Сергей Аданин - Наэтэ. Роман на грани реальности

• Название: Наэтэ. Роман на грани реальности
• Автор: Сергей Аданин
• Жанр: Современные любовные романы

Герои романа бегут из мира, где «банк, скоринг, троллинг, цифровизация… ё-цивилизация». Андрей мечтает жить в Атлантиде, а не в «большом и безобразном» городе, где работает «на благо бизнесменов» в пиар-агентстве и глушит депрессию вином. Его судьбу меняет встреча с Наэтэ – девушкой словно из «иного» мира. Они творят собственную реальность, в которой «любовь не охладела». Но ему нечего ей дать в «этом» мире, у него нет «плана». Он следует за Наэтэ в её «Страну Любви». Только где эта страна?..

---

Они съели – вот так, почти чинно – всё до крошки, два салата – крабовый и оливье, которые он купил готовыми, рис и жареную рыбу, которую тоже пожарили в супермаркете, а он её разогрел, выпили на двоих литр томатного сока, пока ели, и он стал варить кофе, – не кипяток «варить» для суррогатного, точнее растворимого «Нескафе», а само кофе… Кухня наполнилась вкусным и тёплым запахом «Арабики»… У них ещё четыре пирожных «корзиночка» есть… Он обернулся на Наэтэ, запах кофе источал другой запах – праздника, и лицо Наэтэ посветлело, она смотрела на него своими яркими, от влажного тонкого глянца белков, большими, как окна готического собора, глазами, и почти робко улыбаясь… Он почувствовал на её щеках высохшие «руселки» слёз, – словно прошёлся по ним губами. И тоже улыбнулся – почти смущённо…

– Я буду кормить тебя и поить, – сказал он, – только ты люби меня, Наэтэ…

– Я буду любить тебя и так, – ответила она, – только за кофе.

И засмеялась.

Он опустил голову и заплакал. Она не сказала «только не бросай меня», она сказала «только за кофе».

– Не плачь, как маленький, – она смеялась ласково и шутливо.

Кофе уже поднимался шапкой в маленькой железной кастрюльке… Он бросил его, и упал на колени перед ней, стукнув ими об пол, и уронил голову – глазами – в её сомкнутые ноги, под живот, кофе взбучилось, и горячая пена стала заливать газ…

Наэтэ снова рассмеялась.

– Анрэи, кофе убежало… И моя любовь тоже убежит.., прозеваешь…

Он подхватился, – спас кофе. И любовь…

– Я её догоню, – только и сказал.

Наэтэ смеялась легко и умиротворённо, шаловливо даже. Все тени исчезли с её лица… Они пили кофе – маленькими глоточками, а она с удовольствием отдавалась пирожным. А он хотел быть кусочками этих пирожных, которые она отправляла в рот, песочными крошками от этих пирожных на её губах…

Привычка постоянно думать, вести какой-то «внутренний диалог», складывать возникающие ассоциации в «картинки», не оставляла его никогда, стала его натурой, и он уже и не замечал, как одна за другой выстраиваются в его голове мысли. По поводу всего.

Вот и сейчас, любуясь Наэтэ, он чего-то «думал», хотя если бы его неожиданно спросили, «о чём думаешь, Анрэи?», он бы удивился и сказал: «Я не думаю, я любуюсь Наэтэ»…

«Она могла бы, – думал он, – пользоваться дорогим парфюмом, побеждать в конкурсах красоты, жить в роскошном особняке, ездить в люксовой и не подержанной иномарке, держать дома слуг… Ведь «она этого достойна», – втёрся в его извилины дурацкий рекламный лозунг. – Ещё она могла бы показывать стриптиз – в ночных клубах, и все бы толпились вокруг, и пускали слюни в свои «мохито». Но ей этого почему-то не надо… Ей надо сидеть вот тут, в его зачуханной кухоньке, и бояться, что он её бросит». Он сглотнул слёзы… «Наэтэ, – ты настоящая, ты сама не знаешь, какая ты настоящая… Это ты меня бросишь, разве я достоин тебя? Разве я могу тебе соответствовать?… Но я буду, буду рвать жилы. Рядом с тобой я не трус, не лентяй, не слоняющийся одиночка… Да мне всё по плечу – рядом с тобой… Пусть не будет у нас яхты, четырёхэтажного коттеджа, Ламборджини.., – они не нужны – ни мне, ни тебе. У нас не будет с тобой никаких слуг. Потому что мы будем иметь только то, что сможем обиходить сами…». «Как они могут, – думал он про «богатеньких», – пускать чужих людей в свой дом, всю эту прислугу?.. Вот бы у нас с тобой так было… Какие-то чужие люди в обуви ходили бы по следам твоих босых ног, а я бы языком «счищал» эту грязь с твоих следов, чтобы целовать их?… Как они могут чужим людям – каким-то «гувернантам» – поручать своих детей в собственных домах? Разве время, труд, отданные своему ребёнку, – это не есть то, ради чего всё остальное?.. И зачем нужен стриптиз? – эти конкурсы красоты, эти клубы, и вообще вся эта «порнография»? вместе с «эротикой»? … Что это за мир, помешанный на онанизме?… Куда любовь делась? – которая не к себе… У нас с Наэтэ такой «стриптиз», такая «эротика».., что ой-ёй – если бы это показать по телевизору… Но мы никогда этого не покажем, и не будет Наэтэ дрыгать ногами, такими же голыми, как сейчас, у шеста… Потому что тогда погаснет наш «маленький мирок», который весь бы уместился на ладошке, – эта волшебная хрустальная сферка, со стеночками почти невесомыми, как воздух… Которая есть тайна, – и она наша! Наша! И она делает нас самими собой, и вся радость в ней… И никто нам не указ…

Она выпила большую чашку кофе, и осилила два пирожных, и теперь смотрела на него – светло-светло, чуть улыбаясь… И вдруг встала посреди кухни, прямо перед ним, и потянулась – вся! – от кончиков пальцев ног до кистей рук, которые она подняла и сцепила над головой, выгнулась к нему – грудью и животом, – и рубашка задралась, обнажив все её «интимности» и бёдра, почти до талии… У него аж треснуло в голове, – он впервые видел, как она потягивается, да ещё вот так: обухом да по переносице… И засмеялась – победно: «Не глазей! А то покусаю…». Он смотрел на неё сражённо, не смея поднять глаз выше пупка, который – жаль! – рубашка ей всё же прикрывала… «Да-а, – решил он, – любой мужчина – это твой трофей, поверженный напрочь». Наконец, сам заулыбался, и тоже встал. И спросил – неожиданно для себя:

– Наэтэ, у нас будут дети?

– А ты хочешь? – лукаво и одновременно по-детски она улыбалась ему, они стояли лицом друг к другу – почти вплотную.

– Да, – тихо ответил он.

– Я рожу тебе, сколько хочешь.

«Ну царевна из сказки», – подумал он.

А она продолжала:

– Хочешь – десять, хочешь – двадцать.

И засмеялась, положила ему ладони на плечи, согнув руки в локтях и прижавшись к нему, её глаза светили в его зрачки – ровно, ярко, улыбчиво, нежно…

– У нас будет тогда не семья, а какое-то детское учреждение культуры.

– Почему «культуры»? – рассмеялась она.

– А почему ты не спрашиваешь «почему «учреждение»?

Он её смешил просто.

– Ну, потому что семья – это что-то… нечто… вроде учреждения. Но не культуры же!

– Ну, тогда – детское учреждение образования.

И они оба стали смеяться и обниматься одновременно… И ещё он целовал её щёки. Губы она не давала, потому что смеялась… И как будто огромный камень свалился прочь с души. У него. И стало легко, весело, ясно. И Наэтэ – смеялась и светилась, словно что-то тяжёлое и тёмное ушло из неё, и она была вся, как эфир светоносный. Оставаясь «при теле», и он уже желал её…

– Нет-нет-нет! – продолжала смеяться она, – я буду любить тебя только за кофе. Я соскучилась по кофе, я хочу ещё кофе…

Он шмыгнул носом – ну да, опять слёзы счастья к глазам льнут.

– И не плачь, как маленький! – она дразнила его.

И тут её смешливость внезапно уступила место спокойному и почти серьёзному взгляду, она смотрела ему в глаза, и он тонул в этом взгляде… Но сказал всего лишь:

– Пошёл варить кофе… За любовь…

Она, склонив голову набок, улыбнулась ему ласково.

…Они опять пили кофе, и она ела пирожные, сам он их не ел никогда, не покупал давно – с тех пор, как с бывшей женой всё расстроилось… Наэтэ полностью освободила его, до встречи с ней он продолжал маять в душе тот свой брак, уже и не думая о нём. О чём думать? – всё ясно. Но сердце… Но в сердце что-то осело чёрным, и давило его, путало сетью рваной – крылья. Обида? Ревность? Сожаление? – неизвестно, что. Сухой камень на месте родника… Теперь же всё это казалось таким далёким, маленьким, несущественным… Им с лёгкостью можно пренебречь теперь. Как малюсенькой погрешностью в громадных вычислениях. Как одним сантиметром при измерении расстояния до Солнца.

Допив вторую порцию кофе и доев все пирожные – вот наголодалась она с ним! – она опять встала, и опять потянулась – вся, перед ним. Понравилось ей. В его глазах отражаться в этот момент… Он прикусил губу: «Наэтэ, – ты же опять заставишь меня «плакать, как маленький»… И теперь-то я точно унесу тебя под плед… А она смотрела на него и лукаво-игриво молчала: «Нет, не унесёшь… Будешь любить меня здесь, на кухне, стоя, как в первый раз… Хочу повисеть на твоей шее». А он в ответ – глазами: «Да я мечтаю об этом»… Она – продолжая молча играть им: «Тогда ещё хочу кофе!»…

И оба снова засмеялись.

И зачем им разговаривать? И так всё понятно. Без слов.

И тут он стал серьёзный, – как она после первой чашки кофе. Встал, подошёл к ней, тоже положив ладони на её плечи, согнув руки в локтях, прижавшись к ней. И стал говорить со страстью, глядя ей в глаза, желая её прямо сейчас:

– Я хочу, чтобы всё у нас было настоящим, как наша любовь, – я не хочу ничего арендованного, подержанного, поношенного, стокового, «имиджевого», поддельного, суррогатного, копированного, клонированного, заёмного, с чужого плеча, из-под чужой задницы, от чужого ума… Я хочу построить наш дом своими руками, чтобы мы могли обиходить его сами…