Андрей Ильин - Александр Золотая грива

• Название: Александр Золотая грива
• Автор: Андрей Ильин
• Жанр: Русское фэнтези

Что известно о древней Руси? Летопись Нестора, смутные предания, легенды… почти ничего. Одни фантазии, более или менее правдоподобные. Сохранилось только то, что позволила церковь. Поди определи теперь, где правда, а где ложь. До наших дней дошли сказания о Добрыне Новгородском, Илье Муромце, но ничего не известно об Александре с золотой гривой. Об этом человеке упоминает Н. М. Карамзин («Предания веков». Москва. Издательство «Правда», 1988 г. гл. 9, стр. 114). Только несколько слов и все!

---

Как-то воскресным вечером Кремень решил пройтись по двору, оглядеть хозяйство да заодно проведать пленника. Дверь в старую кузницу бесшумно отворилась – смазали петли, черти заботливые, невольно подумал Кремень – и разношенные красные сапоги тихо ступили на сухой земляной пол. Под дальней стеной, на лавке, как и ожидал Кремень, лежит полоненный разбойник, которого пленником вообще-то уже никто не считает. Лежит, закинув руки за голову. Невольно бросается в глаза, как бугрится мышцами широкая грудь. Чуть слышно захрустел маленький уголек под сапогом. Пленник неторопливо вынул руки из-под кудлатой головы, лениво вытянул и опустил – здоровенные-то какие! Лавка по-старчески хрустнула, зазвенела цепь. Пленник поднялся во весь рост и удивленный Кремень невольно отступил на шаг – вчерашний сопляк превратился в молодого парня ростом и статью, как у самого Кремня, а боярин высок и крепок телом, как и положено старшему дружиннику великого князя.

– Здоров будь, боярин, – вежливо приветствовал Алекша.

– Божьей помощью, – буркнул Кремень, – живу, пряники жую.

Неспешно повертел головой, вроде как оглядывая хозяйским оком кузницу, а на самом деле высматривая место, где почище – не пристал боярину разговор стоя. Только кузня не палата, резной лавки нет. Увидал на наковальне заготовку для меча, взял.

– Чья работа?

– Моя. От начала до конца, – ответил Алекша.

– Неплохо, – повертел он блестящее лезвие, – неплохо. И кузнец тебя хвалит. Кстати, где он?

– В корчму пошел, чего-то там с друзьями отмечает.

– Ага. Ну, лады… как придет, скажешь, чтоб цепь-то с тебя снял. Хватит уже.

– Спасибо, боярин, – поклонился Алекша, – только чего кузнеца-то ждать, я и сам могу.

Не спеша намотал цепь на левую руку, дернул. Толстый кованый гвоздь длиной с ладонь выскочил из дубового бревна, как его кувалдой с другой стороны вышибли. Затем взялся за железный ошейник, одна рука подалась вверх, другая вниз – ошейник переломился, как куриная нога.

– Железо плохое, перекаленное, – зашвырнул цепь в угол.

Боярин только крякнул. Выходит на улицу. Холодный весенний воздух пополам с запахом свежего свиного навоза заполнил боярскую грудь, вырвался на волю грозным ревом:

– Панас, чертов свинопас, ко мне-е!!!

Загремело, громко хлопнула дверь. С пристройки, будто кипятком ошпаренный, вылетает плотный такой, почти круглый, мужик. Полотняная рубаха пузырем, волосы дыбом во все стороны, одна нога в валенке, другая босая.

– Здеся!!! – выпалил он, тараща глаза.

– Ты, Панасушка, хорошо ли за свинюшками моими смотришь, а?

– Как за родными детушками, боярин! – клянется мужик.

– Ага, ага… разбойник полоненный, что в кузне – он ведь на твоих харчах живет, да? – до того раздобрел, что цепи рвет движением плеча.

– Кушаньем его не обижаю, боярин, как приказывали.

– Ну так вот, Панас, – гремит глас боярский, – я сейчас пойду на хряка своего любимого посмотрю и ежели он, хряк мой, не будет таким же здоровым, как лиходей полоненный, – боярин перевел дух, – то ты, Панас, сам за хряка будешь, покудова все свиноматки не опоросятся!!! – по-медвежьи ревет Кремень.

Стихли раскаты грома боярского голоса и в наступившей тишине притихшие дворовые услыхали, как коротко взвыла женка свинаря.

Ручьи талой воды незаметно унесли март, уже апрель тихо исчезал вместе с последним снегом. Однажды утром, когда ленивое солнце только наполовину выползло из дальнего леса и нехотя разбросало худые желтые руки лучей во все стороны, произошло пустяковое, на первый взгляд, событие, но именно оно в корне изменило всю дальнейшую жизнь Алекши. На вечер пятого дня недели весь Киев ходил мыться. Бани начинали топить с утра. По улицам медленно растекался березовый дым, он проникал во все щели, затаивался в углах, на чердаках и подвалах. Воздух так переполнялся этим запахом, что, когда исчезал, людям казалось, что чего-то не хватает. Некоторые так и топили печи березовыми поленьями круглый год. Странно, но Алекша не любил горячую баню. Вечером он спокойно ложился спать, рано вставал и шел в остывшую баню мыться. Так было и сегодня. Усталый, умиротворенный вышел из тесной бани. В крестьянских полотняных портках, в обрезных валенках на босу ногу и по пояс раздетый. В каждой руке держал по большой дубовой шайке. Как-то бесконечным зимним вечером, от скуки, смастерил и теперь всегда ходил с ними в баню. Шайки получились тяжелыми, корявыми, ну, бочки с ушами, но зато сделано своими руками и Алекша втайне очень гордился своей «бочкотарой».

Холодный воздух маленькими морозными коготками радостно вцепился в распаренное тело, стал грызть, кусать, вроде как стая маленьких игривых щенков решила поиграть с человеком. Алекша расправил плечи, вытянул руки в стороны, медленно поднял вверх. Дубовые шайки изо всех сил потянули вниз, мышцы вздулись буграми по всему телу. Алекша напряг мускулы и тяжелые шайки словно подбросило в светлеющее небо. Алекша потянулся, по-волчьи подвывая… кто-то вдруг громко охнул. Медленно опустил руки, обернулся – налево, в открытом окне боярская дочь. Васильковые глаза смотрят, не мигая, ротик полуоткрылся и сама боярышня неподвижностью стала похожа на восковую фигуру. Из-за голого плеча по-скоморошечьи выглядывает круглое лицо девки прислужницы – рот до ушей, подмигивает сразу обоими глазами, пальцами показывает такое, что Алекша сразу ощутил утреннюю свежесть. Тут боярышня опомнилась, со всей силы сунула локтем девку в пузо, захлопнула окошко.

Кто что видел и как доложил, неизвестно, только в полдень между Кремнем и его женой состоялся разговор. Боярин только присел на резную лавку в горнице, как туда ворвалась жена. Боярыня, сама будучи древнего рода, важностью и дородностью не обладала, была малорослой, но подвижной и скорой в делах и мыслях. Великанского росту Кремень влюбился в крошечную красавицу сразу, любил до сих пор и потому всегда слушался беспрекословно. Но годы берут свое. И сейчас, едва распахнулась дверь и боярского слуха достиг скорый перестук каблучков, Кремень поморщился. По топоту благоверной определил, что настроение у нее очень плохое. Вслед за дробью сапожек боярыни слышатся странные шлепки, словно боярыня гуся на поводке ведет. Кремень скосил глаза – его маленькая жена тащит за собой зареванную дворовую девку, прислужницу дочки.

– Вот! – тонким голоском выкрикнула боярыня, – слушай! Говори, чума … – и больно ущипнула служанку.

Дебелая девка щипка даже не заметила. Утерлась подолом сарафана, вдохнула полную грудь воздуха и забубнила. Уже через минуту Кремню показалось, что по горнице летает огромный, непрерывно жужжащий шмель. Глаза стали закрываться, отяжелевшая голова склонилась на грудь. Из полудремы вывел визгливый крик:

– Да что ты за отец такой! Тебе на все наплевать, даже на собственную дочь!

Кремень вздрогнул.

– Да не сплю я, не сплю… гм… задумался.

– Пошла прочь, дура! – боярыня звонко хлопнула маленькой ладошкой по толстой харе девки. Служанка торопливо развернулась, шлепающие шаги стихли за дверью.

– Ну что?

– Так ни чего ж не было! – удивился Кремень, – зачем шумела?

Тоненький голосок боярыни сорвался на писк:

– Ни-и-и было!!! А голым из бани выходить – это что? Это как!?

– Да не голым, в портках он был, – отмахнулся Кремень, – и в баню пошел спозаранку. Ты лучше узнай, чего наша дура с самого сранья у окошка торчит.

– Я узнаю, я все узнаю! Твоя дочь влюбилась в злыдня и лиходея – с тебя как с гуся вода! – затопала маленькими ножками боярыня.

Кремень недовольно завозился на лавке.

– Да не лиходей он. Ну, был в шайке разбойничьей, да. Но ведь никто ж не видал, разбойничал или нет. И в полон он сдался, не противился, иначе жив бы не был. Ведет себя тихо, не балует, исполняет все, что ни скажу. А по нашей правде такой человек разбойником не считается и казнить его не за что.

Боярыня, севшая было рядом на лавку, вскочила. Карие глаза пожелтели, засверкали. Застрекотала, как сердитая белка.

– Как же тихо, когда двое соседских девок с животами ходят, да и наши, смотрю, тоже что-то толстеть начали!

– Неужто он всех? Да ну… – усомнился Кремень, – а если и так, то что? Они ж сами, дуры, лезут. И вообще, – махнул рукой, – это дело такое, независимое. У него жены-то нет, вот и… А у меня есть, вот и…

Боярыня покраснела, отвернулась.

– Успокойся, золотко мое, – погладил Кремень громадной ладонью маленькую голову жены, – скоро князь посольство посылает к ромеям. Я тоже поеду. Заберу с собой и все дела.

Глава 5

Но с посольством не получилось, чего-то там не сошлось. Что бы окончательно не ссориться с женой, Кремень решил избавиться от Алекши по-другому. С началом лета многие купцы уходили к ромеям за товаром, с расчетом, что к осени вернуться. Путешествие вниз по Днепру, затем вдоль побережья Черного моря очень опасно и потому всем отбывающим караванам требовалась многочисленная охрана. Ратные люди, оставшиеся не у дел, охотно соглашались на службу у торговцев. Вот к такому и пристроил Алекшу Кремень. Звали купца Колун. На торгового человека он был похож меньше всего – длинный, жилистый, лицо продолговатое, резко сужающееся к острому подбородку. Несмотря на теплый день, одет в кожаную куртку, под которой видно кольчугу. Сам в прошлом не то солдат, не то разбойник, Колун разбирался в военном деле и потому придирчиво рассматривал парня. Он не стал ничего говорить Алекше, только мотнул головой – давай, мол, на корабль. Отошел в сторонку, поманил Кремня.