описываются реальные истории, реальные судьбы, реальные люди. Иногда по ходу чтения хочется плакать, иногда – смеяться. И, конечно, поневоле задумываешься…

---

Но вот вдали что-то затрещало, до слуха сквозь завывание бешеного ветра донёсся слабый человеческий крик. Чутьё подсказало, что приближается великая опасность, – как чувствует птица приближение землетрясения. Тяжёлое предчувствие могучей силой прижало его к липкой, мокрой и холодной земле ещё сильнее. В тот же миг он почувствовал, как над самой головой пронеслась какая-то огромная, страшная, тяжёлая масса.

Откуда-то ему было известно, что это были ОНИ. В следующий миг масса ударилась о землю где-то рядом, в доказательство чего прозвучал сдавленный стон. Рефлекторно голова попыталась приподняться над сорняками, чтобы глаза могли взглянуть на источник этого стона. Но сила – властная, неодолимая и могущественная – тотчас прижала её снова к земле. Он догадывался, что это за сила и что именно произошло. Всё происшедшее казалось чем-то немыслимым, противоестественным, ужасным; сила вызывала неописуемый страх, от которого дыбом поднимались волосы. К тому же, он знал, что именно произошло, и от этого становилось ещё ужаснее.

Феликс потерял сознание. Или это ему показалось? Он впал в прострацию настолько мощную, что это сравнимо с потерей сознания.

Подняв голову спустя некоторое время, он заметил первые проблески рассвета на востоке. Ураган стих, тучи совершенно рассеялись. Лишь изредка над головой проносились мрачными тенями их мелкие клочья.

Тишину нарушил какой-то звук. Это был слабый женский стон.

Собравшись с силами, он поднялся на ноги и, преодолевая панический ужас, направился к источнику человеческого голоса. По пути он дважды чуть не свернул шею, поскользнувшись на прелой траве.

Шатаясь, он прошёл метров двадцать, но вынужден был остановиться: прямо перед ним разверзла свои объятия большая яма. Подчиняясь каким-то неведомым законам, зрение вдруг обрело поразительную остроту и различило на глубине более двух метров два неподвижных тела – мужчины и женщины, – придавленные огромным корнем дерева. Мужчина был мёртв, и об этом свидетельствовала большая разверстая рана на его голове, из которой вытекало мозговое вещество, смешанное к кровью. Женщина лежала лицом вниз в то время, как туловище, неестественно выгнувшись, покоилось на спине. Судя по всему, у неё была свёрнута шея. Это были они – Амалия и её высокопоставленный любовник. В теле женщины ещё теплилась жизнь, но никакой лекарь не сумел бы её спасти. Созерцая эту картину, Феликс невольно вспомнил изречение из какой-то арии на латинском языке: «Omnis caro fenum…», что означает «Всякая плоть становится травой».

На какой-то миг в сердце Феликса проснулось сожаление, но тотчас же в глубине существа снова встрепенулась обида. «Пусть, пусть будет так, как есть!» – заставил себя подумать он.

Яма начала осыпаться сама по себе, погребая два комка изувеченной плоти.

Он отступил не несколько шагов; затем в ужасе развернулся и побежал прочь.

Только оказавшись в доме, он сумел перевести дыхание. Подойдя к бару, он дрожащими руками схватил первую попавшуюся бутылку и, поднеся к губам, начал с жадностью всасывать в себя горячительную жидкость. Она оказалась коньяком. Опустошив полбутылки, Феликс, наконец, начал успокаиваться.

Это был конец. Конец не только семейной идиллии, жизни в этом доме, но и конец карьере. Придётся всё начинать сначала. Если получится…

За восемь лет он не сумел забыть ни единой детали из этого кошмара. Он приходил к нему по ночам, когда организм, расслабившись, готов к максимальному восприятию. С каждым разом он заново переживал события. Это казалось невыносимой пыткой. Конечно, кошмары – не что иное, как проделки человека в чёрном, – Феликс это чувствовал, знал природным умом. Только непонятно, зачем тому понадобилось ворошить незаживаемую рану в его душе. Что он хочет этим сказать?

Феликс взглянул на окно, за которым раскрывал свои радушные объятия один из многих миллионов и миллиардов земных рассветов. Этот свет породил в сознании первые ясные мысли и проблески воли.

– С этим следует заканчивать, – промолвил он, обращаясь к самому себе. – Давно пора… Нельзя оставаться в рабстве всю жизнь. Потому что это уже не жизнь.

С этими словами он сбросил с себя одеяло и решительно поднялся с постели. Сейчас он примет холодный душ, что весьма кстати после душной июльской ночи, выпьет чашечку кофе, и жизнь, как и мысли, направится в иное русло. Он знал, что тогда придёт и решение.

5

В это утреннее время на берегу реки находились три человека – светловолосая женщина лет тридцати и двое детей лет двенадцати – девочка и мальчик. Анна пришла сюда полюбоваться пробуждением её величества Природы, а дочь со своим другом вызвались её сопровождать. А природа возобновляла то вечное и бурлящее действо, которое называется жизнью, на время прерываемой ночным мраком. Со всех сторон доносилось стрекотание сверчков, разноголосое чириканье птиц, кумканье и кваканье лягушек, жужжание мух и жуков. Все о чём-то спорили, пытаясь самоутвердиться в вечной круговерти бытия, каждому хотелось выхватить из неё свой момент счастья.

Прислушиваясь к этому шуму, Анна словно растворялась в нём, в глубинах сознания зарождалась странная мелодия. Так бывает, когда человек способен чувствовать и живёт на одной волне со средой обитания.

Дети, эти неугомонные шалунишки, начали о чём-то спорить.

– Колька, а у тебя веснушек больше, чем у меня! – смеясь, раззадоривала мальчика подружка, глядя на него прищуренными, хитрыми глазами.

– Ну и что? – нашёлся тот. – Зато у тебя уши побольше моих! Как у Чебурашки… Дашка-Чебурашка!

Эта суета мешала Анне сосредоточиться.

– Дети, дети! – с укоризной в тоне воскликнула она.

Внезапно слух уловил новые звуки, доносящиеся издалека. Они порождались чьим-то прекрасным голосом и как бы подводили итог красоте рассвета. Это была чудесная мелодия, она звучала, как ода, как преклонение перед величием Природы, сиянием солнца, самой жизнью.

– Дети, тихо, тихо! – прошептала Анна, обращая лицо в направлении, откуда лилась мелодия.

Заметив на лице женщины нечто особенное, те приумолкли и, подчиняясь инстинкту, начали вслушиваться.

– Это же сам Феликс Винницкий! – прошептала женщина.

Выражение в её глазах было таким, словно она узрела перед собой самого Господа Бога, пред которым готова преклонить колени.

– Это – знаменитое «Адажио» Альбинони, – тоном отличницы произнесла девочка.

– Да тише ты! – шикнул на неё Коля, толкая кулаком пониже талии.

Мальчик откуда-то понял, что в эту минуту Дашиной маме мешать нельзя. Он и сам невольно прислушался, а затем, увлекая подругу за собой, осторожно побежал по тропинке, ведущей к особняку знаменитости. Метров через тридцать его остановило препятствие в виде забора. Он прильнул к щели между досками.

На балконе, обращённом к реке, стоял мужчина лет сорока, облачённый в белую сорочку и чёрный фрак. Это в его лёгких рождалось прекрасное пение, это именно его гортань порождала неповторимые звуки. Дети знали, что такое опера, как знали и о великих исполнителях. Но чтобы человеческое существо могло петь так!.. Нет, подобное не помещалось в воображении, так не бывает…

– Вот она – легенда! – прошептал Коля, невольно сжимая девичью руку.

Между тем, пение, достигнув апофеоза, внезапно прекратилось. Знаменитость со своего балкона куда-то исчезла.

Анна, с жадностью впитывавшая в себя каждый оттенок этого волшебного голоса, продолжала стоять в той же позе. В её взгляде можно было прочесть непередаваемое разочарование.

Даже у детей настроение как-то сникло… Они чувствовали себя так, словно у них отняли только что преподнесённый подарок и больше никогда не вернут.

А в это время Феликс лежал на спине и стекленеющими глазами смотрел в бездонную даль…

Хамство

«Из всех пороков, присущих человеку, наиболее позорным я считаю трусость.»

М. Булгаков «Мастер и Маргарита»

– Не согласен, – отвечаю я. – Не трусость, а тупость и хамство!!!

* * *

Белое безмолвие… Сколько волнующих строк посвятил ему в своё время Джек Лондон! Время года, когда мир замирает в глубоком сне, успокоенный морозом, когда человеку – этому наиболее слабому звену природы – невозможно выжить без технических приспособлений, когда наступает царство холода, мрака и смерти… Днём человека убивает белизна снега, слепящая взор, а ночью – холод и неизвестность; всё это обретает утроенную силу из-за почти абсолютной тишины, не нарушаемой ни шумом ветра, ни чириканьем шаловливых птиц, ни отдаленным лаем собак. Даже никакая заблудшая ворона не потревожит воздух своим карканьем. Впрочем, в свое время В. Высоцкий отмечал, что вороньё просто не водится в подобных условиях. Если бы так было и с вороньём в человеческом облике…

* * *

… Ещё в детстве он заметил, что в морозную погоду окружающий мир кажется красивее и даже звезды излучают то очаровательное мерцание, которое способно поглотить воображение романтиков. Но в этот раз всё выглядело по-другому: судя по ощущениям, мороз достигал не менее восемнадцати градусов, дул северный ветер, небосвод исторгал из своих непостижимых глубин какую-то неописуемую жестокую антипатию; видимость была скверной из-за странной облачности, вследствие которой не было видно ни звёзд, ни Луны, ни блеска дороги – этих вечных спутников путешественников, затерявшихся в ночи. Идти было трудно, поскольку накануне, после обильного снегопада, автомобили разъездили шоссе настолько, что оно превратилось в вязкое крошево, после чего его намертво сковал мороз. Каждый шаг совершался наобум, угрожая падением, переломом рёбер, ног или сотрясением мозга.