Борис Флоря - Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.)

• Название: Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.)
• Автор: Борис Флоря
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91674-082-0

Монография посвящена исследованию отношений России с её западными соседями в те годы, когда после Переяславской рады и присоединения Украины Русское государство прилагало большие усилия для решения главных стоявших перед ним внешнеполитических задач – объединения всех восточнославянских земель и завоевания выхода к Балтийскому морю. Работа основана на обширном документальном материале из разных фондов Российского государственного архива древних актов.

---

Цели, которые преследовали при этом польско-литовские политики, очевидны. Ближайшая цель заключалась в том, как об этом говорилось в инструкции комиссарам, чтобы царь помешал Хмельницкому присоединиться к таким противникам Речи Посполитой, как Швеция и Трансильвания. Но имелась в виду при этом и другая цель. Убедившись в «ненадежности» гетмана, царь скорее согласился бы на возвращение Запорожского Войска под власть Речи Посполитой.

Действуя таким образом, польско-литовские политики стремились одновременно восстановить против русского правительства руководителей гетманства. О шагах, предпринятых комиссарами во время переговоров, важное свидетельство сохранилось в записи бесед И. Выговского с русским послом Бутурлиным в мае 1657 г. Комиссары «под сумненьем» (т. е. принеся присягу) сообщили казацким послам, что по заключенному договору Войско Запорожское должно вернуться в состав Речи Посполитой, а если не захочет, то царь должен будет, «случаен с ляхами, Войско Запорожское бить»[617]. Позднее Хмельницкому был прислан «фальсификат» соглашения, якобы заключенного под Вильно. В нем указывалось, что в первый год после своего избрания царь обязан уладить вопрос о возвращении Запорожского Войска в состав Речи Посполитой на съезде с участием гетмана и казаков. Король даст казакам амнистию, но «обыватели» Речи Посполитой должны вернуться в свои владения, а казаки уйти «за межи, написанные в статьях Белоцерковских» – договоре 1651 г., когда гетманство должно было быть ограничено территорией Киевского воеводства[618]. Цель этих шагов очевидна – приведя свидетельства о происшедшем якобы отказе русского правительства от Украины, внести разлад в русско-украинские отношения и заставить Хмельницкого, оказавшегося как бы в безнадежной ситуации пред лицом двух объединившихся больших держав, искать соглашения с Речью Посполитой[619].

В отношениях с русскими политиками польско-литовская сторона не смогла добиться успеха. Сигналы о «ненадежности» гетмана не произвели на царя и его советников впечатления. Это показывает содержание наказа А. Лопухину, отправленному в декабре 1656 г. в Чигирин с официальным сообщением о результатах переговоров под Вильно. В этом документе ничего не говорилось о каких-либо контактах Карла Густава с Хмельницким, а что касается Ракоци, то царь советовал гетману поддерживать с ним дружеские отношения[620].

Более эффективными оказались шаги, адресованные украинской стороне, хотя достигнутый результат не соответствовал тому, на который рассчитывали польско-литовские политики. Отчасти это было связано с тем, что послы Хмельницкого были отстранены от участия в русско-польских переговорах. Как и почему это произошло, во многом остается неясным. Можно высказать лишь некоторые предположения на этот счет. В своей грамоте царю гетман писал, что отправляет своих послов в царскую ставку под Ригой, чтобы они получили от царя «указ, как ся имеет справливатися на съезде»[621]. В царской ставке это, очевидно, поняли так, что гетман предоставляет на усмотрение царя, должны ли и в какой форме участвовать в переговорах его послы. В своей грамоте от 13 сентября, извещая «великих» послов о приезде к ним посланцев гетмана, царь не дал им никаких указаний относительно участия посланцев в переговорах[622]. Этот вопрос, очевидно, предоставлялся на усмотрение «великих» послов. Предпринятые ими действия привели, как известно, к недоразумениям и конфликтам.

Информацию о них мы черпаем из «Дневника» К. Бжостовского. Казацкие послы прибыли под Вильно с Кириллом Пущиным 18 сентября[623]. После этого состоялись встречи 20 сентября, затем 24 сентября, а затем 6/16 октября[624]. В связи с этой последней встречей К. Бжостовский отметил в своем «Дневнике», что «казакам очень не понравилось, что москвитяне приказали им вытти из комнаты»[625]. Позднее в записи о встрече 9/19 октября он зафиксировал, что «казаки ужасно рассердились на москвитян за то, что не хотели их принять»[626]. В мае 1657 г. И. Выговский жаловался на то, что «великие» послы не только не советовались с запорожскими посланцами, и не впускали их в посольский шатер, где велись переговоры, но и держали их «до шатровых поль задалеко»[627]. Московская версия произошедшего была иной. А. Лопухин должен был разъяснять, что казацких посланцев просили покинуть шатер, когда по предложению посредников – австрийских послов – в определенный момент переговоров в шатре остались только «великие» послы и комиссары, а посольские дворяне обеих сторон должны были выйти[628]. Даже если московская версия была ближе к истине, все равно следует констатировать, что та часть переговоров, где решались наиболее важные вопросы, протекала без участия посланцев гетмана. В такой обстановке у посланцев стали возникать подозрения, что на этих секретных совещаниях готовятся какие-то соглашения, направленные против Войска Запорожского. Наместнику Виленского Духова монастыря Дорофееву посланцы так и говорили, что «великие и полномочные послы говорят с нашим неприятелем, с польскими комиссары, а нас… к тому не призывают… и то, де, знатно, что мыслят на нас заодно»[629]. В таких условиях «доверительные» сообщения комиссаров попадали на уже подготовленную почву. Русские власти совершили в дальнейшем еще один промах. «Великие» послы после окончания переговоров известили Хмельницкого о заключении перемирия[630], но, по-видимому, ничего не сообщили о его условиях. Не привезли с собой таких официальных сведений и вернувшиеся послы гетмана[631].

На Украине с растущим беспокойством следили за происходившими событиями. Переговоры затягивались, посланцы не возвращались, и это вызывало тревожные слухи. Киевский воевода А. Бутурлин сообщал в Москву о раде, собравшейся в Чигирине в начале октября. Участники рады выражали беспокойство в связи с тем, что посланцы гетмана все не возвращаются, и боялись, что они «задержаны». Высказывались и предположения, что «великий государь указал их по-прежнему польскому королю отдать»[632]. Когда посланцы гетмана вернулись и собралась рада, они сообщили, что они узнали от комиссаров, после чего оборот дел принял драматический характер. Как рассказывал впоследствии О. Выговский, на раде полковники выражали свое возмущение принятыми под Вильно решениями, а гетман заявил, что, чтобы не допустить возвращения Войска Запорожского под власть Речи Посполитой, он готов принести присягу даже «бусурманскому» государю[633].

Еще не зная об этом, в Москве в декабре 1656 г. предприняли важный шаг для успокоения украинских политиков и сглаживания обозначившихся разногласий. 18 декабря датирован наказ отправленному в Чигирин А. Лопухину. Он должен был информировать гетмана и старшину о подлинном содержании заключенных под Вильно соглашений, которые ни в чем не ущемляли интересов гетманства, и тем самым положить конец распространявшимся слухам. Другая важная задача состояла в том, чтобы привлечь представителей гетмана к участию в продолжении русско-польских переговоров. Посланец должен был запросить у гетмана сведений о том, какова должна быть граница «черкасских городов и Коруны польской». При этом ему предписывалось лишь получить сведения от украинских политиков, а «их речей не переговаривать». Вместе с тем он должен был, даже если гетман не станет об этом говорить, просить Хмельницкого прислать «людей знатных и умных» для участия в посольстве, которое будет отправлено Алексеем Михайловичем на сейм в Варшаву. Он должен был заверить гетмана, что казацкие послы «все будут ведать»[634].

Как видим, в Москве предприняли большие усилия, чтобы снять напряженность в русско-украинских отношениях. Если этот шаг не привел к желаемому результату, то прежде всего потому, что причины наметившейся напряженности были гораздо более глубокими, чем вопрос об отношении к гетманским послам. Гетман продолжал расценивать положение, сложившееся на международной арене, совсем не так, как царь и его советники, и полученная официальная информация об итогах переговоров под Вильно не могла его успокоить. Получив еще до приезда А. Лопухина первые официальные известия на этот счет, он в грамоте царю от 9 декабря 1656 г. обращал внимание на то, что под Вильно русские дипломаты, по существу, ничего не добились. Как будто договоренность о выборе царя на польский трон достигнута, но «хто ведает, естли еще на сейме тот договор от всех чинов принят будет». Он выражал свое убеждение, что поляки «того договору николи не додержат» и заключили его только для того, «чтоб себе, мало отдохнув», приобрести союзников и возобновить войну с Россией[635].

Ясно, что гетман считал заключенный договор ошибкой, благодаря которой главный враг получил временную передышку, в которой он так нуждался. Следовать этой политической линии гетман не мог и не хотел.

Как показал, анализируя обширный круг источников, М.С. Грушевский, летом-осенью 1656 г., когда определилась смена русского внешнеполитического курса, Хмельницкий стремился к решению двух задач. С одной стороны, не порывая с Россией, он прилагал усилия, чтобы добиться изменения русской политики. Об этом уже было сказано достаточно много в предшествующем тексте. С другой стороны, стремясь к устранению опасности, грозящей со стороны Речи Посполитой, он стал укреплять связи с ее противниками. Главным из них летом-осенью 1656 г. был шведский король Карл Густав.