Вениамин Кисилевский - Перестройка

• Название: Перестройка
• Автор: Вениамин Кисилевский
• Жанр: Юмористическая проза

В годы, о которых пойдет речь, слово «перестройка» было на слуху у всех. Перестройку в своей школе задумал устроить и Владик Паршин. Но более неподходящего человека для такого нелегкого дела вряд ли можно было отыскать. Маленький, застенчивый мечтатель, всего лишь семиклассник, к тому же, сильно заикавшийся… Он скорей мог бы лишь загубить саму идею изменить что-либо в закосневшей в своих многолетних традициях и нравах советской школе. Учитывая тем более, какие несравнимо опытные, умелые, заматеревшие были у него противники. И не только директор школы, учителя – большинство одноклассников тоже. Он был первым, а первым всегда трудно, порой вовсе безнадёжно…

---

– Зря, – буркнул Денис. – Теперь вообще не выйдет, сдрейфит. Лучше было подкараулить. Ему же в школу все равно идти, никуда бы не делся.

– Не зря, – цыкнул слюной Сыч. – И так никуда не денется. Пусть, дешевка, знает…

Договорить он не успел – из подъезда показался белобрысый пацанчик в синей школьной форме. Судя по тому, как оцепенел, завидев стоявшую перед ним троицу, ни в окно их не увидел, ни свиста не слышал, – спускался в это время по лестнице. Владик его вспомнил – тот учился в их школе, на два класса младше. Раньше, когда в одну смену ходили, встречал иногда в школьном дворе или коридоре. Приметный больно, волосы как солома и всегда рот до ушей. Несколько мгновений белобрысый ошарашено глядел на них, затем попятился, словно надумал вернуться домой. Но встретился взглядом с немигающими глазами Сыча, еще сильней побледнел и обреченно сделал первый трудный шаг навстречу.

Сыч, как недавно с Владиком, молча повернулся и, поигрывая плечами, двинулся к выходу из двора. Теперь уже трое, шаг в шаг, следовали за ним. Достигнув арки, Сыч резко повернулся и тихо, едва размыкая губы, спросил:

– Принес?

Пятиклассник вытянул стебельковую шею, сглотнул, раскрыл рот, но только скорбно вздохнул.

– Принес? – громче повторил Сыч и набычился. Белобрысый заговорил, тоненько, торопливо, давясь словами. Владик видел, что он не просто испуган – трясется от страха. Сбивчиво, путаясь и повторяясь, пацаненок жаловался, что негде взять ему столько денег, рассорился и с мамой, и с бабушкой, но обязательно достанет, только попозже, пусть Сыч еще немного подождет.

– Какое сегодня? – перебил его Тимоха.

– Чего? – не включился сразу белобрысый.

– Число, спрашиваю, сегодня какое? Месяц, год какой, знаешь?

– Двенадцатое октября, – пискнул тот. – Восемьдесят седьмой…

– Во-во. А срок тебе был до десятого. Память плохая? Так я ее тебе сейчас подлечу.

– Я принесу! – быстро выговорил белобрысый.

Владик, ростом предпоследний у себя в классе, о чем печалился не меньше, чем о заикании, почти на полголовы возвышался над ним, маленьким и тщедушным. Пацанчик еще больше втянул голову в плечи, но поймал вдруг сострадание во Владиковых глазах и, с искрой надежды, обратился теперь к нему:

– Я принесу, честное слово принесу!

– Конечно принесешь, – неожиданно ласково, миролюбиво сказал Сыч. – Не захочешь ведь без глаза остаться. Но договор дороже денег. Придется тебе небольшой авансик выдать, чтобы память лучше работала.

Владик понял, что белобрысого сейчас будут бить. Собственно, для этого Сыч c подлипалой Денисом сюда и заявились. Непонятно только, зачем они взяли с собой его, Владика, вдвоем, что ли, не управились бы? И так жаль стало перепуганного пацанчика – аж сердце сжалось. И не помочь ничем… Белобрысый не хуже Владика представил себе, что последует за Сычевыми словами, шумно задышал и промямлил совсем уже смехотворное:

– Я в школу опаздываю, звонок уже, наверное, был…

– Никуда твоя школа не денется, – уже почти нежно пропел Тимоха, взял белобрысого за руку повыше локтя и едва заметно подмигнул Полозу. Денис тут же с готовностью ухватился за его другую руку, возбужденно покраснел. – Бей, Парша! – сказал Сыч Владику.

– К-кого? – глупо спросил Владик, хотя без труда сообразил, чего хочет от него Тимоха. Равно как и то, зачем привел его сюда. Одного только не мог понять: почему роль «палача» отвели именно ему.

– Не меня же, – осклабился Тимоха. – Давай, не боись, у нас не вырвется.

Пацанчик затравленно смотрел на Владика, светлые глаза до краев наполнялись слезами.

– П-почему я? – похолодел Владик. И тут же непреклонно мотнул головой. – Я н-не стану! И во-вообще… – Круто повернулся, но успел сделать не больше двух шагов.

– Стоять! – пригвоздил его к земле резкий оклик Сыча, Владик оглянулся. Тимоха одним прыжком поравнялся, сжал в кулаке воротник его куртки. – Слушай, ты, во-вообще! Со мной такие номера не проходят! Делай, что велено, а то… Ты ж меня, Парша, знаешь!

Владик молча рванулся, но Сыч держал крепко.

– Значит, не-не бу-будешь? – криво усмехнулся Тимоха. – Не пожалеешь потом? – Ничего в ответ не услышал, и вдруг его темные, на выкате глаза недобро сузились. – Ах ты ж!..

Сыч рывком подтащил Владика к пацаненку, поставил их лицом к лицу, приказал тому:

– Власть переменилась. Врежь тогда ты ему пару разочков, чтобы поумнел.

Белобрысый отчаянно заморгал, и от этого движения переполнившие глаза слезы потекли по щекам.

– Ну?! – выпалил Сыч. – Сейчас не только аванс, все сполна получишь! – И замахнулся.

Голова пацаненка дернулась назад, будто удар уже пришелся по его лицу. Медленно занес ватную руку и вяло ткнул Владика в подбородок.

– Кто ж так бьё-от? – хекнул Тимоха. – Слизняки вонючие! Показать? – И брезгливо мазнул ладонью по носу пацаненка.

Из левой ноздри часто, капля за каплей, закапала кровь. Белобрысый провел дрогнувшей рукой по лицу, какое-то время заворожено смотрел на испачканные кровью пальцы. Влажно всхлипнул и хлопнул Владика по щеке. Сыч, по-прежнему не выпускавший воротник Владиковой куртки, коротко, отрывисто засмеялся.

– Чего стоишь, Парша? Самолюбия, что ли, нет? Такая мелюзга тебя колотит, а ты терпишь?

Владик думал только об одном: не расплакаться, не разреветься перед ненавистным Сычем, перед заржавшим Денисом. Но почувствовал, что не удастся. Предательски запершило в горле, кончик носа остро заклевали сотни крохотных невидимых иголочек. Рванулся еще раз, изо всех сил, затрещала рвущаяся ткань…

Он бежал по улице, размазывая судорожно сжатым кулаком едкие, горячие слезы, больно тыкался в колено новенький «дипломат» подаренный родителями к началу учебного года. Мог бы, конечно, заскочить в любую подворотню, отплакаться там, вытереть зареванные глаза и мокрое лицо, но не в состоянии был остановиться, хоть на секунду прервать спасительный бег. Будто, если остановится он, все недавно минувшее с утроенной силой навалится на него, будто таилось в этом безостановочном движении какое-то странное, непонятное облегчение…

Вечером, когда заканчивал в одиночестве ужин на кухне, услышал голоса из комнаты. Разговаривали они тихо, но Владик разобрал почти все слова. Мама зашивала воротник его куртки, отец расхаживал от окна к двери.

– Неужели подрался? – удовлетворенно басил отец. Владик представил, как он любовно приглаживает густые усы, что делал всегда, если бывал чем-то доволен. – Ну, слава богу! А то уж такой тюха у нас растет… Парню четырнадцать скоро. Не в нашу, не в паршинскую породу пошел Владька.

– Вот и хорошо, что не в вашу, – отвечала мама. Следующую фразу произнесла невнятно, наверное, откусывала нитку. – Достойный, интеллигентный мальчик растет. Не в кулаках сила.

Владик сморщился, раздраженно двинул по столу тарелку…

– Не спишь, Кузя? Так он, значит, спрашивает меня: «Поёшь»? Пою, говорю. Похвалил, молодцом меня назвал. Тут Сыч подвалил. Нужен я вдруг оказался. Я ему: Не видишь, что ли, нахалюга, с человеком я разговариваю? Кто тебя только воспитывал? Скис наш Тимоха сразу, отошел в сторонку. Я старичка проводил немного, оглянулся: Сыч сзади плетется. Чего тебе? – спрашиваю. Сыч говорит: «Дело есть непростое. Мне тут, недалеко, с одним пацаном разобраться нужно. Может, подсобишь?» Ну, время у меня было, отчего ж, думаю, не помочь, хоть и гад он, этот Сыч. Пошли мы с ним, еще Денис увязался за нами. Заворачиваем во двор, выходит, значит, тот самый пацан…

Владик представлял все ярко и отчетливо, до мельчайших подробностей. Белобрысый выходит, видит их троих, пугается. Владик уверенно кивает ему, чтобы тот не беспокоился, слушает, как Сыч требует у пацаненка какие-то деньги. Тот оправдывается, что нет у него, обещает отдать позже. Сыч наглеет, замахивается на пацаненка. Белобрысый боязливо втягивает голову в плечи, на глаза наворачиваются слезы. Дальше Владик терпеть такое безобразие не может.

– Иди в школу, – говорит он пацаненку. – Не бойся, ничего они тебе не сделают.

Сыч до того разозлился, что забыл даже, с кем дело имеет. Наступает на Владика, таращит свои рачьи глаза.

– Много на себя берешь, Парша?

– Не Парша, а Паршин, Владислав Паршин, – спокойно возражает ему Владик. – И впредь прощу не забывать. Еще раз скажешь это поганое слово – уши надеру. И попробуй только пальцем малого тронуть. Чтоб потом не обижался, понял?

Белобрысый смотрит на Владика с признательностью и восхищением. Полоз от бессильной злости зубами скрипит. И тут Сыч вконец забывается. Размахивается – и целит кулаком Владику в лицо. Только не на того напал. У Владика реакция – не этому самбисту зачуханному чета. Р-раз! – и он, Владик, каратистским приемом отбивает несущуюся к нему руку. Два! – принимает красивую, мужественную стойку. Неуловимое движение – и Сыч грохается на землю, как полупустой мешок с гнилой картошкой. Мы тоже кое-какие приемчики знаем!