Валентина Лесунова - Записки переписчицы

• Название: Записки переписчицы
• Автор: Валентина Лесунова
• Жанр: Короткие истории

Произведение основано на впечатлениях переписчицы во время переписи населения в Крыму. Описания отдельных становятся как бы набросками к портрету нескольких поколений: родителей и детей, которые не общаются друг с другом, уткнувшись в экраны телефонов-планшетов, участника трех войн с подорванной психикой, бомжей, мечтающих о ночлежке с душем, испуганной девушки из Харькова, которая приехала с младенцем к родителям и всех боится. У каждого своя жизнь, свои проблемы, своя боль. Волею случая и службы за хитросплетениями человеческих драм наблюдает переписчица. Вроде бы сухие факты – что еще можно отразить на официальных бланках. И в то же время, общение с людьми раскрывает нечто большее, чем перечень необходимых для переписи сведений.

---

Валентина Лесунова Записки переписчицы (Рассказы)

С 14 по 25 октября 2014 года в Крыму и Севастополе проводилась перепись населения.

Первая квартира

Открыл дверь мужчина средних лет в аккуратной одежде. Он выслушал текст о важности переписи населения с равнодушным выражением на широком лице землистого цвета. Наверное, военный в отставке, редко выходит из дома. Вряд ли злоупотребляет алкоголем, – стройная, мускулистая фигура без намеков на живот.

Я шагнула в прихожую и увидела как из боковой, чуть приоткрытой двери выглянула белая лохматая собачка и тут же скрылась. Воспитанная, – отметила я.

Мужчина чуть приподнял руку, я поняла жест, можно проходить в гостиную с велотренажером. И еще аквариум, фонтанчик с журчащей водой, ионизатор воздуха и два голых скифа: один крупный, второй мельче, видимо, кошка с подросшим котенком.

Я села на диван, и кошки сразу вскарабкались по моей спине на плечи. На плечах не удержались, скатились по рукам на пол и попытались залезть в портфель. Я отстраняла упругие, горячие тельца, но они все лезли и лезли ко мне. Верткие, в постоянном движении, они мне мешали. Но кошек я люблю, готова развлекаться, сколько угодно, пока хозяину не надоест.

Он сидел в кресле, сбоку, смотрел перед собой и в мою сторону головы не поворачивал.

Я обратилась к профилю:

– Сколько домохозяйств проживает в вашей квартире?

И без вопроса ясно, что живет одна, не многодетная семья: прихожая не перегружена одеждой. Гостиная с одним диваном и обилием природы тоже не предполагает большую семью. Комната, из которой выглянула собачка, рассчитана на двух детей, не больше. Да, и какие дети могут быть у мужчины, военного пенсионера. Они уже давно выросли и обзавелись собственными детьми. Мужчина живет так, как хочет, – есть средства для этого.

Я ожидала, что вопрос о домохозяйствах ему будет непонятен. Так и вышло: судя по приоткрывшемуся рту, он впал в ступор. Потом осторожно повернул голову в мою сторону, такое впечатление, что вот-вот услышу скрип шеи, и спросил: «Как это?» Рот закрылся, мужчина впал в оцепенение.

Где-то я слышала выражение: «Дурку гонит».

– Одно домохозяйство, это когда ведут одно хозяйство, все доходы складывают в один котел.

Так как он продолжал пребывать в оцепенении, я объяснила ему:

– Допустим, ваша жена готовит ужин. На всех, кто здесь проживает, или нет?

– Понял, нет, не на всех.

– Значит, у вас не одно, а, допустим, два домохозяйства.

Я объясняла ему, а кошки ящерками вились по спине, плечам, рукам, даже залезли на голову.

Он долго молчал, наконец, произнес:

– Записывайте, моя фамилия Томилин.

Точнее было бы «Утомилин». Он назвал себя, жену, ненамного моложе его, и сына десяти лет.

Со вторым домохозяйством произошла путаница. Он попытался назвать фамилии семьи старшей дочери из четырех человек, включая двоих детей, пяти и двух лет. Начал с Копылова Игоря, нынешнего мужа дочери, но не смог назвать его отчества. Полностью я записала только его дочь, Томилину, но дети имели разные фамилии, ни одна не совпала с Капыловым.

Кошки толкали меня под руку, я не могла писать, наконец, он сообразил их отвлечь игрушкой: палочкой с лентами на конце. Он двигал палочкой, но лицо его было все также неэмоционально. Все же я решила не портить бланк, информацию записать в блокноте, чтобы дома разобраться.

Когда дошло до вопроса, сколько лет Копылову, он засомневался: тридцать – тридцать два, «черт его знает». Он не помнил, когда родился младший сын дочери: в августе, а может, в сентябре.

Я посоветовала кому-нибудь позвонить и выяснить. Он позвонил, видимо, жене, спросил о дне рождения младшего внука, а заодно его отчество, но забыл спросить дату рождения мужчины и отключился.

Наверное, у дочери третий брак, двое детей от предыдущих браков. Не мое это дело. Хотя мое, потому что надо было заполнять бланки и четко показать степени родства. В конце, концов, где они, все, тут помещаются.

– Может, я приду, когда соберется вся семья? Вечером или в выходной день?

– Не надо, – коротко сказал он. – Вы же что-то записали.

– Да, но не все.

– Придумайте.

– Нельзя.

Он взял телефон и опять позвонил, наверное, жене:

– Тут вопросы есть, – сказал он и долго слушал.

Когда отключился, ни на один мой вопрос ответить не мог, наверное, жена говорила о другом, не имеющим отношения к переписи.

Дома в записях так и не разобралась, но идти к Томилину очень не хотелось, утомил так, что я решила пока о нем не думать. Приду в конце переписи. Правда, я не верила, что он к тому времени пополнит знания о семье дочери.

Пришла к нему за три дня до окончания переписи, вечером. Он был один, не считая кошек. Собачка не выглянула.

Кошки спокойно лежали на ковре и ко мне не лезли. Я достала бланки, и Томилин опять стал путаться. Наконец, посмотрел на часы и сказал, жена уже идет с работы, вот-вот будет, надо ее подождать.

Перспектива сидеть вдвоем с замороженным – заторможенным и ждать его жену, мне не понравилась.

– Вы ей позвоните.

Он послушно взял телефон.

– Ты где? А?

По голосу я поняла, что жена придет нескоро. Да, нескоро, в гости зашла.

Я бы на ее месте к такому мужу не спешила.

– Ладно, зайду через час, – сказала я.

Когда собиралась уходить, неожиданно явился мальчик, видимо, из школы, румяный, слегка полноватый, увидел меня, улыбнулся, открытый, веселый, никаких отклонений.

Я посмотрела на Томилина старшего. Ничего себе. Луч света в кромешной тьме, серебреный сосуд, очищенный от накипи. Потемневшая от времени картина под рукой реставратора не восхитили бы так, как счастливая улыбка на лице мужчины. Сын пришел, и праздник наступил.

Вот для кого живой уголок с фонтанчиком. Наверное, из-за такой любви к сыну сложились непростые отношения с дочерью.

– Где мама? – спросил сын.

– К соседке зашла.

– А?

Двое мужчин, понимающе переглянулись.

Из комнаты выскочила белая лохматая собачка, мальчик взял ее на руки.

– Она из Китая, – пояснил он.

Я выразила восторг по поводу зверинца в квартире. Мальчик стал рассказывать, как дружны кошки с собачкой.

Мужчина довольно улыбался.

Что же вы, уже немолодой мужчина, морочили мне голову? Оправдывает вас только то, что, как положено мужчине и воину, вы на страже своей семьи. Да, непростые отношения, да, дочь снимает где-то жилье, может, даже в другом городе, или в другой стране, но важно, чтобы они числились здесь, в нашем городе и в этой квартире. Так, на всякий случай.

Обманул меня, что ж, если это поможет крепче спать. Да и обманывать он не умеет.

Воздушный десантник Ситников

Я переписала приветливую семейную пару с дочерью, десятиклассницей, и спросила, кто живет в соседней квартире. Мне ответили, муж с женой. И я смело переступила порог квартиры, хотя мне открыл мужчина в семейных трусах. В южном городе ничего в этом странного нет, пусть даже осень на дворе. Мне бы на его лицо посмотреть, но я пыталась разглядеть за его спиной жену. Увы, жены не оказалось. Я шагнула в прихожую, еще шаг, он оказался за моей спиной и резко произнес: «Руки за голову и вперед шагом марш». Я спросила, куда деть портфель. Он ответил, на шею повесь.

Я повернулась к нему лицом: «Перепись населения, вот мое удостоверение, значок, шарф, браслет, а также есть паспорт. Я защищена законом».

Он был пьян. Но твердо стоял на ногах и угрюмо рассматривал меня. Но вот что-то изменилось в позе, он немного расслабился. Я спросила: «Мне прийти в другое время»? «Ты заложница», – сказал он. Я подумала, если он один, есть возможность выбраться невредимой, только не делать резких движений.

– Какие требования? Деньги? Сколько?

– У меня самого денег до хрена.

Что ж, мне легче, если бы у меня были деньги, я бы переписчицей не работала. Я обошла его и оказалась на кухне. Новые обои, новая кухонная мебель, чистый пол, только стол завален объедками красной рыбы на бумаге и три пластиковые бутылки пива, ни одной полной. Пиво показалось цвета мочи, как и его семейные трусы, с ржавым рисунком. В подробности рисунка я не вдавалась, – смотреть в лицо, лучше на переносицу, чтобы не раздражать.

– Сидеть, не двигаться, – команда запоздала, я уже села на диванчик у двери, – сидеть, не двигаться, – повторил он. – Сейчас буду звонить майору милиции, мы с ним пили вчера. Или позавчера, неважно, мы с ним пили. Требования мои такие, – он уставился на меня. Пьяный, а концентрироваться умеет. – Ладно, неважно. Не двигаться, я сказал!

Он отреагировал на то, что я полезла в портфель за бланками.

Ладно, не делаю лишних движений, прошла минута, может, две, для проверки, насколько опасно мое положение, пытаюсь открыть портфель.

Насторожился. Но вот взгляд его уплыл, на потолок, на пол, зафиксировался на бутылке пива. То пьяный, то трезвый, непонятно. Видимо, отходняк. Сколько он пил? Сутки, двое или больше?