Эдвард Бульвер-Литтон - Последние дни Помпеи

• Название: Последние дни Помпеи
• Автор: Эдвард Бульвер-Литтон
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-9533-5313-7, 978-5-9533-5340-3

79 год н. э. Прекрасен и велик был римский город Помпеи. Его строили для радости, отдыха и любви. По легенде, город основал сам Геракл, чтобы праздновать у подножия Везувия свои многочисленные победы. Именно здесь молодой афинянин Главк обрел наконец свое счастье, встретив женщину, которую так долго искал.

Но в тени взмывающих к небесам колонн и триумфальных арок таилась опасность. Арбак, потомок древних фараонов и верховный жрец культа Иcиды, ослеплен жгучей ревностью и жаждет мести. Под влиянием звезд, пророчащих ему некое страшное несчастье, египтянин решает уничтожить все, что было дорого его сердцу. Понимая, что времени остается мало, он приходит к мысли: если уж умирать, так, по крайней мере, взяв от жизни все.

«Последние дни Помпеи» – это драматическая история одного из городов Великой Римской империи, улицы которого стали одной большой дорогой в вечность.

---

Эдвард Джорж Бульвер-Литтон Последние дни Помпеи

© ООО «Издательство „Вече“», 2014

© ООО «Издательский дом „Вече“», 2011

© ООО «Издательство „Вече“», электронная версия, 2014

Об авторе

Эдвард Джордж Бульвер-Литтон, автор знаменитой фразы «Перо сильней меча», родился 25 мая 1803 года в Лондоне. Он был третьим сыном генерала Уильяма Бульвера и Элизабет Литтон. Получив под руководством матери хорошее домашнее образование, Эдвард уже в юные годы был твердо убежден, что станет писателем. В 1822 году он поступил в Кембриджский университет, где прилежно изучал философию и античную литературу, а через три года получил университетскую награду за одну из своих поэм. По окончании учебы Эдвард женился вопреки желанию родителей и был лишен материнского пособия, а потому решил серьезно заняться литературной деятельностью.

Его ранние романы были основаны на уголовной тематике: «Пелэм, или Приключения джентльмена», «Пол Клиффорд» и другие. Все они имели успех. Популярность «Пелэма» в Европе была так велика, что даже А.С. Пушкин под впечатлением от этой книги собирался писать своего «Русского Пелама» (от этого замысла сохранилось лишь несколько развернутых планов). От чисто развлекательных романов Бульвер-Литтон вскоре перешел к серьезным историческим произведениям: «Последние дни Помпеи», «Пилигримы на Рейне», «Риенци, последний из римских трибунов». Первый из названных романов был написан под сильным впечатлением от знаменитой картины нашего соотечественника Карла Брюллова, которую писатель увидел на выставке в Милане. Книга в свою очередь тоже имела не меньший успех, чем полотно великого художника.

После нескольких лет супружеской жизни писатель, который очень ревниво относился к славе и много и самоотверженно работал, решает развестись с женой, препятствовавшей его литературной и политической карьере. А политика занимала Бульвер-Литтона не меньше, чем литература. В 1831 году он был избран в парламент и примкнул к партии вигов, часто выступая с резкой критикой аристократии, проявив себя как активный борец за либеральные реформы.

В 1841 году писатель решает оставить политику и вновь переключается на литературу. Сначала он пишет оккультно-эзотерический роман с элементами утопии «Занони», потом опять возвращается к чисто исторической тематике: «Последний барон», «Гарольд, последний из саксов» и другие. Бульвер-Литтон вновь добивается большого успеха, став модным светским автором. Его популярность уступает только Чарльзу Диккенсу, влияние которого отчетливо чувствуется во многих романах той поры. В 1858 году Бульвер-Литтон опять возвращается в политику и получает должность секретаря по делам колоний. Особый интерес на данном посту писатель проявил к Британской Колумбии. Заслуги его перед этой канадской колонией были высоко оценены: город у слияния рек Томпсон и Фрейзер был назван в честь министра Литтона. В 1866 году Бульвер-Литтон получает баронский титул и становится членом палаты лордов. В конце жизни писатель пробует себя в новом жанре – его роман «Грядущая раса» стал одним из первых больших произведений в еще не сформировавшемся направлении научной фантастики. Эдвард Бульвер-Литтон скончался 18 январе 1873 года, оставив после себя 29 романов, три больших поэмы и три пьесы, прочно заняв свое место как в истории, так и в литературе.

Избранные произведения Э. Дж. Бульвер-Литтона:

«Пелэм» (Pelham, 1828)

«Пол Клиффорд» (Paul Clifford, 1830)

«Последние дни Помпеи» (The Last Days of Pompeii, 1834)

«Пилигримы на Рейне» (The Pilgrims of the Rhine, 1834)

«Занони» (Zanoni, 1842)

«Грядущая раса» (The Coming Race, 1871)

«Кенельм Чиллингли» (Kennelm Chillingly, 1873)

Часть первая

I. Два помпейских щеголя

– А, Диомед! Здравствуй! Надеюсь, ты будешь сегодня на ужине у Главка? – проговорил молодой человек небольшого роста, задрапированный в тунику, ниспадавшую небрежными, изящными складками, – по всему видно, человек знатного рода и записной франт.

– К сожалению, нет, любезный Клавдий. – Я не приглашен, – отвечал Диомед, дородный, уже пожилой мужчина. – Клянусь Поллуксом, – очень досадно! Ведь его ужины слывут самыми изысканными в Помпее![1]

– Пожалуй, это верно, хотя, по-моему, на них вина бывает маловато… Видно, в жилах Главка не течет чистая греческая кровь, так как он уверяет, будто ему от вина на другой день всегда грустно…

– Ну, на такое воздержание у него, вероятно, есть и другой резон, – заметил Диомед, подымая брови. – При всей своей кичливости и сумасбродстве, он, кажется, вовсе не так богат, как хочет казаться, и, может быть, в этом случае больше бережет свою амфору, чем настроение духа.

– Тем более есть причины ужинать у него, покуда он не истратит всех своих сестерций. В будущем году, Диомед, нам придется поискать себе другого Главка.

– Я слыхал, он любит также игру в кости?

– Он пристрастен ко всем удовольствиям, а так как ему доставляет удовольствие давать ужины, то и мы все любим его.

– Га, га, Клавдий, недурно сказано! А кстати, видал ты мои погреба?

– Кажется, нет, мой добрый Диомед.

– Ну, так ты должен отужинать у меня как-нибудь на днях; у меня водится порядочный запас мурены[2] в садке, и я приглашу для компании Эдила Пансу.

– О, со мной, пожалуйста, без церемоний, – я и малым доволен. Однако смеркается; спешу в бани, а ты куда?

– К квестору, по государственному делу, а потом в храм Исиды. Vale!

– Хвастун, нахал, неуч! – проворчал про себя Клавдий, удаляясь тихими шагами. – Воображает, что своими пирами и винными погребами заставит нас позабыть, что он сын отпущенника. И в самом деле, мы забываем это, делая ему честь обыгрывать его. Эти богатые плебеи для нас, благородных мотов, сущий клад!

Рассуждая таким образом сам с собою, Клавдий вышел на дорогу Домициана, запруженную толпой гуляющих и экипажами и полную того веселого, суетливого оживления, какое в наше время представляют улицы Неаполя.

Колокольчики колесниц, быстро сновавших мимо, весело позвякивали в ушах Клавдия, и он беспрестанно приветствовал то улыбками, то фамильярными кивками своих знакомых в самых элегантных, причудливых экипажах. Во всей Помпее не было праздного жуира, более популярного.

– А, Клавдий! Хорошо ли ты спал после своего выигрыша? – крикнул ему приятным, звучным голосом молодой человек в колеснице самого пышного и изящного фасона.

Ее бронзовая обшивка украшалась искусно исполненными рельефными фигурами в греческом вкусе, представлявшими олимпийские игры. Кони, запряженные в колесницу, были редкой парфянский породы. Их стройные ноги как будто пренебрегали землей и рвались на воздух, однако при малейшем прикосновении возницы, стоявшего позади своего молодого господина, они останавливались как вкопанные, превращаясь в неподвижные, но дышащие жизнью, каменные изваяния Праксителя. Сам хозяин колесницы принадлежал к тому типу строгой, правильной красоты, которая служила образцом афинским скульпторам. Его греческое происхождение сказывалось в золотистых кудрях и безукоризненной гармонии черт. На нем не было тоги, со времени императоров переставшей служить принадлежностью римлян и даже подвергавшейся осмеянию со стороны представителей моды. Но его туника была из богатейшей, ярко окрашенной тирской ткани, а аграфы сверкали изумрудами. На шее его висела золотая цепь, заканчивавшаяся на груди змеиной головой, из пасти которой свешивался большой перстень с печатью, самой тонкой, художественной работы. Рукава у туники были широкие, отороченные у кисти золотой бахромой. Вокруг стана пояс из того же металла, испещренный арабесками, служил вместо карманов для платка, кошелька, кинжала и табличек.

– Дорогой Главк! – отвечал Клавдий. – Радуюсь, что твой проигрыш так мало повлиял на твое настроение. Тебя как будто вдохновляет сам Аполлон. Лицо твое так и сияет счастьем, – всякий принял бы тебя за выигравшего, а меня – за проигравшего.

– Да неужели же потеря или приобретение нескольких монет презренного металла может изменить настроение нашего духа, Клавдий? Клянусь Венерой, пока мы молоды, будем увенчивать свои кудри цветами. Пока цитра звучит в непресыщенных ушах, пока от улыбки Лидии или Хлои кровь наша быстрее течет в жилах, до тех пор будем наслаждаться жизнью и солнцем! Седовласый, лысый старец Время постепенно похитит у нас все эти радости. Конечно, ты ужинаешь у меня сегодня?

– Кто же когда-нибудь забывает приглашение Главка!

– Куда ты теперь направляешься?

– Я думал зайти в бани, но до положенного времени остался еще целый час.

– Хорошо же, так я отпущу свою колесницу и пройдусь с тобой. Ну что, Филиас, – промолвил он, гладя рукой ближайшую к нему лошадь, которая нагнула шею и игриво поводила ушами в знак признательности за ласку, – сегодня тебе праздник. Не правда ли, он красив, Клавдий?

– Достоин Феба, – отвечал благородный паразит, – или… Главка!