Джон Ллойд - Этидорпа, или Край Земли

• Название: Этидорпа, или Край Земли
• Автор: Джон Ллойд
• Жанр: Эзотерика

Представляем читателю блестящий образчик эзотерической литературы, книгу, которая завораживает, притягивает и, наконец, ставит читателя в тупик. Появившаяся в США в самом конце XIX века книга неведомого автора, скрывшегося под псевдонимом Ллевелин Друри, не имеет обычных для прозаических произведений завязки и кульминации – вся эта книга одна большая завязка и один большой вопрос к человечеству, конгломерат фантастики, мистики, философии и физики. В ней нашли отражение самые смелые научные, физические и физиологические теории, которые за истекшие 100 с лишним лет так и не были разгаданы человечеством. Герой романа – собеседник столь же таинственного автора, член тайного мистического ордена совершает преступление против Братства и приговаривается к наказанию – отныне он становится изгоем из общества, и не только из сообщества людей, но изгоем и из числа жителей нашей планеты. Он отправляется в карстовые провалы штата Кентукки, где обязан будет пройти пещерами внутрь нашей планеты в качестве посланца от людей нашего мира к обитателям Полой Земли, т. е. мира подземного. Провожатым ему служит некое странное создание – получеловек-полурыба (поразительно смахивающий на «аннедоти» – получеловека-полуземноводного учителя древних людей из записок вавилонского жреца Бероссуса). Перед читателем разворачивается мир, гораздо более невероятный, чем всё, что только могла изобрести космическая фантастика за всё столетие своего развития. И неудивительно, ведь это мир Духовного Человека, Человека, стоящего на новом этапе духовного, психологического и физиологического развития.

---

Пролог

Меня звали Йоханнесом Левелином Лонголином Друри. Мне дали имя Левелин по желанию матери, из уважения к ее отцу, доктору Эвану Левелину, ученому и теоретическому философу, хорошо известному пытливым студентам как автор разных редких трудов по оккультным предметам. Другие имена также являются наследственными. Но когда я достиг возраста признания, они естественным образом стали ненужны, так что я убрал первое и третье имя, а оставил лишь второе, христианское. И хотя читающий эти строки может вспоминать это фамильное имя меньше, чем другие у иных личностей, мне оно все еще нравится, потому что это было любимое имя моей матери, которая всегда полностью использовала его, а мир однако стал применять Лью вместо Левелин, к большому огорчению моей матери, которая чувствовала себя обиженной. После ее смерти я решил переехать в западный город и сделал я это из уважения к ее памяти. А также я решил отобрать и переставить буквы моих имен, чтобы построить из них три короткие сжатые слова, применяя их лишь для себя в качестве похожих на мое прошлое имя. С этого времени директория Цинцинатти не отмечает моего самопобранного имени, которое я выносил на публику по некоторым причинам. Для читателя мое имя Левелин Друри. Мог бы добавить, что предки мои были среди ранних поселенцев того, что сейчас называется городом Нью Йорк и были прямыми потомками первых валлийских королей, но эти вопросы мало интересны читателю и не ради них я теперь решил писать. Опуская эти параграфы моим делом является просто обеспечить читателя такими и только такими фактами, которые могли бы его убедить в моей искренности и ответственности, чтобы он мог читать с правильным пониманием те выдающиеся заявления, которые воспоследуют в следующих главах.

История, которую я собираюсь рассказать – самая достоверная, некоторые ее части очень странные, если не сказать сказочные. Но я прошу прочитать повествование не ради одной необычности. Иначе это было бы простой тривиальностью. То, что изложено здесь, случилось именно так, как записано. Но я не собираюсь пытаться объяснять вещи, которые даже для меня самого являются загадочными. Дадим же строгому читателю прочитать эту историю, о которой я рассказал и узнать из нее то, что он может узнать. Либо пусть он пропустит страницу непрочитанной – я не буду настаивать или призывать его дальнейшее внимание. Единственное если он все же будет читать, я прошу его это делать с открытым сознанием, без предубеждения или предпочтения.

Кем или чем являюсь я в качестве участника событий этой книги не имеет большого значения. Я упомянул свою историю лишь ради искренности и честности. Мне нечего получать издавая этот том. Я также не ищу похвалы, не избегаю цензуры. Моя цель – сказать правду.

В начале 50-х годов я поселился в Куинсити. И хотя я был очень молодым я нашел работу, которую мой друг добился для меня в одной мануфактурной фирме, занимающейся бизнесом на высоком уровне. Мои обязанности варьировались и были своеобразными – такого плана, что загружали тело и ум до самой крайней степени. И в течение нескольких лет я работал в самых точных деталях бизнеса. Кроме труда, который я выполнял согласно своему занятию с его многоцелевыми и разнообразными усложнениями, я добровольно брал на себя другие задачи, которыми занимался частным образом в своих аппартаментах бакалавра. Унаследованная любовь к книгам по тайным или оккультными предметам, отчасти быть может в результате кровного родства с доктором Эваном Левелином побудила меня собрать уникальную библиотеку, главным образом по мистическим предметам, от которой я извлекал самую утонченную радость. Моя работа и профессиональные обязанности днем и ночные занятия сделали мою жизнь заполненной.

В разгар своей работы и чтения я столкнулся с человеком, чья странная история является сутью последующего рассказа. Я могу принять в нем участие сказав, что упомянутый манускрипт касается меня лишь случайно, и если бы было возможно, я бы прервал в нем участие. Он повествует слово в слово о физических, ментальных и моральных приключениях того, чья жизненная история неожиданно обратила на себя мое внимание, и также неожиданно прервалась. Превратности его души и тела, обстоятельства побудили меня изучить их и сделать достоянием публики.

Глава 1 Никогда не одинок так, как одинок

Мне предстоит рассказать о первой серии удивительных событий, случившихся более чем 30 лет тому назад. Точную дату я не могу вспомнить, но это было в ноябре. И для тех, кто близко знаком с погодой в ноябре в долине Огайо нужно сказать, что месяц этот один из неожиданных, т. е. он склонен к тому, чтобы принести любую разновидность погоды – от восхитительно мечтательных дней индейского лета, которые задерживаются до поздней осени до комбинации дождя, града, снега или дождя со снегом – короче говоря, атмосферные условия достаточно экстравагантные, чтобы развить манию самоубийства в каждом, кто хоть в малейшей степени восприимчив к таким влияниям. Хотя в основном этот месяц почти такой же, как и в близлежащей местности, показывая скучные серые тона неба, обильные дожди, заливающие людей и землю, холодные с порывами ветры, пронизывающие до костного мозга – всегда с уверенностью можно, с большей или меньшей вероятностью, рассчитывать на неожиданность в течение всего месяца.

Тот особенный день, который возвестил о событии, о котором вскоре пойдет речь, был один из таких возможных неоднородных дней, представлявших сочетание солнца, ливня и снега с ветрами, огласившими все изменения от аромата до грозы, теплого утреннего воздуха и вечернего коченеющего холода. Каждое утро начинается благоприятно и солнечно. Позже появляются легкие дожди, внезапно сменяющиеся порывистыми ветрами на ослепительный дождь со снегом, пока не обнаружатся к середине полудня четыре ветра и все стихии, перемешанные в дикой оргии в столкновениях и грохоте, подобно большому органу со всеми регистрами и всем штормовым дьяволом, вытанцовывающих вокруг клавиатуры. Наступление сумерек принесло некоторое подобие порядка в звучащем хаосе, но дикая музыка типичного ноябрьского дня все еще продолжалась в полном сопровождении суровости, мрачности и одиночества.

Тысячи дымовых труб весь день выпускающих облака темной битумной сажи и копоти, покрыли город пресловутым покровом, который переносили туда и сюда ветры в своем соревновании. Но устав как следует, они успокоились, и дымная петля осела внезапно на дома и улицы, забирая город в свое владение, способствуя меланхолическому несчастью тех из обитателей, кто должен был находиться за дверями. Чрез этот смог красное солнце, которое стало видимым, направило свой ход в проявленное обескураживание. И торопливые сумерки вскоре уступили место черноте тьмы. Царила ночь.

Тридцать лет назад электрическое освещение было не в моде, и система уличных фонарей была гораздо менее развитой, чем теперь, хотя газ, горевший в них, возможно, был не хуже. Фонари стояли намного реже и с большим расстоянием друг от друга, и свет, который они испускали, имел слабый и болезненный оттенок, и совершенно не доходил до влажной и пасмурной атмосферы. Так что ночь была достаточно мрачной, лишь немногих прохожих было видно на улице, когда они проходили прямо под фонарями или напротив освещенных окон. В иное время кажется, что движущиеся тени идут по черной земле.

Так как я буду заметен на этих страницах, то может быть подходяще сказать, что я очень подвержен влияниям в атмосфере. Среди моих друзей я фигурирую как человек молчаливого характера. Временами я бываю угрюм, хотя и пытаюсь это скрыть от других. Временами я фантазирую, что должно быть я родился под планетой Сатурн, поэтому нахожу, что неприятно подвержен настроениям, приписывая это депрессирующей планете, особенно во время своих неприветливых фаз, так как вынужден с сожалением заявить, что не нахожу уместного восторга в ее более ранних аспектах. Особенно не нравится мне ветреная погода. Эту нелюбовь я обнаруживаю растущей с годами, пока она не развилась почти до антипатии и страха. В тот день мои настроения менялись вместе с погодой. Порывистость ветров нашла себе дорогу к моим чувствам, а мрачный оттенок туч – к моим размышлениям. Как и стихии, я был обеспокоен, мною владело глубокое чувство неудовлетворения собой и чем-то еще. Ни в одном месте или положении я не находил для себя удовлетворение. Чтение было противно, равно как и письменный труд, но мне пришло в голову, что короткая прогулка на несколько кварталов могла бы принести облегчение. Окутавшись в плащ и надев меховую шапку, я вышел на улицу, только чтобы выйти на ветреный и сырой воздух. И впав в еще большее раздражение, я сдался. Вернувшись домой, я расположился напротив огня, полыхающего в камине. Задернув все занавески и закрыв все двери, я твердо решил освободиться от самого себя, прибегнув к забвению мысли, мечтаниям или снам. Уснуть было невозможно, и я уныло сел в легкое кресло, отмечая каждые 15 минут удары на часах шпиля собора Святого Петра в нескольких кварталах отсюда.