Борис Мисюк - Юморские рассказы

• Название: Юморские рассказы
• Автор: Борис Мисюк
• Жанр: Русское современное

Автор сердечно благодарит друзей – моряков и рыбаков за неоценимую помощь в рождении этой книги: Фёдора Новикова и многих других.

---

Ну, айболиты!..

Рассказ четвёртый. Зверобойный коновал

Памяти В. Плигина

Шалуны Виталя и Вовка, бывшие рыбаки и зверобои, оба полуглухие (работали в машине – один механиком, другой мотористом), разорались не на шутку, взахлеб рассказывая мне про своего старпома. Виталя – толстый, красногубый, басовитый, да к тому ж матерщинник, спасу нет. Вовка – худой, сухой, что называется, вяленая вобла, тенористый и застенчивый. Но при всем таком внешнем несходстве судьбы их сплелись близнецово.

– Вовка! Помнишь, как мы в Магадане в шестьдесят третьем большим кагалом, чуть не всем экипажем, енть, по конине ударяли, а потом, значь…

– Чё ж не помнить?! – Скороговоркой роняет Вовка и стесняется так, что вроде уши светиться начинают. И головой дергает, словно спрятаться, отвернуться от нас хочет. И я боюсь: вдруг и в самом деле отвернется, а он же за рулем, и «тойота» наша под сотню лопотит колесами по трассе Владивосток – Находка.

– Ага, помнишь, значь! Ну вот! – Орет Виталя, вдохновившись дружеской поддержкой. – На какой-то хате магаданской по пузырю конины, енть, сожрали и давай моститься на трахатушник…

Похоже, переводчику пора слово давать. Пузырь конины – это просто бутылка коньяку. Ну а дальше переводчик стесняется переводить и надеется на всеобщее понимание смысла отглагольного существительного, произведенного от популярнейшего глагола «трахать». И еще небольшое примечание от переводчика: шалунам по шестьдесят, оба пять годов уже на морской пенсии. А в Находку мы едем по делу, о котором повествует отдельный рассказ «Алеет парус одинокий».

Старпомом на шхуне шалунов был Сан Саныч Куражев, мужик за-ме-чательный: здоровый, как сам рассказчик Виталя, только шибко серьезный, даже набыченный, можно сказать. С чувством юмора у старпома были некоторые проблемы. Он мог, как герой Райкина, выслушав анекдот о грузинском имени Авас, долго выяснять у рассказчика, кто ж там грузин, а кто доцент. И в то же время ему ну очень нравились некоторые, избранные вопросы армянскому радио. Вот эти, например. Ахотнык из Дилижана спрашывает, как отлычить заяц от зайчиха? Атвэчаем: поймал за уши, потом атпустыл. Если он побежал, значит – заяц. Если она побежал – зайчиха! Второй вопрос задал дэвушка из Цахкадзора: чэм парыкмахэр отлычается от хэрувим? Атвэчаем: у адного хэр спереди, у другого – сзади… Зато у старпома чрезвычайно развито было так называемое чувство инерции. Вот у тараканов, утверждают ученые, оно вообще отсутствует. Странное однако это понятие – чувство инерции. По-моему, это все равно как сказать – чувство твердости. Например, так: чувство твердости у смолы нечетко выражено, куском смолы можно гвозди забивать, а в то же время ее жевать можно. Ну да ладно, мы же про Сан Саныча, который и от смолы, и от тараканов крепко отличался. Наверно, он был Телец по гороскопу, то есть кремень-мужик, целеустремленный. Ежели он в мыслях чего-то сотворил, то извините-подвиньтесь, остановиться уже не в силах. Никто и ничто его не остановит. Мысленно он ведь уже там, на финише. А разгон, надо сказать, он брал, как спринтер, прямо со старта…

И вот к шести утра (отход на промысел назначен на шесть) сползается, значь, доблестный экипаж из увольнения. Осень в Магадане, само собой, не шибко приветлива, так что моряки явились в несколько непрезентабельном, скажем так, виде: один с хорошим, енть, вполне фиолетовым «фонарем» под глазом, второй с чуть подвернутым носом, третий малёхо в холодной луже полежал и корочкой покрылся. Но, слава Богу, все в сборе, все живы и здоровы.

Хотя насчет «здоровы» – заявление, как выяснится позже, поспешное. Выяснится через три дня. Пресловутый «трахатушник» оказался, как бы помягче выразиться, вроде некачественный, как бы с гвоздями. Короче, закапало сразу у троих гвардейцев. Что делать? Льды кругом, море, звери на льду – работа. А тут, значь, хоть оглобли назад поворачивай. Капитан со старпомом посовещались, енть, и порешили своими силами справиться с напастью. И вот… Да, с такого именно былинного зачина и начинается обычно самое страшное. И вот, значь, Сан Саныч полез под койку в своей каюте, достал числящийся по штату на старпоме «лазарет», то есть картонную коробку с бинтами, мазями, порошками, извлек из ейных недр пенициллин и шприц с иглой. Не ржавой, но – с отломанным, енть, концом…

К чести гвардейцев скажем, никто из троих, невзирая на робкие просьбы двоих «может, не надо, Саныч», неумолимо подвергнутых экзекуции-процедуре, в обморок не падал. «Честно, енть, не падали», – так согласно отвечали на мой провокационный вопрос шалуны…

Но с Сан Санычем, старпомом ЗРС, зверобойно-рыболовного судна, а попросту шхуны, мы пока не расстаемся. Дело в том, что гвардейцы-стахановцы, искупая, видно, многие свои вины, ударно потрудились и досрочно взяли план по зверю. Благодарность за то начальство вынесло им по радиосвязи, досрочного захода в Магадан на всякий случай не давая, и перевело на ярусный лов палтуса.

И вот (опять этот страшный зачин) при выборке яруса, крючковой рыболовной снасти, значь, Витале в большой палец правой руки вонзается, енть, каленый крюк. Если кто видел его, может сразу падать в обморок, не читая дальше. Крюк такой почти, как на акул. Правда, и палец у Витали немаленький. Мало того что он большим и называется, так он у него еще и разлапистый, да, как говорится, поперек себя шире. Впрочем, это я уже таким увидел его, этот уникальный или, как сейчас говорят, эксклюзивный палец. Да и лапа ж у Витали – не лапа, а лопата, ну, как и положено рыбаку да еще и механику. И вот из этой лапы, прямо из пальца, значь, растет стальной крюк, отрезанный от лески-поводца. Крюк-то рыболовный, с заусенцем, да еще каким! Что тут поделать?..

Старпом решил действовать по науке. По медицинской то есть науке. Что в таких случаях перво-наперво нужно? Наркоз. Потому как никаких таких новокаинов в «лазарете» под койкой не нашлось. Зато у капитана, слава Богу, в сейфе нашлась самая последняя заначенная на край бутылка. Старпом налил Витале полный стакан водки, с минуту подождал и резко так, даже не перекрестясь, бритвенно острым промысловым ножом развалил палец и вытащил окровавленный крюк.

Дело сделано. Главное дело. Но теперь же – по науке – зашить бы надо, енть. Ан шить-то, оказалось, нечем. И Сан Саныч, мужик ведь решительный, просто взял да и слепил Виталин палец, как пирожок. Ну и забинтовал покрепче… И теперь, значь, фига-дуля у Витали – хоть куда, хоть в эту, как ее, в Книгу Гебельса, или Гилельса. Ну, вы поняли? Енть! Вот и ладушки. А Виталя, говорит, понял, откуда старпом фамилию себе взял такую – Куражев. Ни один коновал так не покуражился б над лошадью…

А зверобои наши тем временем вернулись в родной Магадан, покончив кровавые дела во льдах Охотоморья и заработав на том свой соленый длинный рубль, до которого от веку хватало охотников. Так уж повелось: приходит с морей избитый штормами – помятые, ржавые борта, рваные снасти, разлохмаченные троса-швартовы – сейнер ли, траулер, зверобойная ли шхуна, и вместе с женами, невестами, друзьями встречают его на пирсе погранцы, пожарники, портнадзор, санвласти. Ну то есть все, кому не лень. А не лень никому. И каждому хоть что-то да надо выкатить. Традиция, енть, такая.

Санвласти к кому сразу – к старпому! Как тут у вас да что тут, куда истратили, значь, наркотики, спиритус, где журнал учета, расхода, восхода и захода? Сан Саныч, который должен еще и камбуз предъявлять, и каптерку, и холодильник ему, айболиту береговому, взмолился: дайте ж перевести дух, приходите вечерком, встречу как надо, в полной боеготовности, со всеми журналами, значь, и протчее.

Протчее принес как раз корефан старпомов: полную сумку конины и охотничий свой трофей – кроля освежеванного. Кок-кандей расстарался, зажарил кроля в духовке. Ну и ждут вечерком, значь, айболита, который – санвласти. Кроль в духовке томится. А тут толпа судовая, гульнув на берегу, вернулась к вечеру к родной, значь, кормушке. На камбуз, как водится, сразу шасть, ну и от кроля через пять минут – одни косточки.

Понял кандей, что не сносить ему головы, потому что старпом, известное дело, сначала снимет ее, а разбираться будет когда-нибудь потом. Голова же кандею не без надобности, ну вот и решился он…

Поймал, значь, на пирсе рыжего кота, казнил мигом, ободрал и – в духовку. Как надо – с лаврушкой, приперчил. Гость вскоре прибыл. Старпом зовет: подавай. Подал им кок «кроля», и схарчили они его на пару, енть, за милую душу.