Ежи Довнар - Полтергейст

• Название: Полтергейст
• Автор: Ежи Довнар
• Жанр: Альтернативная история

По жанру это пьеса, в которой помимо реально существующих художника и его внучки, воскресают персонажи российской истории: Григорий Распутин, Наталья Вырубова и многочисленные адепты «правой руки» государя-императора. «Воскрешение» происходит сначала в мастерской художника, затем в комнате восковых фигур, происходит некая попытка на столкновении мировоззрений двух эпох, двух столетий выкресать искру объективного взгляда на события уже далёких теперь лет, отыскать здравый смысл в тех деяниях, которые имели место в начале ХХ века. Но история, к сожалению, ничему не учит и происходит то, что называется «мораль у басни такова».

---

Ежи Довнар Полтергейст

400-летию династии Романовых

посвящается.

Полтергейст

Действующие лица:

Старик-художник, рослый мужчина, внешне схож с Хэмингуэем.

Его внучка 13-ти лет, фокальное лицо.

Григорий Ефимович Распутин.

Анна Вырубова.

Ольга Лохтина }

Александра Пистолькорс }

Муня Головина }

Баронесса Кусова } адепты Распутина

Анна Решетникова }

Софья Волынская }

Евгения Шаховская }

Гастарбайтер Шамсулло.

Двое скинхедов.

В I действии звучат только голоса Григория Распутина и Анны Вырубовой. Cами же персонажи, как таковые, на сцене не появляются.

Действие I

Мы знаем, о чём говорим. Группа учёных, в надежде узнать что-нибудь новое о жизни и передвижениях грызунов, отвезла одну-единственную крысу по имени Распутин на одинокий остров неподалёку от Новой Зеландии, на котором до этого крысы не водились. Предварительно они взяли образец ДНК своего подопечного. Затем надели на крысу специальный электронный ошейник, и четыре недели изучали, где крыса спит, где ест и какими маршрутами передвигается, и всё в таком духе.

Потом они решили зачем-то эту крысу изловить.

Несмотря на ловушки (их было больше трёх десятков), расставленные в излюбленных местах Распутина, на все приманки, ловушки и хитрости, несмотря на старания двух специально натренированных и знающих своё дело псов, ничего у них не вышло. Хуже того, в какой-то момент перестал поступать радиосигнал с прикреплённого к животному устройства, и надежды найти грызуна рассеялись как дым.

Что удивительно – Распутин всё-таки нашёлся: через 18 недель, и совсем на другом острове – примерно в полукилометре от того, где его выпустили. Никто не знал, что крысы могут плавать так далеко.

Большая комната с очень высокими потолками в бывшем при царе «доходном доме», где сто лет тому назад снимал апартаменты Григорий Распутин. Изразцовая печь на две смежные комнаты. На стенах висят картины без соблюдения какой-либо системы, скорее, по принципу наличия свободного места. Вдоль одной из стен стеллаж, на котором книги, статуэтки, пустая бутылка из-под мадеры с надписью по вертикали «BARBETTO SERIAL 1910 MADEIRA». В углу комнаты стол без скатерти, на нём электрический самовар, тарелка недоеденного холодца, баночка французской горчицы, куски хлеба, чёрная спинка ноутбука. В противоположном углу мольберт, за которым сидит хеменгуэевского вида пожилой мужчина в шортах и футболке. В руках у него кисть и палитра. В центре комнаты стоит кресло-мешок фирмы Zanotta яркокрасного цвета, на котором сидит девочка-подросток, позируя художнику.

Старик: Повернись левее. Так, чтобы я видел твоё правое ухо и совсем не видел левого. Хорошо. Теперь руки сложи в замок и замкни их на правом колене, заложив правую ногу за левую. Отлично. И в заключение озари своё лицо внутренней улыбкой и постарайся максимально замереть в такой позе.

Внучка: (ёрзая) Сразу предупреждаю, что с внутренней улыбкой будут проблемы, потому как озарять себя изнутри я ещё не научилась.

Старик: Ладно. Тогда хотя бы минут двадцать-тридцать продержись в этой позе.

Внучка: (застывая в определённой позе) Хорошо. Постараюсь.

Cтарик: (начинает рисовать) Есть такая методология – в театральном деле, правда, – замирать в позе какого-либо исторически известного персонажа и стараться изнутри прожить отрезок его жизни, добиваясь максимального правдоподобия. Лаборатория Гротовского – слыхала? Так вот, постарайся представить себе, будто ты самая изобретательная на свете хозяйка, самая лучшая на свете мать и ещё Нобелевский лауреат по физике в придачу, ну, скажем, как Мария Склодовская-Кюри.

Внучка: А ты не считаешь, что таких людей просто не существует в природе?

Старик: Даже если тебе удастся выполнить это хотя бы на одну десятую, то меня это вполне устроит.

Внучка: Скажи мне, Хэмингуэй, а я буду на себя похожа?

Старик: Будешь, будешь. Не переживай.

Внучка: А то, помнишь, та дама, которую ты в прошлый раз рисовал, была очень удивлена, когда увидела свой портрет.

Старик: Дело в том, что каждая женщина хочет быть красивее, чем она есть на самом деле – такова её природа и ничего с этим не поделаешь. А я как раз изобразил в чертах её лица то, что скрыто у неё внутри. То есть, не пошёл на компромисс, не стал писать на потребу, и ей это не понравилось.

Внучка: Ты всегда такой принципиальный в своём ремесле?

Старик: Признаюсь, не всегда. Когда нужны деньги, забываешь о принципах. Но у этой уж больно неприятное нутро и непомерно раздутые амбиции. Ладно, оставим её в покое – сейчас речь о тебе.

Внучка: Обо мне?

Старик: Да, о тебе. Я написал за свою жизнь свыше пятисот портретов: какие-то из них удачные, какие-то менее, а вот портрет своей внучки написать не могу. Не получается, и всё тут. И вот сейчас, к сожалению, тоже.

Внучка: Теряешь квалификацию, Хэмингуэй.

Старик: Возможно. Но, скорее всего, дело в чём-то другом, а вот в чём – не могу понять. Ты, кстати, поливала сегодня «ваньку-мокрого»?

Внучка: Поливала, конечно. Попробуй его не полей, сразу начнёт чахнуть. Между прочим, на кончиках его листьев появилась откуда-то роса.

Старик: Роса, говоришь? А знаешь, что это означает? Это означает, что к вечеру будет гроза, что довольно редкое для нашего города явление – или какое-нибудь другое ненастье. Вот так. Ладно, на сегодня хватит. (Встаёт из-за мольберта, откладывает свой инструментарий, подходит к внучке) Вот смотрю я на тебя – а такая возможность у меня представляется всё реже и реже – и хочу запомнить, как ты выглядишь. Ведь не сегодня-завтра в твоей жизни произойдёт сумасшедшее ускорение, и тогда поминай тебя, как звали. Время начнёт рваться в клочья, все события переместятся в компьютер, жизнь станет поверяться исключительно айпедом и мобильным телефоном. Будет терять смысл понятие «уклад жизни» – он просто рассыплется вдребезги. И весь твой Хэмингуэй с его галереей портретов и живописи забудется, если к тому времени не умрёт досрочно.

Внучка: (дёргаясь справа налево, как бы разминая застывшие члены) C чего это ты взял? Ты не умрёшь. Ты останешься в своих портретах и живописи, (с иронией) как многие великие. Более того. Твоё имя будет занесено золотыми буквами в каталоги мировых шедевров, и будут продавать тебя на аукционах за баснословные деньги, и будешь ты с того света заглядывать в этот мир и удивляться тому ускорению, про которое ты только что говорил.

Старик: Твои бы слова, да Богу в уши. Беги! Ведь пока родители в разладе, у тебя масса дел: с утра две пары английского, через пять минут с кем-то встреча, а ещё через пять две встречи подряд, потом дискотека и так далее, и так далее, и так далее.

(Внучка целует деда, хватает сумку и выбегает из комнаты, бросив на ходу «Пока!» Старик подходит к самовару, наливает в чашку заварку, разбавляет её остывшей водой, начинает в раздумьи пить. Раздаётся грохот, похожий на отдалённый раскат грома. Через какое-то время он повторяется, причём его сопровождает человеческий смех и вульгарное хихиканье. Создаётся такое впечатление, что происходит всё это здесь, в этой комнате, только в разных углах поочерёдно. Потом со стены падает картина, за ней другая. То же самое происходит и со стеллажом, с которого слетают две статуэтки и бутылка. Ничто, казалось бы, не должно предвещать случившегося: не началось землетрясение и не видно пакостливых рук, провоцирующих всё это. Старик недоумённо оглядывается вокруг себя, пытается что-то понять, затем подходит к лежащей на полу бутылке и наклоняется, чтобы поднять её. Из бутылки вырывается вдруг пламя, как будто в ней самовоспламенился бикфордов шнур, и она с шипением, зигзагообразно, начинает перемещаться по полу. На фоне этого шипения слышится голос, спокойный, среднего регистра, с характерным сибирским «оканьем»).

Голос: Вот ты думаешь, что всё это чьи-то проделки. Ан-нет, здесь, в этом доме, я хозяин и остаюсь им по сегодняшний день. А, стало быть, что хочу, то и ворочу.

(Старик крестится, увидав и услышав такую чертовщину. Поворачивается к источнику звука и как зачарованный, но отнюдь не перепуганный, постепенно догадываясь, с кем имеет дело, заворожённо начинает вслушиваться в каждое слово. А голос, тем временем, продолжает)

Подойди к мольберту. Ты увидишь на нём того, кто с тобой сейчас говорит.

(Старик медленно подходит и не верит своим глазам: на холсте, где он несколько минут тому назад рисовал свою внучку, чётко обозначился портрет Григория Распутина, писанный в 1914 году художницей Еленой Клокачёвой и хранящийся сегодня в Государственном Эрмитаже.)

Вот ты художник и наверно знаешь, что ещё задолго до тебя здесь жил другой художник. Он рисовал меня в разных позах, потом продавал и зарабатывал на этом неплохие деньги. Уже после моей смерти, разумеется. В период нэпа. Простить этого я ему не мог, а после того, как он отказался продать мою спальню священнику, тем более. Помер он, причём насильственной смертью. От нанесённых побоев.