Юрий Кривенцев - Грааль? Грааль… Грааль! Я – ключ

• Название: Грааль? Грааль… Грааль! Я – ключ
• Автор: Юрий Кривенцев
• Жанр: Научная Фантастика

Переживающий черную полосу в жизни Егор Пашутин оказывается похищенным могущественной расой Корректоров – хозяев галактики. Пленника ждет предложение на роль паладина – героя-одиночки, выполняющего функцию регулятора проблемных цивилизаций. Егору придется пройти через многое, чтобы понять, кто он: жалкий, лишившийся всего неудачник или спаситель миров, единственный избранник Вселенной.

---

Грааль? Грааль… Грааль! Я – ключ Юрий Кривенцев

© Юрий Кривенцев, 2016

ISBN 978-5-4474-5150-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Низкое, бурое, давящее небо над головой. Бурое болотистое желе под ногами. Бурые, однообразные холмы у близкого горизонта. Даже густой воздух, насыщенный липкой холодной изморозью, отдает бурой тухлятиной. Унылое, мрачное место, безотрадное зрелище…

Но его паломничество завершается. Путь почти пройден. Прежние ошибки, разочарования, победы остались позади. Остается последний, решающий рывок.

Он поднимает устало склоненную голову и вдруг видит то, к чему так стремился: за ближайшей грядой, в просвете меж двух сопок в туманном лиловом сиянии, как драгоценная монета среди груды навоза, горит, манит огромный сферический многогранник. Вот она – цель его жизни, решение всех мыслимых проблем, исполнение всех желаний, святой Грааль этой вселенной…

«Только бы дойти, не расслабляться. Совсем чуть-чуть…».

В ответ на его мысли вязкая твердь под правой ногой с влажным всхлипом разверзается, он инстинктивно отпрыгивает влево, с трудом удерживая равновесие. Заполошенно брызнули в стороны какие-то серые водоплавающие, похожие на ушастых головастиков размером с мышь. В образовавшуюся дыру хлынула грязная жижа, но бездна уже закрывается, издавая басовитое гудение на пределе инфразвука.

«Не возьмешь тварь, дойду!».

«Не надо торопиться, за мной никто не гонится». Сердце где-то в горле, бухает, как молот, отдавая эхом в виски. Ужасно хочется пить. «Потом, все потом…». Шаг, еще шаг… Маренговый бриллиант уже ближе – рукой подать. Заноза тревоги не стихает. Что-то не так. Вдруг он понимает причину беспокойства.

– Опасность! – запоздало кричит Тень.

– Где-ж ты раньше была?!

В мутном мареве воздуха, где-то на уровне плеча, тонким слоем до горизонта, в совершеннейшей тишине, постепенно проявляется тонкое искристое пурпурное мерцание. «Господи, только не это! Почему я не заметил сразу?! Теперь поздно дергаться – только терпеть…». В яростно-обреченном ожидании пси-атаки он продолжает упрямо шагать к уже близкой расщелине.

В голове раздается неразборчивый истерический шепот. Он нарастает, резонирует, спазмом подкатывает тошнота, в мозг медленно вворачивается ледяной бурав. «Проклятье…». Сознание мутится, уплывает, как после литра водки. Последнее, что он видит: опрокинутое унылое небо и яркая сиреневая искра, прячущаяся за холмами…

Часть I. Узник

1

«Интересно, много ли в этом городе людей, которым нравится Ноябрь? Пушкин любил осень, но другую: «Багрец и золото…». Грязь и слякоть Александр Сергеич вроде бы не воспевал». Егор смотрел в окно сквозь стекло расписанное кривыми прозрачными струйками стекающей воды. В сумрачной дали, заволоченной сплошной завесой ливня, мрачные глыбы городских кварталов сливались в единую массу. Монохромная картина кубиста-меланхолика, написанная краской цвета мокрой мыши. Вблизи картина немного оживала. Нагло, по-хозяйски прилипшие к асфальту мелкие многочисленные лужи задорно рябили сеющим дождем. Их пупырчатая поверхность периодически вздрагивала волнами от налетающих вздохов ветра. Атмосферные порывы монотонно раскачивали мертвые, проволочные остовы деревьев и кустов. Улицы опустели. Единственным живым существом в этой унылой картине был мокрый серый щенок, прячущийся под козырьком на резиновом коврике подъездного входа. Бррр. Смотреть – и то зябко.

На душе было также. Безысходность, подавленность, пожалуй, даже отчаяние, парадоксальным образом смешивающиеся с исподволь прорастающей холодной апатией. И не только по причине плохой погоды. То, что произошло с его жизнью в последний месяц, просто не хотелось воспринимать как реальность.

Начались все беды с увольнения. Как-то, в одно прекрасное осеннее утро заурядного рабочего дня, зам главного, Виктор Семеныч, вызвал его к себе. Всегда уверенный и слегка высокомерный взгляд начальника, на этот раз рассеянно блуждал по кабинету, избегая встречи с незадачливым посетителем. «Здравствуйте Георгий. Располагайтесь. У меня для вас неприятная новость». И пошло-поехало. Семеныч умел держать речь, убеждать собеседника, в этом ему не откажешь. С его слов, все было не так уж и катастрофично, просто роковое стечение обстоятельств. Что-то там резко изменилось в политике руководящих сил компании и грянуло сокращение. Уволили добрую половину отдела, включая заведующего. Успокаивало лишь одно – причина увольнения была не в нем, Егоре, лично, она была абстрактной, непонятной, подобно стихийному бедствию, а потому – не такой уж и обидной.

Вечером он напился с другом Женькой, а через неделю начал искать работу. Вот тут-то его ждал второй удар. Сколько ни бился, он не мог найти достойного занятия. Нет, у него была и специальность, и квалификация, но вот не шло и все тут. Откровенно говоря, это удивило, а затем и обескуражило Егора больше чем увольнение. Запомнилась фраза одного из кастинговавших его кадровиков: «Понимаете, уважаемый, это общероссийская проблема. Дело в том, что малоквалифицированных сотрудников у нас недостаток, а специалистов, к глубокому сожалению, больше чем надо. Все „тепленькие“ местечки уже давно заняты». Дошло до того, что ему пришлось перебиваться левыми шабашками на улице. Это было унизительно. Нет, он не впал в отчаяние, не опустился, он просто не мог позволить себе поверить, что рано или поздно не наступят изменения к лучшему.

Но это было еще не все. Неожиданно и очень быстро умер отец – последний кровный родственник в этом неприветливом мире. Непонятное и страшное слово – панкреонекроз. Похороны и связанная с ними суета прошли мимо него, как в тумане. Потом, как он ни силился, не мог вспомнить подробностей. Зато часто вспоминал детские годы с родителем. Особенно, почему-то, помнился эпизод на рыбалке. Ему 9 лет: лето, раннее утро, солнце только встает из-за горизонта. Тот миг света и вселенской тишины, когда птицы еще не начали голосить. Тихая, зеркальная гладь пруда. Его новенькое бамбуковое удилище, выгнутое дугой, огромный, трепещущий карп, сверкающий серебром у него в руках (помнится, чуть не выронил тогда) и взгляд отца… Многое было в этом взгляде: любовь, торжество, радость, гордость за сына. Вот эти глаза не уходят из памяти, вцементировались в извилины.

И, наконец, последний удар. Алка, егоза Алка – теплая и такая родная женщина, с которой он провел целых четыре года счастливой, почти семейной жизни, неожиданно собрала чемоданы и ушла. Ни слова объяснений (хоть бы истерику устроила, что ли?). Когда он вернулся, его ждала пустая, идеально прибранная, квартира, ужин в холодильнике и записка на столе: «Извини Гош, но я так больше не могу. Не ищи меня. Прощай». И все!!! Вот после этого он пил уже три дня, причем в одиночку. Пытался звонить – напрасно. Номер абонента просто не существовал в этом мире. И ведь нельзя сказать, что для него это было неожиданностью. В последние месяцы он видел в ее глазах что-то такое. Обиду? Разочарование? Умирающую надежду? А может, просто усталость? Но прошел мимо, не заметил так сказать, не придал значения… Впоследствии, он много думал об этом. И, чем больше мусолил эту тему, тем чаще приходил к выводу, что он, Егор Пашутин – последний лопух. Он не винил ее. Ведь за все это время, он не смог дать ей ровным счетом ничего. В их паре отдавала только она, он брал. И не ценил. Банально? Да. Но так и было. В свои 28 лет, она ни разу не намекала на свадьбу. Ждала, когда ее рыцарь сделает это первым, как настоящий мужчина? А он молчал, его это устраивало. Идиот! Вот о ребенке она заикалась, и не единожды. Напрасно, как оказалось. «Ну как я мог быть таким бараном?!».

Дождь за окном не прекращался. Тучная женщина в грязно-бежевом пальто, наполовину скрытая черным зонтом, по-утиному, вразвалку, подошла к двери подъезда, неторопливо потопала ногами о ребристый коврик, задумалась, покопалась в продуктовом пакете, вынула оттуда сосиску и бросила ее щенку. Животное жадно набросилось на лакомство, не забывая при этом благодарно вилять хвостом.

Егор улыбнулся. – «Не кисни Жорка, жизнь продолжается».

Неожиданная трель мобильника заставила его вздрогнуть. Звонил старый друг Женька.

– Алло Женёк, привет.

– Здорово Жорж. Ты куда пропал?! Ваще ни слуху – ни духу. Совесть имей! Старых друзей забываешь. Колись, что случилось?

– Да так, тут в двух словах не расскажешь. А ты…

– Короче, прямо сейчас вали ко мне. Моя укатила до завтра. Стол с меня, бухло с тебя.

– Ты понимаешь…

– Не базарь, слышать ничего не хочу. Если не приедешь – перестану разговаривать! Жду.

Из трубки послышались короткие гудки. Вот такой он Евгений. Энергичный, напористый холерик. Всегда говорит то, что думает. Не раз по этой причине получал от жизни по ушам. Но не изменился. Зато более верного друга у Егора не было.