Наталья Артюшевская - Из огня да в полымя…

• Название: Из огня да в полымя…
• Автор: Наталья Артюшевская
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-80-7534-095-5

Семейные тайны… Сколько их таится между истрепанными листами старых записных книжек и пожелтевшими от времени карточками в тяжелых фотоальбомах. Давайте попробуем заглянуть за завесу одной из них – тайны шкатулки с выгравированными на крышке инициалами.

---

Наталья Артюшевская Из огня да в полымя…

Платон

Старая лошадь плелась вдоль кромки поля. Вяло скрипела телега не смазанными колесами. Фома сидел впереди хозяина, держа истрепанные вожжи.

– Фом, чего колеса не мазал? Вечор предупреждал, что в поле поедем.

– Прости, барин, запамятовал маль.

– Стань здесь, я выйду, пройдусь.

Фома резко тпрукнул лошади, натянув вожжи.

Платон старчески слез с телеги, зашел в рожь. Пройдя несколько десятков шагов, углубившись среди колосьев, раздвинул их, чтобы увидеть толщину стебля. «Да, хороши сегодня хлеба будут. И стебель толстый и колосья наливаются». Он наклонился к созревающим колосьям, собрав их в охапку, прислонился к ним лицом и глубоко вдохнул в себя их аромат. От радости слегка закружилась голова. Скоро жать будем. Выпрямившись, и еще немного постояв, окинул взглядом рыжее поле ржи. Рожь взволнованно шумела своими колосьями, и легкий ветерок придавал ей не только этот ласковый шум, но и ровные волны, от которых Платон не мог оторвать глаз.

– Поехали в Быковку, на заимку Косарева. Глянем, как у Лексея рожь спеет. Густая ли?

– А в усадьбу его не заглянем? Может свидиться охота?

– Очумел совсем чо ли? Чтоб я к Алексею сам поехал? Не звали. Да и я не зову.

Фома слегка хлестнул лошадь вожжами, крикнув ей: Ноо! – лошадь резко дернула телегу, и не спеша понесла ее по проселочной дороге, пересчитывая все ухабы.

Задолго до этого эти два рода из соседних заволжских деревень стали врагами. Алексей и не знал, из-за чего поссорились их отцы. В народе говорили, что бабу не поделили. Теперь и бабы той уж нет давно. Только вражда осталась между семьями.

У Платона был сын Захар и дочь Нюта, Анна, значит. Сын немного загульный, но рукастый. А Нютка, тоже взрослая, только вот вражда этих двух семей, видно из-за нее теперь и продолжается. «Сколько раз Нютку порол, чтоб не встречалась с Михаем. А она всё к нему тянется»… – сокрушался старый.

Так незаметно, с радостными и тяжелыми мыслями одновременно, Платон на лошади подкатил к заимке Алексея.

– Спрячься под пригорком. Не приведи с Алексеем встрениться. А я пешочком до поля дойду.

Фома дернул за левую половину вожжи, и лошадь послушна повернула.

Платон спешно доковылял до кромки поля. Он был старым умельцем. Давно хлеба сажал. И как только зашел в рожь, углубляясь и пьянясь запахом ржи, забыл, что он давно на чужой заимке. «Не хуже моей стоит, и пырея среди нет. Колос хорош!» – радовался Платон. Радовался он не урожаю Алексея. Он радовался ржи. Перебирая каждый колосок, и поднося его к лицу, не заметил он, как углубился в чужое поле.

– Здорово, Платон! Поглядать приехал? Хороша моя рожь?

– Здорово. А чё не поглядать-то? И моя не хуже.

– Могет, зайдешь в дом-то? Чайку сладим? А то, могет, и покрепче чего-нибудь старуха моя найдет? Где молотить то будешь? А то давай ко мне с Захаром.

– Благодарствую. За пять верст съезжу отмолочу, а тебя миную. А Михаю свому скажи, чтоб к Нютке моей не хаживал. Зараз собак спущу, без штанов домой явится.

– Ну, будь здоров, Платон Васильич! – Алексей откланялся, и гордой походкой среди ржи, направился к дому.

– И тебе не хворать, Алексей Харитоныч! – Платон резко повернулся и быстрым шагом, поправляя штаны, засеменил к обочине.

Он почти бежал, не замечая ржи, уже не внюхая ее запаха.

– Ну, как рожь у соседа? – спросил Фома.

– Хуже моей. Пырей кругом. Колосьи жидкие.

Дома с обедом ждала Агафья. Нютка накрывала на стол, гремя тарелками и ложками. На звон посуды со двора пришел Захар.

– Слышал, батя, как ты приехал. Ну, как рожь?

– Рожь, она как вошь. Где крупна, где мелка. Через неделю жать надо.

– У Косаревых смотрел? – почти прошептала Агафья. – Лучше у них?

– В закромах видно будет, – отрывисто ответил муж, и все смолкли.

Немного остудив разгоряченную душу, Платон призвал сына.

– Где молотить будем, Захар? В Андреевке, у Саватея мельницу сожгли.

– К Косареву бы попросился.

– Не пойду к нему на поклон. А ты, если бы не бездельничал, давно бы свою строить начал. Все как дитя за юбку мамкину держишься да за стакан. Вон Михай, у Косаревых не отходит от мельницы.

– Так им от деда она досталась.

– Досталась. Давно бы рассыпалась если бы не Михай.

Платон на селе был самым богатым. От отца и деда досталось ему большое хозяйство. Да и сам приумножил. Теперь и овец не пересчитать, коров два десятка, пять штук лошадей и дом нечета другим.

– А нам мало досталось? В избе куренной не жил, как другие? Мамалыгу три раза на день не ел? А работать, так нет тебя.

– Дак, я ж, бать, как только скажете, так все и делаю.

– Как я скажу… Да как стакан покажет… – начал выходить из себя отец, покрываясь холодным потом.

– Чо ты к нему привязался? Видишь нога, хромая с детства. Куды ему мельницу строить? – вступилась за сына Агафья.

– Цыц, баба! Не лезь в мужской разговор.

Агафья тут же удалилась во двор. Но, не знавшая о плохом настроении отца, под горячую руку явилась Нютка.

– И ты тоже, хороша! Мне зерно молоть негде, а ты с Михаем шашни водишь. Чтоб ноги его здесь не было! Худо обоим будет!

Нютке этот скандал был на руку. Она знала, что сейчас он выпьет рюмку водки и пойдет спать. Нютка, дождавшись, как отец уляжется, вышла во двор к матери.

– Мамань, сейчас Мишка придет, за амбаром встретимся. Отпусти, а?

– Смотри, дочь, как бы отец не прознал. Лютует.

– Ладно, мам, бог не выдаст – свинья не съест.

– Кто тут бог, а кто свинья?

Но Нютка, пока мать размышляла над поговоркой, была уже на заднем дворе.

Нютка испод тишка выглядывала из-за угла амбара. Негоже ей, девушке приходить на свидание первой. Но пока мать не отказала ей в свидании с Мишкой, ей пришлось прийти раньше Мишки.

Мишке было уже двадцать, он был на два года старше Нютки. Ему каждый раз приходилось ходить из соседней деревни пешком. Каждый день, в одно и тоже время он стоял и терпеливо ждал Нютку возле амбара. Иногда она опаздывала. Но только тогда, когда отец не успел уснуть. Да, когда Захар ходил по двору. Но Мишка понимал и ждал.

У Мишки, наоборот, против их отношений была мать. Ему приходилось говорить, то к друзьям на стан пошел помогать, то на пасеку к соседу Якову. Отец не против Нютки был. Но о свадьбе, ни с той, ни с другой стороны речи и быть не могло. «Потешатся, побалуются, на том и конец», – думали и Мишкин отец и Нюткина мать. Правда, мать Нютку постоянно предупреждала: «Нюта, ни-ни…» Обе женщины знали, что означают эти слова.

На пригорке показалась фигура Мишки. На солнце светилась его копна белокурых волос. «Ой… идет…» – встрепенулось Нюткино сердечко. Она отошла подальше за амбар и стала ждать, когда Мишка подойдет к амбару и тихонько покашляет.

Нютка поправила на себе льняную юбку, выправила испод платка челку, прислонилась к стене амбара и закинула вверх голову. Небо было сине-голубым, изредка в высоте порхали сороки. Во дворе перед дойкой мычали коровы. Но, когда они стихали, был слышен шелест сухой травы. И, вот, среди этого шелеста Нютка услышала шаги приближающегося Мишки… Нет, она уверена, что это он. Она никогда их ни с чьими не перепутает! Мишка осторожно покашлял. Нютка вышла навстречу.

– Ждала?

– Конечно.

– Батя спит?

– Сначала лютовал. Сейчас угомонился, стало быть. Мишка был переполнен нежностью к Нютке. Ему хотелось ее обнять, но он не смел. Нютке тоже хотелось хотя бы немного приблизиться к нему.

– Бежим к Воложке?

Они взялись за руки и в обход дома побежали к речке. Они были счастливы друг от друга! Под ногами путалась сухая, выгоревшая от жаркого солнца трава. Они не выбирали тропинок, бежали напролом, экономя время и, скрываясь от односельчан. На Воложке у них было свое место. На берегу лежали два потопленных весенними паводками дерева. Два старых, черных бревна, смытых когда-то прибывающей по весне водой, лежали напротив друг друга. Только громадные корни лежали на берегу, как бы цепляясь за жизнь, в надежде со временем подняться. Кроны их давно были среди воды, от чего и почернели.

Мишка каждый раз приподнимал Нютку, усаживал ее на бревно березы, которое она когда-то выбрала, потом сам забирался на противоположное. Каждый раз они сидели напротив друг друга, опустив ноги в быструю реку. Они сначала били ногами по воде, создавая зернистые брызги и окатывая ими друг друга. Громко смеялись, и смех их разносился по всей реке.

Потом, успокоившись, протягивали к друг другу ноги, переплетая их в воде и смотря друг другу в глаза. Там Нютка всегда снимала свой платок. Расплетала свою темно-каштановую косу, распускала волосы, и становилась похожей на русалку.

– Нюся, мне так хорошо с тобой…

– И мне, Миша.

Возвращаясь домой, Нютке доставалось от отца и брата. Первый вопрос, который задавал отец, был всегда одинаков: «Где шлялась, гулена?» И ответ Нютки тоже был один и тот же: «С девчатами на завалинке у деда Игнатия песни пели».