Константин Суворов - Ветвь сливы. Разноцветные бусинки (сборник)

• Название: Ветвь сливы. Разноцветные бусинки (сборник)
• Автор: Константин Суворов
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-00073-317-2

В рассказах Константина Суворова мифология Древнего Китая причудливым образом переплетается с современностью. Истории, в которых реальные и сказочные персонажи становятся на Путь Добра, пропитаны мудростью Востока. Здесь улыбается бог обезьян, здесь царят Любовь и Верность, здесь победитель получает в награду цветущую сливовую ветвь.

В этих коротких, но философски богатых рассказах всегда торжествует справедливость, а зло непременно наказывается.

Ведь иначе и не может быть.

---

«Да командировку руководство продлило», – ответил Тао. «Пойдемте, нас уже ждет машина, номер в гостинице уже забронирован и столик в ресторане той же гостиницы уже заказан».

Еще через три часа они уже сидели в ресторане и с удовольствием обедали. «Поздний обед получается», – заметил Тао Шу.

«Да, но зато вкусный», – в тон ответил Чжан. Пока Тао с Лян Си и Чжаном ждали очередную перемену блюд, Лян Си легонько коснулась руки мужа и чуть пристальнее, чем требовали правила добродетели, посмотрела ему в глаза. Шу чуть смущенно начал:

«Тут вот какое дело, моя жена говорит, что третий день ей снится какая-то обезьяна с веточкой сливы в руках… кривляется, иногда даже смеется, ты не поможешь разгадать сон?»

Чжан Лумина прошиб холодный пот, он, уважаемый доктор, какой-то миг не мог выдавить из себя ни слова. Все же ему удалось взять себя в руки и он сказал:

«Не знаю… странный сон, хотя, знаешь, мне уже несколько человек рассказывали, что видели во сне странную обезьяну, вот забавно! А что предшествовало сну? Какое событие?»

«Понимаешь, в прошлый год, когда мы с женой были зимой первый раз в Москве, она нашла старую потрепанную книгу… После того, как она прочитала ее, сон у Лян Си стал беспокойным, а в последнее время еще и эта непонятная обезьяна…»

«А книга у вас?» – спросил Чжан.

«Сейчас нет», – подала голос Лян Си, – «она в гостиничном номере, но я помню некоторые из стихотворений…»

«Пожалуйста, прочти что-нибудь!» – воскликнул Чжан Лумин. – «Если ты, Тао Шу, также не против…» И Лян Си прочла следующие строчки:

И лишь гитара в поздний час,
Твой тихий звук серебряный,
Мне помогает в трудный час
В любви пройти через неверие.

Чжан и Тао одновременно порывисто вздохнули, нахлынувшие на них чувства трудно было описать словами. «Прочти еще что-нибудь», – чуть слышно попросил Шу, доктор Лумин молча смотрел куда-то в сторону.

Словно лунная дорожка
украшает сталь озер.
Словно легкая щекотка,
Будто милый сердцу взор

Вдруг поднял меня до неба,
Крылья просто подарил,
И в душе мои порывы
Без труда вдруг усмирил.

Ты пришла ко мне сквозь время,
Осветила ярче дня.
Гласу твоему я внемлю,
ласковому, как заря.

Назову тебя хорошей,
даже если я один.
Долгий миг столетьем тоже
Для меня сейчас един.

Мужчины молчали. Официант разлил по бокалам легкое белое сливовое вино, зажег свечи. «А вот это мое самое любимое стихотворение», – молвила Лян Си. – «Послушайте!»

Люблю тебя,
Совсем не зная,
До слез души
Боготворю.
И каждый раз,
Тебя встречая,
В тот миг
Пресветлую молю.

Какое-то время все трое тихо сидели за столом при свечах и молчали.

«Что ж, завтра много дел, пора расходится», – наконец произносит Тао Шу.

«Можно мне почитать эту книгу», – робко спросил Чжан Лумин. – «Я обязательно верну ее».

Лян Си молча кивнула, а затем добавила: «Мой муж занесет ее сегодня в ваш номер чуть позже».

Почти ночью Лумин осторожно открыл заветную книгу и начал читать…

Я люблю тебя без надежды
На счастливо долгие дни.
И душа моя без одежды
Зажигает в сердце огни.

Я живу среди бурь и смятений,
В Сердце светлым огнем горя.
Не страшны мне судьбы потрясенья,
Коль любовь в душе, как свеча.

Мне дарить тепло и заботу
Так приятно, просто поверь.
Для тебя я открыл сегодня
Потайную души своей дверь.

Образ женственный твой – «Жар-птица» –
Буду нежно хранить в груди.
Часто ты неожиданно снишься,
И с тобою теплей, пойми.

На твоей стороне я сегодня.
Каждый миг вспоминаю тебя.
Разделять твою радость не сложно.
И душа поет тебе «Да!»

* * *

В руках цветок:
Он белый, нежный,
Но не найдешь его в саду
Земном. Цветок, ведь он не здешний –
В душе цветет лишь поутру.

Его убить
Легко так можно.
Небрежностью смешать с золой,
Но если Солнце вдруг проснется,
Согреет радостной игрой,

В ладонях Духа
Обогреет… И тихо молвит:
«Я люблю». Я подарю цветок с надеждой:
«За все тебя благодарю, мой милый друг,
Мой друг сердечный, Тебя так трепетно люблю».

* * *

«Он плачет, моя госпожа», – тихо сказал бог обезьян Сунь Укун.

«Но именно ты помог ему, никто, кроме тебя, не смог бы так провернуть это деликатное дело, только такой хитрец, как ты, а ты единственный, кого я знаю, кто провернул это дело безупречно!» – в ответ молвила богиня любви и брака Нюйва.

Нюйва достает из рукава своего роскошного одеяния свежую ветвь сливы с распустившимися цветками и кладет ее возле раскрытой старинной книги.

Слезы царя Обезьян

Нежные перламутровые облака были расцвечены золотисто-белой зарей. Дымчато-прозрачный туман медленно и торжественно тянется к самому удивительно чистому и прозрачному небу, которое не скрывает иные, более высокие Небеса. Неподвижные озера молятся новому дню, приветствуя зарождающее Солнце. Вершины Гор Удан подобно Вечным часовым хранят покой этих мест.

Сунь Укун, мягко перепрыгивая с ветки на ветку, зорко смотрит по сторонам. Вдруг где можно поразвлечься, а он упустит? Но никаких развлечений не было, и, нагулявшись вдоволь, Царь обезьян возвращается назад, в небесные покои владычицы Запада, Си Ванму.

Войдя в покои владычицы как обычно по потолку, бог обезьян замер, необычная тишина мягко обволокла его. Только у самого дальнего, резного, отделанного мраморной и нефритовой крошкой окна слышались тихое, необычайно мелодичное пение.

Сунь Укун тихо приблизился на почтительное расстояние и сел. Владычица Си Ванму пела удивительную песню. Царь обезьян вдруг вспомнил свои первые годы, проведенные на горе Цветов. Долгий вздох вырвался из его груди. Ему вспомнились первые похождения в небесных Чертогах, сопровождение буддийского монаха и еще много удивительных приключений. Затем он вспомнил свою первую любовь, свое многочисленное обезьянье потомство, как он играл с ними, тренировал. И царь обезьян заплакал, по его сморщенному лику потекли слезы.

Си Ванму закончила петь и тепло улыбнулась богу обезьян.

«Госпожа!» – молвил Сунь Укун. – «Когда вы пели, я вспомнил гору Цветов – мою волшебную родину! Эти удивительно красивые цветы, сосны, горные ручьи, реки, водопады! Как я там любил резвиться!»

«Ах ты, проказливая каменная обезьяна! Умеешь найти нужные слова! Мне приятно, что тебе так мое пение понравилось!» – с легким смехом ответила Си Ванму. – «Знаешь, я подарю тебе ветвь сливы. Эту ветвь сливы мне подарила Нюйва – богиня любви, эта ветвь – волшебная, сколько ее не дари, а она…» И лукаво хихикнув, Владычица Запада исчезла.

Меч-Цзянь и ветвь сливы

Я зашел в небольшую пагоду, стоящую на высоком месте, возле быстрой горной речки.

На удивительном по своей красоте алтаре на красной шелковой ткани лежат скрещенные мечи-цзянь[2] и никогда не увядающая ветвь сливы. Рядом с алтарем все время можно видеть молодую печальную женщину. Любому посетителю она может рассказать следующую легенду.

* * *

Свист клинка: чуть слышен ропот
Тихих дум; и шуршанье одежд.
Блеск клинка – безмолвный шепот
быстрых ног, заметавших свой след.

Казалось, Мастер Шан Гу танцует и меч-цзянь ведет его к недостижимой для смертного цели. Часа через два мастер почувствовал то наполненное состояние, которое всегда сопровождало его в минуты наивысшего напряжения духа и тела. Изящным, словно завершающий мазок кистью в каллиграфии, движением Шан Гу завершил форму. Через несколько минут он, войдя в свои покои, сел, скрестив ноги перед небольшим алтарем, возжег свечи и погрузился в созерцание пламени трех тонких свечей.

Триграммы сонные качали
Одну страницу Книги Перемен.
И звезды неподвижные встречали
Луны и Солнца циклов смен.

Медленно, как бы перекликаясь между собой, текло время. Свечи медленно таяли. Казалось, тело изнутри стало одной сплошной Драгоценностью Пустоты. И в глубине этой немыслимой Пустоты зрели Три Цветка удивительного и теплого света. В какой-то момент это необычное состояние, пройдя множество оттенков, превратилось в тихую радость бытия с легким оттенком грусти. Мастер беззвучно рассмеялся и, легко поднявшись, вышел во двор своего дома.