Валериан П. - Такая вот жизнь, братец—3. Диалоги с самим собой

• Название: Такая вот жизнь, братец—3. Диалоги с самим собой
• Автор: Валериан П.
• Издательство: ЛитагентРидеро78ecf724-fc53-11e3-871d-0025905a0812
• Жанр: Эротика

Очередной круг ада, по которому спускается в преисподнюю душа нашего героя. Ситуация тривиальная: жениться, бросив его теперешнюю жену и сына, или не жениться, оставив всё как есть. Шансы приблизительно равные: и тут, и там есть ребенок, и одного надо бросить, чтобы стать отцом другого. Вот он и решает, как лучше для него, для всех… Расчёт говорит ему одно, а сердце – другое. Налицо конфликт здравого смысла и любви. …А может, похоти…

---

…Время – ценная вещь, но так ли это? Я его не ценю. У меня сейчас постоянно прорва свободного времени. При этом все время куда-то тороплюсь, ругаю себя за безалаберность. Вот и сейчас – корплю над переводом гороскопов. А зачем? Просто так: проба пера. Голова пуста, ничто по-настоящему не заботит. Мысли, как блохи, перескакивают с одного на другое. А руку так и тянет в трусы. «Левою рукою, тихо сам с собою я веду беседу».

…Снова погряз в дерьме. Опять так и подмывает развестись. Тут, было, совсем решился. Ходил, раздумывал, взвешивал все «за и против» и всё сходилось к одному: надо. На этот раз рассуждал приблизительно так: мол, поскольку я такой мерзкий тип – и чем дальше, тем хуже, – с нашей совместной жизнью надо кончать. И для сына нашёл объяснение: мол, мы с мамой отравляем друг другу жизнь, больше так нельзя, надо жить врозь. Немного смущала сама техника дела, но сейчас я, слава Богу, при деньгах («богатенький Буратино»), да и свободного времени куча… (Л. так и сказала: «нашёл себе занятие – разводиться»). Думал, будет на этой почве скандал и это подтолкнёт меня к дальнейшим действиям, а скандала не вышло. Л. оказалась умнее и душевнее (а может, хитрее?), и все само собой затормозилось, ушло куда-то в сторону. Впервые мелькнула мысль, что может, мне с ней не так уж и плохо, может, все мои планы – чистая туфта.

…Сегодня проснулся очень рано, ещё не было шести. Город лежал в белой утренней дымке, словно карандашный набросок на белом ватмане. Проснулся с тяжёлым чувством человека, пережившего большую беду, с «осадком на душе». Мне приснился неприятный сон, сон-притча, сон-поучение. Помню, меня так и долбануло: а, ведь, сон-то со смыслом и послан мне в назидание. Но в чём оно, я не знаю. Видел во сне отчима, он сообщил мне, что Максимка в детском доме, и мы пошли с ним туда… Вхожу и вижу огромную спальню, в ней масса детей дошкольного возраста. Кто-то невидимый отдаёт команды, и дети делают какие-то упражнения, не то зарядку, не то какой-то лечебный комплекс, при этом все лежат в кроватях и энергично машут руками и ногами. Вижу, что и Максимка лежит на спине и машет ожесточённо ручками с сердитым, страдальческом выражением на лице. Глаза его тёмные от гнева, а лицо все красное от напряжения. Взглянул на нас и молча отвернулся к стене, и тут я заметил, что на виске у него выступила вена. И как-то мне вдруг тягостно стало, жалко его, а сделать ничего не могу… Тут я и проснулся.

…Как подчас создаётся настроение? Вот, я тут читал книгу по мистике, и было на душе и радостно и торжественно, как будто причащался к чему-то таинственному и прекрасному. Потом взял книгу о перипетиях смерти и умирания, прочёл несколько строк, натыкаясь взглядом на слова «рак», «лейкемия», «необратимый процесс», и сразу же в голову полезли мысли о неотвратимости болезни, о тщете всех усилий, устремлений к познанию, планов, надежд. Все в один момент куда-то рухнуло, мир обесцветился, поблёк, и ничего больше не виделось, кроме больничной койки. В сущности, мысли о смерти у меня возникают регулярно. Вот и сейчас, когда взят билет на самолёт во Львов к одному приятелю по Нигерии, опять те же страхи, те же предчувствия. Ну ладно, сказал я себе, завещания писать не стану, но со всеми прощаюсь и всех благословляю. Аминь!

…Опять взялся за старое: большой палец в рот, зубы впиваются в мякоть подушечки у кончика ногтя, отрывают тонкие лоскуты кожи, которую я с наслаждением жую. И полон рот слюны… А за стеной Максимка в постели ожесточённо крутит баранку воображаемого автомобиля и гудит, подражая реву мотора. В любой момент он может вскочить с кровати и мне придётся бросить своё занятие…

…Вспоминается, как в один туманный день начала осени я оказался у Кировского моста. Не помню, каким ветром меня занесло туда, может, просто бродил по городу, «погруженный в думы», и очнулся в этом месте. Я стоял у чугунной решётки набережной, недалеко от моста, ведущего через канал на Петропавловскую крепость, и смотрел на тихую гладь покрытой фиолетовыми разводами воды. У самого края гранитного отвеса набережной в спокойной темной воде плавали четыре уточки. Они ныряли, одна за одной, уходя в глубину и всплывая совсем в другом месте, беззвучно и неожиданно, как поплавки… А то, вдруг, они все разом уходили под воду, и тогда на весь пейзаж опускалась тоскливое покрывало осенней промозглости.…

…День, полный неожиданностей… Какой же я варвар, в самом деле! Сейчас я страшно устал, но мне очень хочется записать впечатления этого дня. Был у своего университетского коллеги Толи Ж. Впервые испытал чувство белой зависти. Дом у него – настоящий музей. Не знаю, комплимент ли это. Первое, что бросилось в глаза, это – маленькая, почерневшая от времени статуэтка Будды на этажерке со столешницей из чёрного мрамора. Когда зашёл к нему в кабинет, просто обомлел: прямо на меня со створок старинного, резной работы шкафа смотрели бронзовые головы горгулий. Рядом стоял такой же старый, тёмного дерева стол, на столе расположились разные диковинные вещи: бронзовые канделябры, лампа в стиле «ар нуво», всякие безделушки. Чего только не было! Просто глаза разбегались… У стены стояло кресло с настоящей, потрескавшейся от времени кожей, на стене висело настоящее, ХV1II века полотно, портрет какой-то аристократки… Рядом стоял итальянский свадебный сундук – коссон – тоже весь резной («морёного дуба», бросил небрежно Толя). Он открыл его, а там четыре или пять ондатровых шапок. С потолка свисала изумительной работы люстра… Дальше он повёл меня в спальню. Говорит, что обставил в английском стиле. Не знаю. Посреди крошечной комнаты стояла огромная красного дерева кровать, в углу красовались напольные часы (Шератон?), повсюду стояли какие-то витиеватые стулья. Ночной столик – вообще что-то невообразимое: верх инкрустирован ценными породами дерева. На столике китайский фарфор, на стене висело венецианской работы зеркало XVII – XVIII веков. Тут же стояла китайская горка с драконами, а в ней сверкал хрусталь, старый, тяжёлый… Потом мы прошли в столовую, там уселись на покрытый шкурами лаек диван с сомалийскими подушками из верблюжьей кожи с тиснением, а на полу лежал синий суконный палас… Я просто перечисляю то, что запомнилось, но там было всего так много! Я терялся в догадках, откуда у него все это. Т. бывал заграницей, деньги у него водились, но чтоб все это купить, нужны богатства! «Я уже давно собираю такие вещи, тащу домой со всех поездок», как бы оправдываясь, сказал Толя. Да, конечно, он коллекционер со стажем, да и жена у него работала в комиссионке, но тут столько всего! Потом, насладившись моим откровенным восхищением всем этим добром, он повёл меня на кухню. Вот тебе на! В раковине навалена целая гора грязной посуды. Тут же установлена ванна (старый дом!), а в ней – замоченное белье в тазах… На стене фарфоровые тарелки, расписанные в стиле Веджвуда (?). Толя открыл буфет, а там резные, тёмного стекла графины, огромные серебряные ложки, вилки, вазочки, тарелки. И опять же, на кухне – изящная люстра. Потом мы вышли в коридор, где стояли, сваленные в углу трости. Одна, с серебряным набалдашником в виде конской головы, была необыкновенно изящна, другая, ещё более старинная с серебряной чеканкой тончайшей работы на чёрном дереве, поражала своим благородством… И вокруг было столько всякой всячины… И дверь с целым набором замков.

…А жена у него симпатичная, мило так улыбается, щурится, ей это идёт. Много его моложе. Я так расчувствовался, что даже свой зонтик забыл. Потом вернулся, она мне его на лестницу вынесла. Я в благодарность брякнул что-то невразумительное… Жаль, не успел посидеть, поговорить с ним: надо было идти на урок к Скрынниковым.

…Не перестаю задавать себе один и тот же вопрос: почему я бросил работать над диссертацией, что мне помешало ее закончить? Ищу оправдания себе и первое, что приходит в голову, следующее: я потерял веру в себя. Но почему? Ведь, написал половину работы, были готовы статьи. Все было на мази: и руководитель пробивной, и рецензенты все знакомые… А, вот, сломался. Или, просто, клюнул на наживку, заброшенную бесом? А теперь, спустя два года, – «снова за старое». Два года в Нигерии начисто отбили у меня всякую охоту не только заниматься наукой, но и вообще, жить, как прежде. «Нет, это просто уму непостижимо, говорю я себе, провести два года у чёрта на куличках, заниматься там чёрт знает чем, и после этого, как ни в чём не бывало, снова тащиться в „Публичку“. Да, это же наглость неслыханная: все забыл, но при этом делаешь вид, будто, так и надо» … Сейчас, тем не менее, чувствую новый прилив сил, «второе дыхание». Многие проблемы решаются сами собой. Начинаю даже оправдывать свой «побег» в Нигерию.