Андрей Агафонов - Все засмеялись, а Гитлер заплакал. Публицистика

• Название: Все засмеялись, а Гитлер заплакал. Публицистика
• Автор: Андрей Агафонов
• Жанр: Публицистика

В Красноярске выходила замечательная газета «Комок». В ней я работал очень долгие для себя пять лет, с 2003 по 2007 годы. Основу этой книги составляют мои «комковские» публикации, а также то, что было написано в это же время и после моего ухода из «Комка» для других изданий, в качестве текстов для телевидения или просто так. Часть текстов никогда нигде не публиковалась, часть расходилась довольно широко по Сети. Появилось желание собрать лучшие свои тексты под одной обложкой. Что я и сделал.

---

Должна поменяться жизненная философия – в первую очередь ваша собственная. Что такое философия? Это в разной степени успешная попытка избавить свой мозг от боли, причиняемой трением об окружающую среду. Хорошая эффективная философия приводит к полнейшему обезболиванию, и вы скользите по жизни смеясь. До недавних пор такой философией была философия потребления. Люди часами могли разговаривать о мебели «Икея». Или о различных марках жидкокристаллических и плазменных телевизоров. Или об элитных сортах зеленого чая. Или об очередном убитом блокбастером субботнем вечере. Или об ипотеке. О кредитах вообще. О долевках и Рублевках. О том, какая кока-кола вкуснее – волгоградская или питерская. О том, что «китайцы обнаглели, тайцы оборзели, турки охамели». С примерами и фотографиями. Ша. Это время кончилось навсегда. Неважно, как скоро мы выправимся, если выправимся вообще, но больше мы уже не будем об этом говорить с таким пафосом и с таким удовольствием, теперь-то мы знаем, чего стоит наше благополучие и насколько оно уязвимо.

Философии потребления придет на смену сперва неизбежно корявое нечто. Я уже встречаю в разговорах это «мы, люди труда», «у меня куры», «да я картошку копаю». Ага, а домик, возле которого ты картошку копаешь, ты выстроил на доходы от продажи свеклы. Тем не менее, зерно истины здесь есть: снова престижно работать руками. Не потому, что это для здоровья полезнее, а потому, что таким образом ты периодически держишь в руках что-то настоящее, а не, прости Господи, дериватив. Вот этому же лучше учить и детей, под девизом «У нищих слуг нет». Начать с малого – приучить заправлять за собой постель, прибирать игрушки под угрозой их лишения, помогать родителям мыть посуду (хотя бы протирать полотенцем), и, конечно, учиться и еще раз учиться. Я не знаю, какова сейчас ситуация в первых классах красноярских школ, а мой старший в Екатеринбурге этой осенью пошел в первый раз в первый класс и требует на день рождения сотовый телефон, потому что у всех в классе он есть, а у него нет, и с ним, стало быть, не обсуждают новые закачанные игры и картинки. Так это же здорово, сказал я, пусть они растут идиотами, а ты будешь самый умный. И потом, когда ты вырастешь, у тебя будет хорошая работа и хорошая зарплата, и все это абсолютно законно, а твои одноклассники пополнят ряды сидельцев, тунеядцев и прочих лузеров.

Ваш, кстати, ребенок – чьи ряды готовится пополнить?

Я вот сейчас соображаю, чем идеальная модель трудового воспитания в кризисных условиях отличается от типового советского детства – и отличия только технологические. Сотовых телефонов тогда не было – зато были кассеты-«печенюшки» с пионерами русского шансона, бледная черно-белая порнография стопочками, индейцы с ковбойцами и войнушка во дворе. Очень много поводов откосить от учебы и заняться чем-нибудь поинтереснее. В последнее время у нас вся страна жила по принципу невыученных уроков – ну забыл, ну два, все равно отец не наругает, то есть нефть дорогая. Имели мы в виду риски будущего. И вот будущее пришло, а риски оказались тисками. И кто кого теперь имеет в виду – можно проследить по динамике фондовых индексов.

Хотелось бы, чтобы кризис как-то коснулся не только семейного воспитания, но и системы среднего образования в стране. Чтобы детям вернули нормальные вменяемые учебники вместо этих наркоманских книжек с синими треугольниками. Чтобы педагогов-новаторов по всей стране брали за шкирку и выбрасывали пинком за ворота. Чтобы на смену тестопластике и песочной терапии пришли уроки труда – приличную мебель наши фабрики еще не скоро научатся выпускать, а на «Икею» денег хватит не у всех. Так хоть табуретку или столик самим сделать.

А там, глядишь, и до высшего образования дойдем. Заставим преподавательский состав нашей гордости – Сибирского федерального университета – пройти ЕГЭ. Для начала. Не справившихся – уволим. Чему может научить студентов человек, который в пяти предложениях делает семь ошибок? И только одна из них – политическая…

Мечты, скажете вы. Отнюдь, возражу я. Неизбежные следствия кризиса. Как пел пионер русского шансона Александр Розенбаум, «ну вот и все – теперь ты можешь плакать, пришла пора платить по векселям».

Кстати о векселях. Когда я заканчивал эту заметку, учительница музыки сообщила, что повышает расценки до 250 рублей за урок. Придется отказаться от субботней школы…

Crisis? What crisis?1

После долгих зимних каникул я возвращался в Красноярск, из экономии – в плацкартном вагоне. Попутно прикидывал, как бы можно было ранжировать цены на места в плацкарте таким образом, чтобы любители комфорта и любители экономии – каждый получал бы свое. А в соседнем отсеке подобралась компания людей, коротающих дорогу за оживленной беседой. Компания была смешанная – женщина в возрасте, которая при советской власти о-о-о, девица, молодица и двое повидавших кой-чего парней. За сутки безостановочного трепа они коснулись огромного количества тем – безграмотность нынешней учащейся молодежи, вещизм («моя племянница шестой раз мебель меняет – это болезнь какая-то»), экономика Китая и китайский путь как таковой, Никита Михалков и его фильмы («Когда он подлецов играет, лучше получается»), другие деятели искусства («Высоцкий каким был талантливым – а ведь наркоман!»), газовый конфликт России и Украины, который на самом деле является конфликтом «РосУкрЭнерго» с «Нафтогазом», то есть одного филиала головной компании с другим филиалом той же компании… Единственное, о чем мои попутчики не говорили, просто забыли напрочь – это кризис и его возможные последствия для России.

Я кстати замечу, что и во время собственно каникул, включавших в себя беседы с пожилыми, пожившими и всякими-разными родными, близкими и знакомыми тема последствий кризиса как-то не поднималась. Ну да, кузине в ее «Лукойле» предложили уйти в отпуск с сохранением 70 процентов оклада. Как и многим другим ее коллегам. А какие из этого следуют выводы? А до выводов мы как-то не дошли. Тема кризиса осточертела простому обывателю, а непростому осточертела еще больше.

Между тем, по окружающей реальности как-то не заметно, чтобы навязший в зубах кризис хотя бы на что-то повлиял.

Проспект Мира (бывший Сталина) в Красноярске все так же сияет абсолютно лас-вегасской электрической роскошью. И от проспекта в другие районы расползаются эти чудовищные кислотные сакуры, парочка из них распустилась перед парком Гагарина – на фоне второй год пустующего здания, где вроде бы должен был открыться недорогой трактир. Трактира так и нет, зато перекресток пуще прежнего сияет огнями. Из объявленных ранее форумов общегородского, краевого и местами федерального масштаба не отменен, кажется, ни один – при довольно-таки спорной прикладной ценности каждого форума по отдельности и всех чохом. В новостях радостно сообщают, что молодежь Красноярска вот-вот получит возможность пообщаться на десятках площадок на десятки тем – как будто у нее доселе такой возможности не было, и как будто сотни площадок в сотнях подъездов не несут следов этого самого общения… Как все это бьется с новогодними коммунальными квитками, привычно шокирующими квартиросъемщиков, которые бегают с выпученными глазами и невзначай цитируют Мандельштама: «Куда мне деться в этом январе?!» А никак не бьется. Квитки квитками, а молодежь должна сказать свое слово. А то и два, и даже вместе с артиклем.

Можно, конечно, сказать, что власть похожа на хор испуганных мальчиков, которые надеются убежать от грозы, прикрывшись оливковой электрической веточкой, и от души поверив в собственные романтические песни. Но беда в том, что власть в своем инфантилизме – плоть от плоти народа, ею опекаемого. Таким образом, она и не может быть иной и вести себя как-то иначе. Хотел бы я посмотреть на политика, не мечтающего о политическом самоубийстве, который бы вышел к нации (к селу, к городу) с призывом затянуть пояса, засучить рукава – или что у них есть еще там, как пел наркоман Высоцкий. Я бы хотел посмотреть на такого политика – а подавляющее большинство населения не хотело бы. Потому что он испортит им новогоднее (8-мартовское, далее везде) настроение, и они ему этого нипочем не простят. Пусть все будет плохо, но пусть это будет тихо, скромно, незаметно. «Ты знаешь, а дядю Витю тоже сократили. – А тетя Зина не смогла внести очередной платеж и повесилась. – Что творится, что творится!» Тут подскакивает человек из телевизора: «А ЧТО, собственно, творится?» Так это ты нам расскажи, мил человек, ты же из телевизора, вам там все известно. А мы что, мы люди простые.

Особенность существующей в России политической системы состоит в том, что кризиса не будет до тех пор, пока его не будет по телевизору. А по телевизору его не будет, потому что в прайм-тайм там идет сериал про то, как популярные артисты снимались в телешоу, катаясь на коньках.