Максимилиан Гюбрис - Избранное. Поэзия. Драматургия

• Название: Избранное. Поэзия. Драматургия
• Автор: Максимилиан Гюбрис
• Жанр: Русское современное

Книга не банальна, чувственна и загадочна; эгалитарна… В ряду воплощённых автором многих художественных образов – редкие, доселе не адаптированные в России, предметы Европейского богемного света; в истории поэзии и совр. культуры, «великие преценденты» тёмного романтизма, сюра и постмодернизма. В сей год 90-летия первого сюрреалистического киносценария А. Арто, драма «Морская Раковина и Духовник», сочинённая по его мотивам, предстаёт здесь венцом поэтических и драматургических изысканий автора.

---

Избранное. Поэзия. Драматургия Максимилиан Гюбрис

© Максимилиан Гюбрис, 2016

© Максимилиан Гюбрис, иллюстрации, 2016

ISBN 978-5-4483-0877-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Адвертисмент

Книга сия, состоящая из нескольких тематических разделов, представляет собой первую эксклюзивную подборку поэтических и драматических произведений автора, находящего теперь, после пятнадцати лет самопроизвольно-предпочитаемого молчания в официальной литературной среде, необходимость, отныне, препоручения продуктов собственного творчества заслуженной и небездарной публичной дистрибьюции.

Наравне с произведениями, написанными на Русском, в сборник включен, также, ряд Английских коротких стихов и фрагментов, среди которых, к скромной чести автора, литературно-примечательные посвящения к особым ново-календарным датам и темам, и, также, поэтические философизмы. К сему, в разделе Дополнений, помещены авторские построчно-адаптированные Русские переводы, с надлежащими, к тому, пояснениями.

Отличительность сей книги – её разножанровость; последующие разделы включают в себя произведения крупных форм, в ряду коих: «Сердце Поэта» – романтическая поэма в свете истории погребения сердца П.Б.Шелли, в своём роде, гимн поэтической дружбе; сюрреалистическая драма «Морская Раковина и Духовник», по мотивам легендарного киносценария А. Арто; и пост-модернистическая оригинальная пьеса «Gloomy Sunday», выражающая в себе одну из основных дилемм в чувственной жизни творца искусства.

К сему: если драматическая импликация символических образов Арто произвелась, здесь, в большей степени, в предмет классического смысла, характера и действа, что вполне бы могло адвокатировать ту, и доселе, нередко кажущуюся абсурдной, амбицию самого поэта Арто, в претензии того на место во всемирной классике драматического жанра; и если, в сим случае, это потребовало некоей сюжетной версификации в пользу более эстетического метода (что, возможно, подверглось бы осуждению самим мастером Театра Жестокости); то, в случае пьесы, автор, совершенно обратно популярной, на сегодня, идеализации истории и линии судьбы характеров, предпочёл изобразить момент данной биографии героя в свете, не приукрашенном, в свете чистого события и, наперво известных фактов трагического исхода, и только это послужило источником представления о композиционных путях инверсии обыгрываемых чувств. (Так, даже Дьявол-Тофель, действующим лицом введённый в пьесу, вплоть до самого финала, не представляет из себя ничего дьявольского в его собственном образе, ибо ему не присуща никакая иная природа, помимо внезапного, феноменального визитёра.)

В отношении ж общей стилистики оформления текстового материала, по предполагаемому недоумению читателя в соблюдении тут правил Русской письменности и издательского такта, автор заблаговременно отправляет того заглянуть в раздел Дополнений, к грамматическому письму «Мёртвый Маленький я или Высоты Русской Строки», каковое интродуктивно поместить в начале книги автор не решился, единственно, лишь во избежание педагогического тона в начале сборника.

Во всемирной истории Русской литературы и книгоиздания, это уже вторая книга сего автора, где находят место все Принципиальные Озаглавливания, по его мнению, необходимые для поднятия авторитета Русского языка и, в нём, Самоутверждённого Собственного Смысла.

                                                                   Автор.

Поэзия разных лет

Малый Поэзиум Сборник коротких произведений

Вечность

…Вечность темна и неясна,
      Но вот, возникает в ночи свет звёзд,
         Преисполненных неги страстной,
            Возымевших от Зеркала
               От глаз человеческих,
                  Любящих,
                     Ласковых
                        Судеб…

(Из уничтоженной поэмы 1994 г.)

В паузе

Когда падает вся наша слепая тоска
В бездну случайных мгновений, —
В стороне от привычных реприз судьбы или зеркала
Найдётся кружащей памяти след;
Эхом сполна не постигнутой, —
Потому не отторженной
И кротко смеющейся чрез прошлого плач, —
Безобъяснительной нежности
Встречаема временем скраденная фраза
О нелепом конце одной из божественных шуток,
Иль постылых трагедий,
Иль ко вкусу банальных фрагментов
Не пришедшихся, неуместных ролей.

Подспудная правда в том – видно, лишь
Преходящая несостоятельность слова
В комедии растрат чувственных,
Аль, тёмного смысла исполненных, иных сожалений,
        Аль слёз…
Остаётся, пожалуй…
Беспричинно лишь наследовать Паузу, —
        Где Легчайшее паузы
Плещется в свете, неумолимо и всегда,
        Враз застигнуть готовых,
                 Ненадеянных метаморфоз…

(Декабрь 2002; Лондон)

В театре звука Сати

Времени непомерность,… и…
В стремлении пространного шёпота,
Колышется ныне переплеск лишь клавишной грусти —
Этакая степень утраты, быть может, собственных фраз,
Сошедших к глубинным началам
На сегодня обличаемых тайн:
В театре звука Сати1,
Сцену долгих ночей обнажая,
Подъят уж занавес; —
Плачет, чрез танец играя,
Немая фатальность
В сей час…

(2003 год; Лондон)

Колдовство Грусти

О, страсти образо-рожденья в шаре:
            Огнь лунной сферы;
Мыслей черты во трепете теней, в оглядствах часа:
            След немых художеств;
Все-призрачность, ко знаку места, вспоминанных сродств:
            Иссохшее плодово древо;
Намёк о предначале жертвоприношенья скорби, в первом:
            Свет нощных свечных таинств;

В даль – пере-представление, сторонне телу, —
            Проблески забыта мира;
Признание, стремимо в одиночества пеансах, —
            Жизнь изолганной правды;
Глубь-проклинание о мерах мер и бреднях, —
            Сердце в крыльях ночи;
Искус о новом Дне и об освобожденьи вечном,
            Чудовище пред Детством на коленях.

(Июль 2006;Дача в Зимняке, под Серг. Посадом)

Белейшее АМО2

                    Это белесое солнце…
В час снежный напомнишь мне, сколь настроению туч
                    Подвластен забывшийся.

                    Этот туман во глазах,
В едва желтоватых расплывах, карандашных дерев
                    Что сокрыл берега, —
                    Далью сгустившийся день.

                    Гирлянды немых снегирей,
Как сонм кардиналов, под лай неприкаянной суки вдали.
                            Художник Небес,
Не нарочно ль ошибся в выборе тонов совестей? —
                                     Ты —
                    Восходящий на холмы небес,
          Это твоё манное, твоё пасторальное АМО,
                           Это белесое солнце…

          Ошибись ещё раз, Художник, в выборе средств, —
                           Ты напомнишь мне,
          Сквозь полуденну времени рваность,
          Это, как если бы, помутненного Ангела
                                  Заново
                     Стремление в Светлость.

(Февраль 2008;Дача в Зимняке, под Серг. Посадом)

На смерть Зимней Бабочки в остывающем Доме

               Ты непременно умрёшь,
               Ты уже умираешь;
               Боязливая нежность твоя, не знаешь,
               Не вкусит пряность тёплых ветров.

               Небесного рая не видишь,
               В землях очей не сомкнёшь;
               И летаешь, знамений и жалоб не зная, и ждёшь
               Погибая, совершенную в мире любовь.

               Зимний дождь умаляет,
               В хладе играет чувство тоски; —
               Ах, прости, милый Принц тебя не узнает
               В сонном коконе жизнь не прельстит.

               Слишком ранне созданье,
               Дом пустой не схранит грёзы души;
               Куколкой твоя память не станет
               В сожаленной грусти злата вершин;

               Ты теперь умираешь,
               Обречённо созданье, умрёшь;
               В часах, счастьем обманута, слепо витаешь, —
                            После ж,
                            Амбиентно,
               В непрожитый завтрашний день упадёшь.

               Лёгкая трепетность на холодном стекле;
               Глядя вслед змеистой тропе,
               Будто б вновь в мёртвую осень,
                            Ты засыпаешь.

(01 марта 2008,Сергиев Посад – Москва, в пути)

Розовое в Голубом