Марк Гаврилов - Похождения Козерога

• Название: Похождения Козерога
• Автор: Марк Гаврилов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Вместе с Козерогом читателю предстоит встретиться с людьми, определившими судьбу автора и теми, кто повлиял на развитие литературы и искусства. Вы узнаете, кто такая Хана – пионерка и хулиганка, пообщаетесь вместе с автором с Василием Шукшиным, Владимиром Высоцким, Михаилом Ульяновым, Ириной Бугримовой, Марисом Лиепой… Узнаете о чернобыльской трагедии глазами очевидца, побываете в Лаосе и на острове Кунашир. И не раз улыбнетесь байкам, легендам, анекдотическим ситуациям.

---

Усадьба наша располагалась рядом с немецким кладбищем, простиравшимся прямо за забором. Я, как и всякий мальчишка был необузданно любопытен, а по сему, можно сказать, дневал и ночевал на кладбище, где всё было в диковинку. Словно по линейке расчерченные улочки-аллейки с рядами одинаковых ухоженных могил в каменном обрамлении и с обязательной керамической очень красивой раскрытой библией. Их потом с весёлым гиканьем разбивали наши ребятишки, ура-патриоты. Так они запоздало мстили (по собственному выражению) «гитлеровскому отродью». То, что покойнички старого немецкого кладбища, надо думать, и не слыхивали о бесноватом фюрере – вряд ли понималось или принималось малолетними советскими мстителями. Но об этих и других проявлениях залихватского, бездумного варварства соплеменников в бывшей столице Пруссии надо говорить отдельно.

Сразу у входных ворот кладбища находилась небольшая часовенка. Я нередко видел, как туда свозили на тележках, а зимой на саночках трупы немцев. На гробы, вероятнее всего, не хватало досок, поэтому умерших от голода и болезней немцев их близкие или специальные похоронщики обматывали смоляными канатами, бухтами которых был полон морской порт Калининграда. Складывали эти кули с мертвяками, как обычно грузят мешки с мукой, – навалом, штабелями. Наверное, и хоронили их в братские могилы. Выполнить привычный ритуал похорон у оставшихся в городе жителей не было ни сил, ни средств.

Однажды мама хватилась Валерика, моего младшего братика: в доме нет, в подвале тоже нет, во дворе не видно. На улицу ускользнуть малец не смог бы, калитка на запоре, он его не отомкнёт. Прикинули и решили, что малец пошёл путешествовать на кладбище, проникнув туда через дырку в сетке забора. Там мы его и обнаружили. В часовенке. Он сидел на корточках перед мёртвым немцем-стариком, дёргая смоляной канат, коим тот был обмотан.

– Зачем дедушку завязали верёвочкой?! – хныкал Валерик.

Дом, в котором мы поселились, был, не в пример городским квартирам, большим и удобным. На первом этаже три комнаты: спальня родителей, затем, можно сказать, детская, где размещались домработница Мотя и появившаяся на свет 16 декабря сестричка Верочка, наконец, большая гостиная, где постоянно к нашему немалому семейству присоединялись за столом различные гости. В основном, сослуживцы и приятели отца. К гостиной примыкала длинная вся застеклённая терраса с огромным окном, поднимавшимся и опускавшимся на скрытых в раме тросиках. Причём, всё на пружинных отвесах и достаточно было тронуть раму, как она самоходом уезжала в верхний проём. Чтобы опустить окно вниз достаточно было лёгкого усилия. Как приятно бывало сидеть около раскрытого этого проёма, особенно весной, любуясь и вдыхая аромат цветущих деревьев и кустов!

Перед комнатами, через коридорчик располагались кухня и туалет. А на втором этаже, в двух комнатках, обитали мы с братишкой Валеркой. Там же, впервые в жизни, к нашим услугам, имелась настоящая ванная с душем и вторым, совмещённым туалетом. Отапливался дом централизованно… из подвала, где стояла печь с котлом. Истопником назначили, к величайшей моей гордости, меня. Один раз в сутки я загружал печь ведром угля, поджигал его, затем закручивал дверку специальным засовом. Уголь, по сути, не горел, а тлел, и тепло держалось до следующего утра. В особо морозные дни приходилось удваивать норму. Для разжигания я сооружал небольшой костерок внутри печки, которую почему-то взрослые называли котлом. Ну, видимо потому, что печь входила составной частью в агрегат с водяным котлом. Затем мне пришла в голову счастливая мысль ускорить разжигание топлива – в основном брикетов из угольной крошки – и я прыснул в печь бензином. Бросил в зёв горящую спичку, оттуда, ясное дело, изрядно полыхнуло. К счастью, горе-истопник-рационализатор отделался легко: лишился бровей и ресниц, каковые довольно быстро отрасли.

Но подвальная котельная давала тепло только в зимнее время, в прохладные дни весной или осенью приходилось задействовать изразцовые голландки, украшавшие все комнаты – внизу и наверху. Они тоже топились по той же схеме, что и подвальная печь с водяным котлом. А в ванной была отдельная печка особой конструкции, позволявшей держать воду горячей, сколько потребуется времени. Сами понимаете, банный день в нашем большом семействе тянулся довольно долго, но горячей воды хватало на всех – плещись в своё удовольствие.

Клады, тайные подземелья

Сколько помню себя в этом разрушенном городе, разговоры и взрослых, и ребятишек, нет-нет, да и сворачивали на захватывающую тему: о скрытых подземных ходах, затопленных на побережье заводах, о богатствах, погребённых под развалинами Кёнигсберга. Собственно говоря, вся бывшая столица Пруссии представляла собой гигантскую развалину. Причем, дома с выбитыми огнём окнами тянулись целыми кварталами.

Жутко было идти в вечерних сумерках вдоль этих мёртвых жилищ. И, честное слово, ещё больший ужас охватывал почемуто, когда глаз выхватывал в темноте одно-два светящихся окна. Кто не убоялся жить в разбитом доме? Да, наверняка, какие- нибудь лихие разбойники! Такая мысль мелькала в голове мальчишки, к тому времени уже начитавшегося вдоволь приключенческой и фантастической литературы.

Мои книжные фантазии ежедневно обогащались городскими слухами и сплетнями. Там-то нашли в развалке склад шикарной одежды, в другом месте обнаружили целый подвал, загруженный дорогой посудой и домашней утварью. Воображение будоражили постоянные сообщения «сарафанного радио» о драгоценных находках. Но и о том, что в развалинах кое-кто из кладоискателей находил притаившуюся смерть, становилось известно почти каждый день. Помнится, в близлежащем кинотеатре, под который приспособили бывшую немецкую конюшню, во время сеанса раздался зычный окрик контролёра:

– Семенцовы есть? На выход! Там ваш мальчик, вроде как, на мине подорвался…

Так что по большей части горожане не особенно лезли на рожон, и не очень-то искали счастья в развалинах. Побаивались. Хотя отчаянные головы, разумеется, находились. Я к ним не относился. Однако, по некоторым развалкам полазить довелось, не столько из жажды приключений и наживы, сколько в силу неистребимой мальчишеской любознательности. Простой пример приведу. Ну, как тут устоишь от желания вживую убедиться, что есть посреди города, на островке, возле взорванной кирхи без окон, дверей и крыши могила знаменитого философа Канта?! Откуда я, малолетка, мог знать о таком учёном, про которого в школе мы ещё «не проходили», да и вряд ли стали когда- нибудь «проходить»? Тут мне помогла особенность юного характера – я был чрезвычайно общительным малым, просто прилипал к интересным людям, а они почему-то не отказывали мне в общении.

По нашей Волочаевской улице каждое утро ездила лошадь с тележкой, а управлял ею почтенный немец-старичок с бородкой. Это был уличный уборщик-мусорщик, необычно для такой профессии аккуратно и чистенько одетый. Что-то он меня спросил, я что-то ответил, удивившись его хорошему знанию русского языка и правильному произношению, почти без акцента. Парнишка я был сообразительный и поэтому сразу понял, что старичок не мог научиться русскому, находясь у нас в плену. По возрасту не подходил он для прохождения какой-то воинской повинности во время Великой Отечественной. Я тут же начал было, по своему обыкновению, сочинять ему биографию, объясняющую знание нашего языка. Но старичок прервал моё творческое воображение. Видно, ему наскучило в одиночку ездить по улице и молча собирать бумажки и окурки. Он, думаю, как и я, жаждал общения, а любопытствующий русский паренёк, лишённый довольно привычной высокомерной неприязни к немцам со стороны новых хозяев города, ему, наверное, приглянулся. Старичок пригласил меня на козлы, и стали мы вместе кататься вдоль по нашей Волочаевской.

Возчик этот оказался профессором Кёнигсбергского университета, славистом – вот откуда у него такое хорошее знание нашего языка. Он с большим удовольствием рассказывал мне о своём родном городе и его достопримечательностях. От него я много узнал. В том числе и о заброшенной могиле Иммануила Канта. Собственно, совсем в недавние времена она была ухоженной и к ней, наверное, приносили цветы, в том числе, студенты и преподаватели Кёнигсбергского университета. Они, чтили память великого философа, который был выпускником, преподавателем и даже кратковременным ректором этого старейшего европейского вуза, который накануне падения Кёнигсберга отметил 400 лет со дня основания. Между прочим, в 2005 году он стал называться Балтийским Федеральным Университетом имени Иммануила Канта. Почему именно его избрали на эту почётную «должность», надо спросить инициаторов этого действа – студентов и преподавателей ВУЗа, поддержанных минобрнауки и постановлением правительства, возглавляемого тогдашним премьером Михаилом Фрадковым. Среди воспитанников и педагогов этого учебного заведения были и другие, не менее значимые в истории человечества фигуры. Например, физиолог Гельмгольц, математик Якоби, и даже сам великий и ужасный Эрнст Теодор Амадей Гофман! Поистине, таинственная ситуация, прямо в духе гофмановских фантасмагорий.