Екатерина Э. - Жертвы

• Название: Жертвы
• Автор: Екатерина Э.
• Жанр: Триллер

Мне было шестнадцать, когда меня изнасиловали четыре подонка… С тех пор прошло девять лет, и вот судьба снова словно бы шутит надо мной – я в тесной камере, без окон, неизвестно где… Сюда меня привез молчаливый человек в маске, на счету которого уже пять убитых семей. Но на этот раз я не готова быть жертвой, я не готова снова сдаться, я пойду до конца, я исполню то, зачем я приехала в этот город…

---

Врачи, психологи, другие люди, которые волей судьбы узнавали эту мою историю, они все смотрели с состраданием, они жалели меня, только жалели… только меня, словно те три дня, весь тот кошмар только и состоял из меня. Я не видела в их глазах злости, гнева, праведного желания наказать виновных, нет – словно те четверо подонков, да и все остальные, ни при чем, они вне этой ситуации. Однако, это не так – все: каждый, кто это делал, каждый, кто был тогда рядом, кто мог повлиять, исправить, не допустить, предупредить, наказать – все они, хотят того или нет, они причастны, они ответственны, они виновны…

И да! я тоже виновата, я абсолютно виновата – в своей беспомощности тогда, в неумении постоять за себя. Почему я ходила на эти гребаные танцы, куда меня привел отец, почему не занималась каратэ или боксом?! А потом… почему я тратила первые годы на попытки следовать совершенно нелепым советам «забыть, пережить, жить дальше…» Как забыть? Что значит «пережить» – я уже это пережила? Жить дальше… жить и знать, что по-прежнему те четверо есть, что они едят, пьют… дышат – а если бы я однажды встретилась с кем-нибудь из них, то что: поздороваться, спросить, как дела, как жизнь… а может, поинтересоваться, не мучают ли их кошмары, как меня?..

Я виновата, как и все, вот только – почему это все терзает только меня, меня одну… словно виновата только я? Даже Пашенька: у него была семья, дети, жена-красавица (ну, до встречи с Мясником), и по его вечно довольному лицу никто бы и не сказал, что ему было плохо или же его мучила совесть – попыток извиниться передо мной он ни разу не предпринял… Ни один из них…

Так что же: то, что случилось, это исключительно мой ад? Ну уж нет… нет, так не должно быть! И это бесило больше всего – ни один из тех, кто узнавал про те три дня, ни разу, ни разу!, сам не спросил, а что стало с теми, кто сделал это, кто оставил все эти шрамы на моем теле – никто! Никто не предложил убить их… Никто о них просто не заговаривал, словно эти подонки – фантомы, мои выдумки, мне все приснилось: кошмарный сон, приснившийся ребенку, и надо просто пожалеть, успокоить, сказать, что все кончено и мы рядом – и все будет хорошо… Но то ли я не ребенок, то ли это был все-таки не сон – не было ничего хорошо, меня не надо было жалеть, мне не надо было сочувствовать, я хотела, я жаждала возмездия: чтобы за мой позор был позор, чтобы за мою боль была боль, чтобы за мою кровь пролилась их кровь!..

Неожиданно в глазах Мясника промелькнуло что-то, резкой, едва уловимой вспышкой, я заметила, как он еще сильнее стиснул челюсти под маской – секундный момент, почти незаметный, если бы он не был так близко, – и снова в его серо-голубых глазах холод и равнодушие… которые, однако, очень шли им.

Он схватил меня за плечо и буквально втолкнул в камеру, от резкого толчка я потеряла равновесие и начала заваливаться, и, упав, непременно бы тюкнулась головой о край железной полки-кровати, но Мясник подоспел вовремя: один широкий шаг и его рука ловко подхватила меня, после чего он как-то спешно убедился, что я устойчиво стою на ногах, быстро вышел и запер дверь.

Я села на кровать, потерла тыльной стороной руки лоб и бесцельно уставилась на дверь – внутри меня словно доскладывался огромный пазл… остались несколько последних маленьких частей – я словно бы доусваивала то, что произошло сегодня. Казалось, я еще как-то до конца не верила, мне надо было все еще раз, внутри… И я сидела, смотрела на дверь, почти не моргая, и прокручивала в голове, словно в замедленной съемки, как Мясник убивал Артемку и Никитоса… я словно смотрела это как кино… словно передо мной был большой экран…

И в какой-то момент – все – пазл собран! Все закончено!

Я огляделась, глубоко вздохнула и довольно улыбнулась, и пошли другие минуты: я сидела, улыбаясь и ни думая ни о чем… мне просто не хотелось о чем-то думать… Стало так комфортно внутри, не ярко приятно, не щемяще сладко, а именно просто уютно – меня наполняло абсолютное спокойствие и такая воздушная легкость от чувства внутренней свободы, освобождения от гнетущего много лет задания, которое я выписала себе сама, – они наказаны все! Они получили свое! Я свободна!..

А потом почему-то стало пусто внутри, и я внезапно загрустила – а что дальше-то? Я никогда не думала о том, что будет дальше – после того, как я все-таки накажу этих подонков, всех… а теперь – и вправду – что дальше? Семья, работа – нормальная жизнь?.. Внутри меня кровь с примесью ненависти и злобы – я разучилась любить, я пыталась завести отношения, но итог у моих попыток был, как правило, один… Секс для меня почти наказание – хоть он уже и не приносил боли, но и желания к мужчине я ни разу не испытывала… до…

Я прислонилась спиной к стене, бетон был прохладным и было приятно – о чем же теперь мне мечтать? Как же так? Неужели и после смерти эти четверо так и продолжат отравлять мою жизнь?.. «Придется искать их и в аду, и наказывать их и там», – мысленно пошутила я и довольно хмыкнула. «А пока подождем, подождем, что будет дальше», – как-то просто и легко решила я про себя, легла и почти сразу уснула.

Уснула таким сном, каким не спала давно, с тех самых пор, когда четко осознала необходимость смерти этих четверых – каждый вечер я ложилась с мыслью о недоделанном деле, о том, что надо их найти, надо их убить… – а сейчас все: не надо, гонка кончилась, дело завершено – на душе покой…

Вот оно счастье – покой…

Когда я проснулась, на полочке на двери стоял уже привычный бокал с молоком, накрытый как крышечкой овсяной печенькой, и я поняла, что спала я действительно крепко. Я встала, с удовольствием выпила остывшее молоко и съела угощение. Печенье… оно было подрумяненным, мягким, но нерассыпчатым, сладким и чуть жженым на вкус – такое тягуче-сладкое удовольствие, и молоко… оно всегда со вкусом теплого детства. Я умылась и села с ногами на кровать спиной к туалету – передо мной стена, гладкая, ровная, серая, бетонная, обычная стена, и моя тень на ней… в потолке все та же неяркая лампочка, и, словно издалека, монотонный, негромкий гул вентиляции… Внутри меня было спокойно и расслабленно… и тревожно одновременно…

Как же не хотелось теперь умирать, с таким покоем в душе! И как же хотелось на свободу… Одиночество и изоляция изнуряющи и гнетущи, когда ты чего-то очень ждешь, но как оказалось – они еще хуже, когда ты ничего не ждешь: мне хотелось… бегать по траве, раскинув руки, улыбаться солнышку, говорить и спрашивать, мне хотелось, хотя бы просто побыть рядом с ним, с этим молчаливым человеком в маске, держать его за руку и улыбаться – хоть как-то выразить это ощущение счастья, что было сейчас внутри меня… но вокруг только бетонные стены, тихий гул и одинокая лампочка…

На следующий день я проснулась от ноющей боли в животе – как при месячных, я недовольно вздохнула – этого еще мне не хватало… Я села, прислушиваясь к ощущениям в теле, надеясь, что живот просто хочет есть, но нет… Я накрутила в трусы что-то наподобие прокладки из туалетной бумаги и легла, уставившись на дверь, мысленно придумывая, как же попросить у мужчины в маске женских штучек и не умереть при этом от неловкости.

Наконец я расслышала его шаги, я напряглась, открылось окошко на двери, со столика исчез пустой бокал и появился новый, а потом возникла и тарелка с едой, и окошко закрылось, я резко села и только сейчас решилась…

– Погоди, – крикнула я, несколько секунд, и окошко открылось вновь и человек в маске посмотрел на меня, я почувствовала, что краснею, но… – Мне нужно кое-что по-женски, – быстро протараторила я. – Ну, – я подняла руку и покрутила ладонью, получилось что-то вроде жеста а-ля «я ввинчиваю лампочку», – эти дни, понимаешь… – я снова запнулась, резко опустила руку, поняв, что выданный мною жест какой-то странный и неподходящий, щеки просто запылали от румянца, но тут Мясник, к моему облегчению, кивнул, я нервно сглотнула, тоже кивнула и улыбнулась, он закрыл окно и ушел.

Я поела, помыла посуду и легла. Его долго не было и вскоре я уснула. Проснулась от шума открывающегося окна – Мясник поставил на полку небольшую коробочку, взял пустую посуду и ушел. Я не торопясь села, помотала головой, окончательно просыпаясь, и подошла к двери, на полочке стояла упаковка тампонов – их я не очень любила, но… раз не хватило духу произнесли слова «прокладки», виновата сама, деваться некуда.

Следующие два дня Мясник просто приносил еду, а я… я тут же вставала и подходила к двери, но окошко вновь уже закрыто, и слышны удаляющиеся шаги, и снова только серые бетонные стены, невнятный гул и тусклый свет одинокой лампочки.

Я приуныла, внутри меня словно бы что-то перегорело, – а ведь и правда – что дальше-то? Ну не стало на земле тех четверых ублюдков – от этого не исчезли мои воспоминания, ни один момент из тех дней, от этого не исчезла злоба, что давно поселилась во мне… Да – внутри меня определенно стало спокойнее… но вот смогу ли я измениться… бывает ли такое?.. такое должно быть!