Юрий Воробьевский - Незримые старцы

• Название: Незримые старцы
• Автор: Юрий Воробьевский
• Жанр: Путешествия и география

Книга о современных старцах святой горы Афон. Она рассказывает о том, что святость существует и в наши дни. Это так, хотя на Афоне и принято скрывать свои духовные подвиги.

---

И – брат Вонифатий прекратил разговоры о женщинах на Афоне, как о чем-то внешнем и несущественном. Прекратил он со мной и обсуждения проблем русской (по названию) обители. Как-то написал: «Скажу пару слов о нашем Свято-Пантелеимоновом монастыре. Лично у меня есть очень серьезные основания воздерживаться от критики. Легко видеть недостатки, они и так известны, но есть другие параметры, очень важные, их мы не учитываем… Это та область, которая узнается на опыте, на своей шкуре. Спасаться можно в нашей обители, все условия есть, и это главное. Лучше тратить силы и время для своей души, чем копаться в чужом огороде. Слухи о нашем монастыре имеют характер легковесный, эта тема очень трудная, мне не по плечу. Сплетни основаны на личных амбициях и обидах, а на серьезный анализ нет способности. Короче, эту тему я решил для себя закрыть…»

Отступление о Руссике

Да, какими мерками мерять благодатность обители!? И нам ли? Один опытный паломник, заслуженный боевой офицер, рассказывал мне такую историю.

«Подали записки в Пантелеимоновом монастыре. Годовое поминовение. За каждое имя заплатили двести евро. Что ж, поскребли затылки и отдали всё, что было. Потом сказали:

– Отец, а можно подать за здравие наших бойцов, что сейчас воюют в Чечне?

– Тоже двести.

– Слушай, мы уже всё отдали…

– Двести…

Пошли мы грустные и стали обсуждать: в монастыре разговаривают с паломниками сквозь зубы. Не так стоишь, не так сидишь! Сними сумку с груди! (А там – мироточивая икона) … В общем, покидали обитель с тяжелым чувством. Сидели на пристани, и один наш товарищ сказал: «Хотел икону монастырю пожертвовать, да так и увезу её обратно».

И вдруг появился незнакомый монах: «Отцы, давайте список, я буду поминать». И дал каждому по грозди вонограда. Ему икона и досталась. Сразу легче стало на душе: жив монастырь! Не всё делается по расценкам».

Что ж, все промыслительно. Может быть, история повторяется? В XIX ведь многим русским монахам не было места в Пантелеимоновой обители, которую прибрали к рукам греки. Разошлись отцы по отдаленным кельям и каливам. Многие из них с годами пришли в великую духовную меру. Когда же ситуация изменилась, и их снова пригласили в киновию, они стали «закваской» для быстро растущей русской братии… Бог знает.

То письмо мой корреспондент завершил так: «Если хочешь монашества – ищи его в своей душе и келье. Вышел в коридор – вышел в мир. Монастырь – это мир. И в Византии, и в Третьем Риме благочестивые были и будут гонимы, это закон навеки. Главное, что я узнал, живя в монастыре: я бедный человек. Лучше это узнать при жизни, чем после кончины».

Идем к могиле друга

…Все это пронеслось в голове, когда получил я СМС-ку. А буквально через считанные дни, с афонского, незнакомого номера, прогрохотало для меня другое сообщение. «Отец Вонифатий в коме. Отправлен в Салоники. Помолитесь».

Господи, помилуй!

И вскоре: «Отец Вонифатий преставился»…

Мы уже знали некоторые подробности его кончины, но хотелось узнать всё «из первых рук». Была потребность помолиться на могиле друга. И вот с моим постоянным афонским сопаломником, рабом Божиим Андреем, направляемся на Кромицу. Впервые не плывем на пароме, а переходим сухопутную границу. Говорят, часа за полтора можно дойти. Вскоре после окраины Уранополиса натыкаемся на огород. Какой-то старичок копается в грядках. Надо спросить, правильно ли идем. Старичок поднимает голову, и мы видим румяное лицо с голубыми, явно не греческими глазами. Опрятный огородник отвечает на блестящем английском, именно английском, а не на американском квакающем наречии. Спрашивает, есть ли у нас документы и советует пройти через полицейский участок. Поблагодарив, отправляемся дальше. Мой сопаломник замечает: у этого огородника такая внешность, что кажется, где-то на ветке здесь должен висеть смокинг! Английский интерес к Афону – тема интересная, но отдельная. (1). Во всяком случае, этому англичанину мы благодарны: рукой он указал нам направление, где находится полицейский участок. Да, вот над деревьями завиднелся бело-голубой полосатый флаг с крестом. Нам туда как раз не надо. Хотя у нас и есть диамонитирионы, не хочется тратить время на объяснения, почему мы не плывем паромом. Переговоры эти (когда ты говоришь по-русски, а тебе отвечают по-гречески) могут иметь самые непредсказуемые последствия. Недаром один из насельников Кромицы говорил нам по телефону, что отношения с полицейскими у них непростые.

Ветвистая дорога идет вдоль забора, являющегося афонской границей. Где же проход на ту сторону? Забор превращается в металлическую сетку. Мы поднимаемся уже довольно высоко. Греческий флаг остается под нами. Отсюда мы видим, что мимо полицейского участка в сторону Афона от Уранополиса ведет вполне приличная автомобильная дорога. Так что территория монашеской республики уже соединена с миром! Чуть дальше – какие-то развалины. Похожие на монастырь. Кажется, там идут реставрационные работы… Позже мы узнаем, что это монастырь Зигос. Он сгорел во время нашествия на Афон униатов, в XIV веке. Значит, тогда территория Афона была побольше, ведь сейчас это место находится до забора-границы со стороны Уранополиса.

А прохода в этом заборе всё нет! Полтора часа давно уже истекли. Мы с Андреем напоминаем друг другу, что спешить нам некуда, что на Афоне суета ни к чему хорошему не приводит, что мы идем на могилу к своему другу и что надо просто молиться… В конце концов, забыл же я перед выездом из Москвы видеокамеру. Явное указание: на этот раз – никакого журнализма; идите на Афон, чтобы привести себя в порядок… Нарастающее наряду с усталостью раздражение несколько улеглось. Но, честно говоря, – ненадолго.

Наконец – не буду испытывать терпение читателя – забор закончился. Мы приободрились. Стали смотреть вокруг благодушнее, замечать чудесную природу. В этот момент мы могли бы подписаться под словами Иосифа Исихаста: «Богословствуют безгласные богословы – прекрасные скалы и вся природа. Всё своим голосом или безгласием. Если приблизить руку к маленькой травинке, она сразу очень громко закричит своим естественным благоуханием: «Ай! Ты меня не замечаешь, и меня ударил!» Так и все прочие имеют свой голос и, движимые дуновением ветра, издают стройное музыкальное славословие Богу. Что же мы скажем о пресмыкающихся или птицах пернатых? Если иной святой послал своего ученика сказать лягушкам, чтобы они помолчали, пока будет читаться полунощница, а те ему ответили: «Потерпите, пока мы не закончим утреню!» [26, с. 252].

Кстати, о лягушках. Издали до нас начинают доноситься звуки квакающего хора. Поскольку рядом с Кромицей находится пруд, это верный признак – мы на подходе. Так и есть! Вот уже над деревьями вырисовывается характерная русская маковка храма.

В согбенном седовласом старчике узнаю отца Филарета. Помню его еще сравнительно молодым рыжеволосым монахом. В 1994 году, когда мы стояли на рейде у берегов Афона, именно он привозил нам из Руссика главу преподобного Силуана и другие святыни.

На Кромице пустынно. Кажется, здесь сейчас – ещё только иеромонах Николай (Генералов), тоже старый знакомый. Помню, в первый приезд я спускался с монастырской колокольни, а он сказал: «А я за двадцать лет ни разу там не был. И даже не знаю, кто в колокола звонит. Уж не ангелы ли?». Тогда, в начале 90-х, он был антипрософом, представителем, нашего монастыря в протате. Его, как и отца Вонифатия, также постоянно перемещают с места на место. То он на огороде в Руссике, то в Ксилургу, теперь вот здесь – на Кромице. Отец Николай и рассказал нам некоторые подробности смерти нашего друга.

Надо сказать, в последние годы отец Вонифатий заметно постарел. Много о своих болезнях он не говорил, но мы знали, что у него – проблемы с лёгкими. И если благодатный климат Кромицы вливал в него новые силы, то в сырости Ксилургу ему было плохо.

Он писал мне:

«Дорогой брат и друг Юрий.

Сейчас живу в скиту Кромица, куда меня перевели. За последнее время здоровье мое телесное стало хуже, – зубы выпали, гипертония, одышка, что-то с дыханием не в порядке, так что переселение на это место, где климат сухой, как раз кстати. На Ксилургу прожил шесть лет без одного месяца, и ничуть не жалею о том, что ушел оттуда – там сыро…»

Конечно, начальство монастыря знало об этом, но «смиряло» отца Вонифатия. И вот он в очередной раз переведен на Ксилургу.

К слову сказать, наш друг любил уединение. Он мог на несколько дней уйти куда-нибудь в горы, мог сутками (если у него не было послушания) не показываться из кельи… Так вот, никто особенно не удивился, когда Вонифатий в очередной раз перестал показываться на глаза немногочисленной братии. Когда же его отсутствие насторожило кого-то из братьев, и они решили войти в келью нашего друга, то увидели его без сознания. Посиневшим от недостатка воздуха. В мучительном удушье он погибал почти три дня! Вертолетом брата Вонифатия отправили в Салоники, где вскоре он и скончался.