Игорь Свиньин - Гончая Бера

• Название: Гончая Бера
• Автор: Игорь Свиньин
• Жанр: Русское фэнтези

Мир-яйцо, созданный Бером. Эпоха меднокаменного века. За скорлупой пределов лежит тьма изначальная, стараясь просочиться сквозь трещины в солнечную обитель и разъесть ее изнутри. Два вечных врага – Волк и Ворон – бьются насмерть за владычество над миром, забыв, что они братья, стражи его рубежей и только вместе смогут сохранить его от гибели…

---

Гончая Бера Игорь Свиньин

…Слышал я, что весь наш мир с солнцем и луной, бескрайним небом и звездами, землей и водой, зверем и рыбой, всего лишь яйцо, что лежит под крылом у спящего ворона…

© Игорь Свиньин, 2016

© Бэньшета, иллюстрации, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Седой волк осторожно просунул нос сквозь плотную молодую поросль на опушке леса. Открытая, залитая медовыми предзакатными лучами поляна пугала. Яркий свет резал глаза, и он недовольно заворчал. Но вокруг было спокойно, лишь игривый ветер шелестел высокой травой.

Решившись, зверь бесшумно и стремительно пересек пустошь, сшибая грудью венчики цветов. Синие лепестки еще кружились в воздухе, когда он укрылся в спасительной тени подлеска, и там затаился, вслушался в многоголосую тишину, нервно поводя ушами, поднял морду, втянул воздух и вновь устремился на восход. Позади в прорехи лесного полога заглядывал нависший над окоемом, багровый небесный глаз.

Уже много дней волк бежал вслед за утренней звездой. Кончились бескрайние ковыльные степи, уступив предгорьям, укутанным плотным одеялом сумрачных дубовых лесов. Потом море зелени расступилось, вспоротое грубым камнем скал. Не посмев ступить на голые, испятнанные серым лишайником уступы, беглец отыскал проход – глубокое ущелье, вышел по нему на равнину, поросшую надменными хвойными великанами, янтарными колоннами для изумрудной кровли лесного храма.

Серебряная луна, провожая зверя холодным взглядом, успела дважды истаять до тонкого серпа и вырасти вновь, летние травы начали жухнуть в предчувствии осени, а он все мчался вперед. При свете дня и в прохладном мраке ночи, не замечая жажды и голода, боли в разбитых лапах и усталости, обходя стороной редкие человечьи селения. Жители леса сами уступали дорогу, лишь почуяв его приближение.

Волка гнал страх. Слабым, почти неощутимым холодком гнездясь меж лопатками, временами он вспухал памятью жгучей боли от вонзившихся в загривок когтей. Страх парил черной точкой в раскаленных солнцем небесах, крылатой тенью скользил по пятам в сумерках, шелестел невидимыми крыльями в хрустальной тишине ночи. Очень редко волк позволял себе охоту или краткий отдых. Но даже во власти сонных видений ощущал враждебный взгляд, нацеленный в спину. Вот и теперь он чуял – враг настигает, и ускорил свой и без того стремительный бег.

Огненный глаз почти скрылся за порогом неба, когда нос зверя уловил непривычные запахи водных трав, рыбы и мокрых камней, запахи большой воды. К ним был примешан пряный, щекочущий ноздри, смутно знакомый привкус. Он породил беспокойство, шевельнув память о пережитом, но страх вновь погнал вперед

В сгустившихся сумерках пришел ветер. Сосны зашумели, размахивая ветвями, стараясь дотянуться, порвать в клочья низкие тяжелые облака. Воздух стал сыр и холоден. По земле, стволам и веткам ударили первые тяжелые капли, и вскоре все звуки утонули в вязком шуме дождя. Струй ливня, хлестали по морде, почти ослепив беглеца.

Лес неожиданно кончился. Зверь оказался на вершине гранитной скалы, застыл над обрывом. Позади высились сосны, а перед ним расстилалась черная бескрайность моря, едва различимая в сумерках по седым гребням волн, увенчанным клочьями пены. Столь же темный облачный покров над ним рвали на части голубые сполохи

Волк понял, что угодил в ловушку и скорее ощутил, чем услышал сквозь рев бури зловещий шелест за спиной. Отбросив уже напрасный страх, зверь повернулся к врагу, оскалив клыки, собрал остатки ярости для последней, смертельной схватки. Белая шерсть встала дыбом, голубые искры потекли с ее кончиков, окутав беглеца сияющим ореолом. Из мутной, полной хлестких капель, тьмы на него падала угольно-черная тень. Летучий призрак распахнул крылья. Когти вцепились в морду, ударил тяжелый клюв. В ответ зверь впился зубами в плоть под жесткими перьями, ударил лапой. Голубое пламя столкнулось с темной пеленой, и белая огненная стрела сорвалась с неба, ударила в утес.

Скала дрогнула, брызнув осколками. Волк ощутил, что летит вниз, туда, где яростные волны с ревом бьются о камни берега.

Часть 1. Книга Зоула: Багровая нить

…Тучны ваши стада, щедры нивы и сады в цвету, высоки стены городов, крыты лазурью дворцы, а храмы гордых богов царапают шпилями небо. Но ведаю, день придет, и ворон распахнет над вами черные крылья…

Белый, голубой и черный. Мрамор, бирюза и агат. Иных цветов нет. И снег, и синие тени и темные, запятнанные серым лишайником скалы, и низкое небо кажутся лишь осколками самоцветов в дорогой лоарской мозаике. Плоской шлифованной картинкой застывшей и безмолвной. От них тянет вековечным холодом последнего берега. Тысячелетиями льда и мороза.

Расстилаю шкуру на одном из округлых выступов, смахнув белую шапку, и сажусь, повернувшись спиной к каменной стене. Подо мной ущелье – дорога ветра, широкий пролом в скалах. Ее начало – два острых пика по сторонам разлома. Это Врата Бера. Где-то внизу на дне, скрытом дымкой тумана, должны остаться следы его лап. Может быть, я увижу их, когда направлюсь к Вратам. Не сейчас. Позже.

Сгребаю перед собой горкой ледяную крупу и осторожно достаю из мешка сверток. Разворачиваю мягкие беличьи шкурки. У меня на коленях покоится Осколок радуги. Он похож на плоский, небрежно отесанный по краям, кусок толстого льда. Только это не замерзшая вода. Это камень. Он удивительно прозрачен, бесцветнее ключевой влаги и утреннего воздуха, но тяжесть лежащего в руках груза не дает глазам обмануть меня.

Ставлю кристалл на снег, вдавив в белый холмик, и он расцвечивает мертвую белизну, раскинув вокруг кольцо радужных игл. Грубые изломы собирают даже скудный, процеженный облаками, свет низкого солнца. Чуть ниже Осколка кладу еще один камень, на этот раз обычную, с ладонь, пластину серовика, огородив с трех сторон плитками побольше. В крохотное укрытие прячется от ветра медная плошка с тюленьим жиром и фитилем. Кристаллу нужен огонь. Настоящий, живой пламень.

Хорошо, что дует слабый тягун, а не переменчивый и порывистый буранник. Не нужно будет разводить большой костер. Пучок искр от кресала легко зажигает трут, и фитиль расцветает крохотным, синим язычком. Он крепнет, разгорается. Тепла от него немного, но Осколку и этого довольно.

Тепреь нужно ждать. Терпеливо слежу, как глубина прозрачной пластины впитывает слабенькие отблески трепещущего пламени, наливаясь синевой. Смотрю через кристалл в проем Врат, сквозь густеющую дымку в серую даль, пока не начинают слезиться глаза. Наконец из голубого марева выходят тени. Серые призраки на белом покрове Последнего Берега. Вглядываюсь в смутные силуэты, застывшие передо мной полукругом.

Зачем я их позвал? Разрешить сомнения? Спросить совета? Хоть на мгновение отогнать одиночество? Развеять страх? Чего боятся дважды умершему?! Еще раз оглянуться, вспомнить пройденный путь? Лишь в этом они и могут мне помочь.

Я смотрю на троих.

Кто начнет рассказ первым?

Справа стоит юноша в кожаных штанах и башмаках, в меховой куртке, расшитой узором из перьев. Серые волосы собраны на затылке в узел, увязанный шнуром. Лицо хранит тень улыбки. Открытый, чуть смущенный взгляд. За плечом виднеется мешок и наконечники трех дротиков.

Его образ я вижу яснее других. Ему и начинать рассказ первым.

Молодой охотник, согласно кивнув, делает шаг вперед.

Глава 1. Море и лес

В густом белом тумане кружился вихрь светящихся, разноцветных прожилок. Словно живые, они двигались, извивались, сворачиваясь кольцами в причудливом танце. Слева появилась женская рука с резным, костяным гребнем в тонких пальцах. Три перламутровые змеи, переплетаясь, держали в пастях овальный черный камень с голубиное яйцо величиной. В его глубине, словно юркие рыбки в бездонном омуте, сновали едва заметные искорки. Рука погрузила агат в молочную белизну, и радужные нити отпрянули от него, оставив лишь снежный вихрь на желто-голубом поле. Он застыл, превратился в ярко синее море и солнце над песчаным берегом.

Теплый ветер сочился в щели тростниковой хижины, принося с собой запах вяленой рыбы, развешенной на шестах, морской соли и гниющих водорослей. Солнечные лучи тонкими нитями прошивали полумрак, пробившись сквозь прорехи в кровле, и серебристые пылинки плавали в них, как стайки рыбьих мальков в прибрежной воде. Зоул лениво следил за их веселой толчеей. Голова полнилась вязкой пустотой, засасывающей как камень в болото, обрывки рождающихся мыслей. Но одна все же задержалась, барахтаясь и расталкивая ряску сонливости.

«Почему? Почему я до сих пор сплю, как ленивый барсук, и меня никто не разбудил?»

Собравшись с силами, юноша соскочил с гамака на земляной пол и чуть не упал. Ноги подгибались. Все тело наполняла непривычная слабость.