Джон Ллойд - Этидорпа, или Край Земли

• Название: Этидорпа, или Край Земли
• Автор: Джон Ллойд
• Жанр: Эзотерика

Представляем читателю блестящий образчик эзотерической литературы, книгу, которая завораживает, притягивает и, наконец, ставит читателя в тупик. Появившаяся в США в самом конце XIX века книга неведомого автора, скрывшегося под псевдонимом Ллевелин Друри, не имеет обычных для прозаических произведений завязки и кульминации – вся эта книга одна большая завязка и один большой вопрос к человечеству, конгломерат фантастики, мистики, философии и физики. В ней нашли отражение самые смелые научные, физические и физиологические теории, которые за истекшие 100 с лишним лет так и не были разгаданы человечеством. Герой романа – собеседник столь же таинственного автора, член тайного мистического ордена совершает преступление против Братства и приговаривается к наказанию – отныне он становится изгоем из общества, и не только из сообщества людей, но изгоем и из числа жителей нашей планеты. Он отправляется в карстовые провалы штата Кентукки, где обязан будет пройти пещерами внутрь нашей планеты в качестве посланца от людей нашего мира к обитателям Полой Земли, т. е. мира подземного. Провожатым ему служит некое странное создание – получеловек-полурыба (поразительно смахивающий на «аннедоти» – получеловека-полуземноводного учителя древних людей из записок вавилонского жреца Бероссуса). Перед читателем разворачивается мир, гораздо более невероятный, чем всё, что только могла изобрести космическая фантастика за всё столетие своего развития. И неудивительно, ведь это мир Духовного Человека, Человека, стоящего на новом этапе духовного, психологического и физиологического развития.

---

Мои рассуждения были спокойные и взвешены, они привели меня к поиску рационального объяснения необычного феномена. Я шел к профессору Чикерингу с некоторой долей симпатии, а дело было еще и в том, чтобы сохранить его советы и помощь в дальнейшем распутывании глубокой тайны, которая могла содержать секрет несказанной пользы для человечества. Оттолкнувшись от способа, который дал мне уверенность, я решил действовать, чтобы сделать то, что я был должен с самого начала помалкивать и идти самому до конца в своем расследовании не зависимо от результата. Я не мог забыть или игнорировать серебряный волос, который так благоговейно хранил. Это было гениально – он был ощутимым, настоящим, убедительным свидетелем, как и вся голова моего посетителя, какой бы природы она ни была.

Я стал свободно чувствовать момент своего направления, которое было определено, и чувство того, что седая голова придет снова, сразу же возобновилось во мне, и постепенно чувство ожидания созрело в желание, которое становилось все более интенсивным с каждым днем. Недели перешли в месяцы, пришло и ушло лето, осень быстро исчезла, но таинственный незнакомец все не появлялся. Любознательное фантазирование привело теперь меня к тому, что я стал помнить его как друга, ибо смешанные и неопределенные чувства, которые поначалу испытывал к нему, почти несоизмеримо сменились на чувства искреннего уважения. Он не всегда был в моих мыслях, так что все время я был занят в изобилии, тем, чтобы содержать мой мозг и руки в работе. Но было несколько вечеров, когда я не был занят – как раз перед отдыхом – тем, что давало мне короткий период общения со своими мыслями. Должен признаться, что в такие моменты незнакомец владел большей частью моего внимания. Продолжительное созерцание любого предмета порождает чувство похожести или знакомства с тем же самым, и если такой предмет индивидуален, как сейчас, то такое созерцание уменьшает подверженность удивления от любого неожиданного развития. Фактически, я не только участвовал в посещении, но и подыгрывал ему. Старый латинский максим, с которым я игрался – «никогда не одинок так, как одинок» – поселился в моем мозгу, как долговременный постоялец. Убеждение, чувство, скорее, чем мысль, определяло, и у меня была всего лишь небольшая трудность – легкое кресло, которое я решил поставить в определенную позицию для моего ожидаемого посетителя, когда он появится.

Прошло индейское лето, и почти ушла осень, когда по некоей необъяснимой причине за мной стало охотиться число семь. Что у меня с ним общего или у него – со мной? Когда я садился, это настойчивое число смешивалось с моими мыслями, присоединяясь к моему интенсивному раздражению. Остерегайтесь трогать мистические числительные! Что же я должен был сделать с семеркой? Однажды вечером я обнаружил, спрашивая об этом вслух самого себя, что мне вдруг пришло в голову отнести эту дату к визиту моего друга. Я не держал ни одного журнала, но заметка о некоторых торговых делах, которые я ассоциировал с тем событием, имела место седьмого ноября. Так было установлено назойливое семь! Я должен ждать того, кем бы он ни был, в первую годовщину его визита, что означало седьмое число. Теперь уже близко. В то мгновение, когда я пришел к заключению, число оставило меня и уже не беспокоило.

Прошло третье ноября, затем четвертое и пятое, когда упрямая протестующая идея вошла в мой ум, и я поддался ее назойливости. То было время контроля над моей колеблющейся волей. Согласно этому дню я послал другу записку, и если он будет согласен, то позову его вечером седьмого числа на короткую социальную беседу. Я писал, что если задержусь допоздна, то не извинит ли он меня, если я доберусь до его дома до десяти вечера? Просьба была исключительной, но так как сейчас я рассчитывал на что-то дополнительное, то это не вызвало комментариев и ответ был возвращен с просьбой зайти. Наконец, пришло седьмое ноября. В течение дня я нервничал и день тянулся утомительно. Несколько раз я замечал за собой, будто мне казалось, что я заболел, но я удерживал равновесие. Ночь пришла холодная и ясная, и звезды сияли ярче, чем обычно, как мне казалось. Это было резким контрастом с ночью год тому назад. Я рано поужинал без аппетита, а после ужина прогулялся бесцельно по улицам, думая о том, что должен прийти вовремя до десяти часов, когда должен пригласить друга. Я решил идти в театр и пошел. Пьеса была зрелищная – «Алладин, или волшебная лампа». Представление было для меня неудачным провалом, так как я недолго был занят своими мыслями, и обнаружил себя пытающимся ответить на серию вопросов, которые, в конечном счете, стали неудобными. «Почему же ты назначил встречу на десять, а не на восемь часов, если решил держаться подальше от своих апартаментов?» Я не подумал об этом раньше, до некоторой степени, это было глупой, если не дурной манерой, и я искренне признался себе в этом. «Почему ты вообще назначил встречу, если не только ожидал посетителя, но и страстно желал встречи с ним?» На это было легко ответить: потому что я не хотел поддаваться тому, что ошеломило меня как навязчивая идея. «Не надеешься ли ты отложить встречу до утра?» Ну, нет, я и не думал и не готовился сделать это. «Что же тогда должно предотвратить твоего гостя от ожидания твоего возвращения? Или какая у тебя гарантия, что ты не встретишь его на улице при обстоятельствах, которые могут тебя взволновать и, по крайней мере, поставить в неудобное положение?» Никакой. «Тогда что ты выиграл от своего упрямства?» Ничего, не считая отстаивания моей индивидуальности. «Почему не пойти домой и не встретить твоего гостя в подобающем виде?» Нет, я так не сделаю. Я начал в таком духе и буду настойчив. Я буду стойким. И так, по меньшей мере, я упрямствовал до девяти часов, когда покинул театр в мрачном удрученном состоянии и пошел домой сделать небольшие приготовления к моему вечернему посещению.

Открыв щеколду, я вошел в первую дверь помещения, в котором проживал, прошел через прихожую вверх по лестнице, и задержался у порога своей комнаты, раздумывая о том, что найду там внутри. Открыв дверь, я вошел, оставив дверь открытой, чтобы свет из прихожей светил в комнату, которая была темной. Выше двери не было перемычки. Огонь в камине охватил твердую массу обожженного битумного угля, который не затемнял освещение позади бледно красного румянца на нижней части, показывая, что он едва теплился, не более. Я зажег спичку о шкаф, и как только зажег газ, так услышал щелканье дверной задвижки. Я мгновенно повернулся. Дверь была мягко закрыта какой-то неизвестной силой, если не невидимыми руками, так как в воздухе не было слышно дыхания. Это сверхъестественное вмешательство было не из приятных, так как я надеялся на визит моего друга, если это был друг, который не принесет жуткое появление или манифестацию призрака, беспокоившую меня. Я посмотрел на часы, циферблат указывал на полдесятого вечера. Осмотрелся вокруг – комната была в порядке, все лежало на своих местах, я даже приготовил стул для своего неожиданного посетителя. Было время готовиться к уходу, я открыл свой одежный шкаф, причесался, положил расческу на чистую полку и подошел к умывальнику, стоящему в небольшой нише на другой стороне комнаты. Мой самоконтроль почти оставил меня, как только я это сделал, потому что на стуле, который мгновение назад был пуст, сидел мой гость, повернувшись ко мне со спокойным выражением лица. Комната закружилась в моих глазах, и я рухнулся в первое же кресло, закрыв лицо руками. Испуг длился, однако, лишь мгновение, и когда я восстановил самоконтроль, то почувствовал на себе два проникающих глаза, пристально смотрящие на меня с тем же мягким изучающим взглядом, который я запомнил так же хорошо. Я рискнул взглянуть еще раз, достаточно уверенно, чтобы убедиться, что это были действительно излучающие глаза, и что это был он. Поднявшись со стула, гость встал во весь свой рост, приятно улыбнулся и легким наклоном головы в полголоса сказал: «Позвольте пожелать Вам доброго вечера. Я глубоко рад встретиться с Вами снова».

«А почему же Вы не рады? – сказал он мягко и учтиво – Вы осознали за последние 6 месяцев, что я приду, более того, Вам было известно также время, день и точный час моего прихода. Вы даже желали его. И перед лицом всего этого я нахожу Вас готовящимся увильнуть от требований общепринятого гостеприимства. Кого Вы считаете правым: меня или Вас?»

Я был раздражен знанием, которое он демонстрировал, моих движений и самых сокровенных мыслей. Но мое старое упрямство отстаивало свои права, и достаточно грубо я сказал: «Возможно, это и так во всех отношениях, как Вы говорите. Однако, я обязан придерживаться договоренности, и с Вашего позволения сейчас уйду».