Коллектив авторов - Лев Толстой в зеркале психологии

• Название: Лев Толстой в зеркале психологии
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: Психология

Если не знаешь, как дойти до нужного тебе места – спроси у прохожего. Если не знаешь, как устроен мир – спроси у ученого. Если не знаешь, как жить – спроси у мудреца.

Книга, которую вы держите в руках, реалистическая и фантастическая одновременно. Она составлена из текстов великого писателя, но представляет собой диалог через века. Лев Толстой ответит на вопросы, которые многие люди в мире хотели бы ему задать: о человеке и его мире, о любви и смысле жизни.

---

– Как дети понимают музыку?

– Они ее чувствуют.

Николенька Иртеньев делился впечатлениями: «Maman играла второй концерт Фильда — своего учителя. Я дремал, и в моем воображении возникали какие-то легкие, светлые и прозрачные воспоминания. Она заиграла патетическую сонату Бетховена, и я вспоминал что-то грустное, тяжелое и мрачное. Maman часто играла эти две пьесы: поэтому я очень хорошо помню чувство, которое они во мне возбуждали. Чувство это было похоже на воспоминания; но воспоминания чего? Казалось, что вспоминаешь то, чего никогда не было».

А. Б. Гольденвейзер вспоминает: «Интересно отношение Льва Николаевича к Бетховену. Когда Лев Николаевич о нем говорил или писал, он сердился на него, осуждал его творческие пути и считал его началом и причиной упадка в музыкальном искусстве. Он сказал как-то: „Музыкальный разврат начался с Девятой симфонии“. Между тем, когда он слушал музыку Бетховена, она почти всегда его восхищала, захватывала. Он неоднократно после исполнения какой-нибудь из сонат Бетховена говорил мне: „Вы меня нынче примирили с Бетховеном“. Но проходило время, снова речь заходила о Бетховене, и Лев Николаевич опять возвращался к своей обычной точке зрения».

– Почему музыка может действовать так разрушительно?

– Она, музыка, сразу, непосредственно переносит человека в то душевное состояние, в котором находился тот, кто писал музыку. Слушатель сливается с композитором душой и вместе с ним переносится из одного состояния в другое, но зачем он это делает, не знает. Ведь тот, кто писал хоть бы Крейцерову сонату, – Бетховен, ведь он знал, почему он находился в таком состоянии. Это состояние привело его к известным поступкам, и потому для него это состояние имело смысл, для слушателя же – никакого. И потому музыка, например, Бетховена, только раздражает, не до конца сознается, не доходит полностью до сознания человека. Вот если марш воинственный сыграют, солдаты пройдут под марш, и музыка дойдет. Сыграли плясовую, люди проплясали, музыка дошла. Ну, пропели мессу, человек причастился, тоже музыка дошла. А раздражение, и что надо делать в этом раздражении, – нет. И оттого музыка так страшно, так ужасно иногда действует.

– Иногда даже приводит к преступлениям?

– Иногда – да. Например, Василий Позднышев именно музыку винил в смерти жены. Жена и ее любовник играли Крейцерову сонату Бетховена. «Знаете ли вы первое престо? – рассказывал он попутчику. – Знаете?! Страшная вещь эта соната. Именно эта часть. И вообще страшная вещь музыка. Что это такое? Я не понимаю. Что такое музыка? Что она делает? И зачем она делает то, что она делает? Говорят, музыка действует возвышающим душу образом, – вздор, неправда! Она действует, страшно действует, я говорю про себя, но вовсе не возвышающим душу образом. Она действует ни возвышающим, ни принижающим душу образом, а раздражающим душу образом. Как вам сказать? Музыка заставляет меня забывать себя, мое истинное положение, она переносит меня в какое-то другое, не свое положение. Мне под влиянием музыки кажется, что я чувствую то, чего я, собственно, не чувствую, что я понимаю то, чего не понимаю, что могу то, чего не могу. Я объясняю это тем, что музыка действует, как зевота, как смех: мне спать не хочется, но я зеваю, глядя на зевающего, смеяться не о чем, но я смеюсь, слыша смеющегося».

Сергей Рахманинов в разговоре с Иваном Буниным вспоминал: «Это неприятное воспоминание… Было это в 1900 году. Толстому сказали, что вот, мол, есть такой молодой человек, бросил работать, три года пьет, отчаялся в себе, а талантлив, надо поддержать…

– Играл я Бетховена. Есть такая вещица с лейтмотивом, в котором звучит грусть молодых влюбленных, вынужденных расстаться. Кончил. Все вокруг в восторге, но хлопать боятся, смотрят — как Толстой? А он сидит в сторонке, руки сложил сурово и молчит. И все притихли, видят — ему не нравится… Ну, понятно, я от него бегать стал. Но к концу вечера вижу: старик прямо на меня идет. «Вы, — говорит, — простите, что я вам должен сказать: нехорошо то, что вы играли». Я ему: «Да ведь это не мое, а Бетховен». А он: «Ну и что же, что Бетховен? Все равно нехорошо. Вы на меня не обиделись?» Тут я ему ответил дерзостью: «Как же я могу обижаться, если Бетховен может оказаться плохим?»

Ну и сбежал. Меня туда потом приглашали, и Софья Андреевна потом звала, а я не пошел. До тех пор мечтал о Толстом, как о счастье, а тут все как рукой сняло!

И не тем он меня поразил, что Бетховен ему не понравился, или что я играл плохо, а тем, что он, такой, как он был, мог обойтись с молодым, начинающим, впавшим в отчаяние, так жестоко! И не пошел…

Теперь бы побежал к нему, да некуда…»

– То есть музыка переносит человека в нереальный мир?

– Из состояния скуки, шумного рассеяния и душевного сна, в котором находятся люди, они могут быть вдруг незаметно перенесены музыкой в совершенно другой, забытый ими мир. В душе их может возникнуть чувство то тихого созерцания прошедшего, то страстного воспоминания чего-то счастливого, то безграничной потребности власти и блеска, то чувств покорности, неудовлетворенной любви и грусти.

– И в этом нереальном мире музыка соединяет людей?

– Часто такая музыка исключительная и соединяет не всех людей, а только некоторых, выделяя их от других людей.

– Это плохо?

– Смотря какая музыка. Иногда она – страшное средство в руках кого попало. Например, взять хоть бы Крейцерову сонату, первое престо. Разве можно играть в гостиной среди декольтированных дам это престо? Сыграть и потом похлопать, а потом есть мороженое, и говорить о последней сплетне. Эти вещи можно играть только при известных, важных, значительных обстоятельствах, и тогда, когда требуется совершить известные, соответствующие этой музыке важные поступки. Сыграть и сделать то, на что настроила музыка. А то несоответственное ни месту, ни времени вызывание энергии, чувства, ничем не проявляющегося, не может не действовать губительно.

– Каково должно быть содержание искусства будущего?

– Содержанием искусства будут только чувства, влекущие людей к единению или в настоящем соединяющие их. Форма же искусства будет такая, которая была бы доступна всем людям.

Беседа 9. Всемогущество есть бессознательность

– Личность ярче всего проявляется в кризисные моменты, но в каждый такой момент она поворачивается то негативными, то позитивными своими сторонами. От чего зависит этот поворот?

– На дне души каждого лежит та благородная искра, которая сделает из него героя. Но искра эта устает гореть ярко, – придет роковая минута, она вспыхнет пламенем и осветит великие дела.

– То есть, если нам кажется, что человек не способен на неожиданный поступок, значит, пламя от искры еще не разгорелось? Как понять, что пламя вспыхнуло?

– Случалось ли вам в известную пору жизни вдруг замечать, что ваш взгляд на вещи совершенно изменяется? Как будто все предметы, которые вы видели до тех пор, вдруг повернулись к вам другой, неизвестной еще стороной? Это и есть моральная перемена.

– Такое изменение называют состоянием интенсивного осознавания. Оно характеризуется обновленным, отчетливым видением существа проблемы, воспринимаемой как бы с самого начала, заново.

– Скорее, быстрой сменой необыкновенно ясных мыслей. Например, мечты с необыкновенной ясностью и быстротой проносятся перед человеком.

– Как происходит освобождение из плена установок прошлого?

– В ситуации, когда человек находится перед чем-то неизведанным, например, смертью. Если в это время он видит перед собой какой-то объект, то может связать этот объект и ожидание события. Вспомним, когда князь Андрей лежит на поле Аустерлица, он видит над собой высокое, неизмеримо высокое, с тихо ползущими по нему облаками, бесконечное небо. Еще недавно он видел его совсем другим. Оно было тихим, спокойным и торжественным, совсем не таким, когда он бежал, не таким, когда все бежали, кричали и дрались. И совсем не таким, когда француз и артиллерист с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник.

Он думал: «…совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видел прежде этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его, наконец. Да! Все пустое, все обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме него. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!»

– Что открылось князю Андрею через образ неба?

– Страдание как истина движения жизни.

Ему пришло озарение. «Где оно, это высокое небо, которого я не знал до сих пор и увидал нынче? — было первою его мыслью. — И страдания этого я не знал также, — подумал он. — Да, я ничего, ничего не знал до сих пор».