Анатолий Лазаревич - Становление информационного общества. Коммуникационно-эпистемологические и культурно-цивилизованные основания

• Название: Становление информационного общества. Коммуникационно-эпистемологические и культурно-цивилизованные основания
• Автор: Анатолий Лазаревич
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2015
• ISBN: 978-985-08-1916-1

В монографии исследуются актуальные проблемы Современности, обусловленные кризисом гуманитарных ценностей индустриальной эпохи и поиском новых сценариев развития цивилизации и культуры. Излагается позиция автора в отношении ряда дискуссионных вопросов: в каком обществе мы живем – индустриальном, постиндустриальном, информационном, обществе, основанном на знании; каковы «пределы роста» техногенной цивилизации; что ожидает человека в бурно развивающемся мире техники, информации, интернет-технологий, виртуальной реальности; насколько возможны и эффективны инструменты управления информационно-коммуникационной средой и др. Обосновывается комплекс теоретико-методологических и практических средств становления и перспективного развития информационного общества, в том числе и в Республике Беларусь.

Адресуется ученым, специалистам органов государственной власти и управления, работникам учреждений образования и культуры, аспирантам, магистрантам и студентам, а также всем тем, кто интересуется современными тенденциями социальной динамики.

---

В семиотике выделяются три основных аспекта изучения знака и знаковой системы:

синтаксис (синтактика) изучает внутренние свойства систем знаков безотносительно к интерпретации;

семантика рассматривает отношение знаков к обозначаемому;

прагматика исследует связь знаков с «адресатом», то есть проблемы интерпретации знаков теми, кто их использует, их полезности и ценности для интерпретатора.

Наиболее существенные результаты в междисциплинарном поле достигнуты в семантике. Предметом ее исследований является смысловое содержание информации. Знаковой считается система конкретных или абстрактных объектов (знаков, слов), с каждым из которых определенным образом сопоставлено некоторое значение. Таких сопоставлений может быть по меньшей мере два. Первый вид соответствия определяется непосредственно материальным объектом, которым обозначается слово, и оно называется «денотат» (или в некоторых работах – «номинат»). Второй вид соответствия определяет смысл знака (слова), и он называется концептом. При этом исследуются такие свойства сопоставлений, как «смысл», «истинность», «определимость», «интерпретация» и др. Для исследований нередко используется аппарат математической логики и математической лингвистики.

Идеи семантики, намеченные еще Г. Лейбницем и Ф. де Соссюром, сформулировали и развили Ч. Пирс, Ч. Моррис, Р. Карнап и др. Их основным достижением стало создание аппарата семантического анализа, позволяющего представить смысл текста на естественном языке в виде записи на некотором формализованном семантическом (смысловом) языке. Семантический анализ является основой для создания устройств (программ) машинного перевода с одного естественного языка на другой.

Слово есть символ символов, соединяющий мыслящего человека с реальностью. Оно не дано сразу в непосредственном чувственном опыте, но постепенно и опосредованно извлекается из нее и предстает в формах искусственных знаков – значений сущностей вещей. Ф. Ницше писал об устойчивой иллюзии воспринимать слово как нечто само собой разумеющееся, «самое правильное, самое простое выражение», в котором «бытие хочет стать словом». В действительности – «сначала образы… Затем слова, отнесенные к образам. Наконец, понятия, возможные лишь когда существуют слова, – соединение многих образов в нечто невидимое, но слышимое (слово)». И лишь в конечном счете «мы мыслим… в форме речи» [265, с. 233, 241].

Многозначная роль языка изучается рядом наук. В семиотике выясняются не только природа и сущность, но и функции языка.

Информационная функция означает выработанный человечеством способ освоения, хранения, передачи и преобразования совокупности знаково-символических образов родовых и видовых свойств вещей и процессов, вовлеченных в мир человека, различных проявлений его чувственного и интеллектуального опыта.

Коммуникативная функция языка, в особенности письменность, обеспечивает деятельное и универсальное – непосредственное и опосредованное – общение между людьми. «Для того чтобы понимать друг друга… – писал Ф. Ницше, – надо еще обозначить теми же словами один и тот же вид внутренних переживаний, надо иметь с собеседником общий опыт» [263, с. 310]. Еще более возрастает роль языка в общении между народами. В этом ракурсе, например, по замечанию известного культурфилософа Н. И. Конрада, японцы – «жадные читатели и усердные переводчики». В контексте обострения проблемы государственного языка в ряде постсоветских стран поучителен опыт функционирования государственных языков в Бельгии, Швейцарии, Финляндии. Благой пример – и русско-белорусское двуязычие.

Кумулятивная функция языка заключается в его способности быть не только хранителем, но и накопителем информации о человеческом опыте. Динамичная пластика языка почти полностью замещает генетическую память, но главное – обеспечивает его способность опереться на совокупный социальный опыт и быть инструментом его обогащения. «Язык – это наследие, получаемое от предков, и оставляемое потомкам наследие, к которому нужно относиться… с уважением, как к чему-то священному», – отмечал Ф. Ницше [263, с. 324].

Роль письменности, как связующей нити между прошлыми, настоящими и будущими поколениями, убедительно продемонстрирована П. Сорокиным в мысленном опыте. «Представим на минуту, – писал он, – что во всех цивилизованных странах все графические обозначения – книги и так далее – были бы неожиданно уничтожены… Такое разрушение сокрушило бы нашу цивилизацию, превратив ее в реликт, подобный часам старых соборов, которые никто не может завести, потому что ключи потеряны» [343, с. 210].

Но истории известен обратный – и потрясающий – эффект: народы – творцы древнегреческого и латинского языков – канули в Лету, а их языки не только живут, но и остаются корневой системой современных европейских языков.

Коммуникативные функции языка проявляются в двух ипостасях – по «горизонтали» и «вертикали». В первом ракурсе язык служит средством согласования совместных действий людей на основе взаимопонимания относительно значимых для них феноменов и их символов. Другой, «вертикальный», ракурс – постоянное обозначение словом процесса руководства людьми. По словам американского историка А. Шлезингера, «привлечение широких масс на свою сторону требует от руководителя не только умения ставить цели, но и доводить их до современников. Язык связывает политику с реальностью» [409, с. 623].

Способность человека выполнять жизненно важные функции с помощью символико-знаковой системы, прежде всего языка, имеет универсальный характер. Символика жестов, танца, музыки, архитектуры также изначально и непреходяще обладает коммуникативным смыслом и потенциалом. Вербальный же язык не всегда велик, но нередко могуч своими дисфункциональными проявлениями: понятиями и суждениями – «перевертышами», то есть бессознательными ошибками или сознательной «подменой основания», выражением иллюзорных представлений человека о мире и о себе. Естественное следствие – деформации или даже разрыв коммуникации.

Дисфункции языка – результат действия неоднородных факторов. Их общий исток – преобладание процессов дифференциации, обособления человеческих общностей над их интеграцией. Этот феномен емко выражен в библейской притче о Вавилонской башне. По существу, язык – это средство не только интеграции, но и дезинтеграции народов.

Проблематичной остается роль незрелости общественно-исторической, в том числе духовной, практики в деформировании языка. К примеру, версия Земли «на трех китах», поиски «философского камня» или «флогистона». Свою лепту вносит и запечатлевающий эту незрелость консерватизм письменного слова. Сократ относился к письменному слову как к беззащитному, открытому для спекуляций и злоупотреблений. В отличие от устной речи, письменный текст не может постоять за себя. Но далеко не всегда может постоять за себя иная устная речь.

Насилие над языком – горький плод и социально-политических страстей. В особенности это относится к эвфемизмам – сознательно конструируемым словам-призракам, сущему проклятию чистоты языка. Они проявляются в деформациях функций языка как форма социальной магии, призванная скрыть эгоцентричные интересы. Например, «общество благоденствия», «либерализм», «мировая шахматная доска», «гуманитарная интервенция» и т. п.

Как полифункциональный «блеск» языка, так и «нищета» его многоликих дисфункций нередко ведут к представлениям о языке не как инструменте постижения или искажения реальности, а как о ее творце. Еще Цицерон заметил, что духовную жизнь античного мира «давно мучают споры о словах». Это споры о Слове как начале мира, его со-творении, смысловом и системообразующем центре упорядочения хаоса, символико-знакового выражения его логоса. Nomen est питеп (называть значит знать) – говорили римляне. Итогом стал феномен «сумасшедшего фортепиано», о котором писал французский просветитель Д. Дидро: оно возомнило, что само сочиняет музыку. Таким, по сути, сумасшествием было официальное приветствие последних римских императоров «Ваша вечность!», и это в то время, когда империю уже крушили так называемые «варвары». А как относиться к заявлению Н. Хрущева с трибуны ООН в адрес Запада: «Мы вас закопаем» или словам «Союз нерушимый…» из гимна позднего, уже уходящего с исторической сцены Советского Союза?

Все это и многое подобное – эдипов бунт сына против отца, попытка сына-языка поставить на колени отца – творящую язык практико-преобразующую деятельность человека. Numen est потеп (знать – значит называть). Поэтому называя современность такими «именами», как переход к «постиндустриальному», «информационному», «сетевому» и т. п. обществу, уместно поставить и предложить адекватную интерпретацию культурно-цивилизационных оснований этих объективных тенденций, выявить их корневую систему.