Борис Флоря - Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.)

• Название: Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.)
• Автор: Борис Флоря
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91674-082-0

Монография посвящена исследованию отношений России с её западными соседями в те годы, когда после Переяславской рады и присоединения Украины Русское государство прилагало большие усилия для решения главных стоявших перед ним внешнеполитических задач – объединения всех восточнославянских земель и завоевания выхода к Балтийскому морю. Работа основана на обширном документальном материале из разных фондов Российского государственного архива древних актов.

---

Еще до возможной встречи с советниками царя, не имея полной уверенности, что она состоится, Эйленбург постарался изложить цели своей миссии А.Л. Ордину-Нащокину. О своих разговорах с русским дипломатом он сообщил курфюрсту в своем донесении[431]. Он говорил и о стремлении курфюрста «обновить» старые договоры с царем и о его желании выступить посредником в конфликте между Россией и Швецией. Кроме того, он просил, чтобы на переговорах в Вильно русское правительство позаботилось о правах «протестантов» в Польско-Литовском государстве. Обращением к этому вопросу Эйленбург воспользовался, чтобы настраивать собеседника против польских политиков. Подчеркивая общность интересов «евангеликов» и лиц, держащихся «греческой религии», он обратил внимание А.Л. Ордина-Нащокина на то, что Ян Казимир и сенаторы после возвращения во Львов заявили, что не допустят существования в стране какой-либо другой веры кроме католической. А.Л. Ордин-Нащокин осудил религиозные преследования (отметив, впрочем, что православные подвергались преследованиям и в Шведском королевстве), одобрительно отозвался о намерениях курфюрста заключить договор и выступить в качестве посредника. По-видимому, Эйленбург полагал, что произвел на русского дипломата благоприятное впечатление. Однако в своей отписке царю А.Л. Ордин-Нащокин изложил предложения бранденбургского посланца очень кратко, но зато нашел нужным обратить внимание царя на то, что Фридрих Вильгельм «всеми силами вспоможенье чинит на польского короля свейскому» и что, как он узнал в Митаве, именно из Пруссии в Риге ожидают помощи: «Прусских, де, государь, людей на помочь ждали в обоз дву тысечь»[432]. Совсем неприятной для Эйленбурга оказалась встреча в Митаве с Д.Е. Мышецким, возвращавшимся из путешествия в Данию. Д.Е. Мышецкий потребовал от посла объяснений, почему курфюрст послал на помощь в Ригу «несколько тысяч человек», а когда тот это отрицал, то Мышецкий сослался на письмо шведского резидента в Гамбурге. Мышецкий требовал, чтобы курфюрст запретил вербовку шведами войска в своих владениях[433].

Хотя уже 4 августа царь дал согласие принять бранденбургского посла[434], Эйленбург не торопился в дорогу. Лишь 21 августа он обратился к царю с просьбой дать ему конвой для проезда из Курляндии в царскую ставку[435], которая сразу же была удовлетворена[436].

Собеседники А.Л. Ордина-Нащокина в Митаве (среди них был и укрывшийся в Курляндии венденский воевода М. Корф) подчеркивали, что следует «промысл учинить вскоре к Риге», «спешно надобно» идти к этому городу, пока не закончены работы на городских укреплениях[437]. Однако царь Алексей не смог последовать этим советам. Русская армия задержалась под Кокенгаузеном, который был взят приступом лишь 14 августа, и это не могло не повлиять на исход борьбы за Ригу.

К этому времени в селе Немежа под Вильно начались русско-польские переговоры. Начинались они в неблагоприятных для польско-литовской стороны условиях. В трехдневной битве под Варшавой (28–30 июля н. ст.) польская армия потерпела поражение и вынуждена была отступить, войска союзников заняли польскую столицу. Под воздействием происшедшего направившимся на переговоры комиссарам было отправлено письмо с предписанием внести в будущий союзный договор новое условие – русская сторона должна была предоставить в распоряжение Яна Казимира 10 тыс. «пехоты доброй»[438]. Это показывает, какие уроки извлекли польские военачальники из опыта неудачного сражения, но ясно, что это распоряжение могло лишь усилить трудности, стоявшие перед представителями Польско-Литовского государства.

Среди политической элиты Речи Посполитой были люди, отдававшие себе отчет в том, что вряд ли удастся заключить мир и союз с Россией на тех условиях, которые предлагались в инструкциях. Это особенно беспокоило тех политиков, которые были связаны с австрийским правительством, а оно было заинтересовано в том. чтобы Речь Посполитая скорее заключила мир с Россией, хотя бы ценой значительных уступок, чтобы сосредоточить свои силы на войне со Швецией. Эта ориентация получила отражение в письме, которое отправил комиссарам Речи Посполитой подканцлер коронный А. Тшебицкий. В этом письме от 22 августа н. ст. он изложил свои соображения о том, каких условий мира нужно было бы реально добиться на переговорах. Подчеркивая необходимость как можно скорее заключить мир с Россией, он обращал внимание комиссаров на то, что лишь при этом условии император обещал помощь против шведов. Он предлагал заключить мир с установлением границы по Западной Двине или по Березине, т. е. предлагал пойти на гораздо большие уступки, чем это предусматривалось в инструкциях. Если бы и такие уступки русскую сторону не устроили, следовало бы заключить перемирие на 7–8 лет, только бы был заключен союз против Карла Густава[439]. Эти суждения, заметно расходившиеся с указаниями двора, даже если они и вызывали понимание некоторых членов делегации, не могли, конечно, лишить инструкции их обязательной силы.

Направлявшиеся в Вильно русские послы новых указаний не получали, но они столкнулись с важной инициативой, исходившей из среды новых литовских подданных Алексея Михайловича. 19 июня, еще на пути к Вильно, кн. Н.И. Одоевскому было вручено письмо, написанное скарбником Мозырского повета Анджеем Францишком Юшкевичем. Автор письма предлагал созвать в тех поветах Великого княжества Литовского, которые оказались под властью Алексея Михайловича, сеймики, которые выбрали бы послов, принявших затем участие в переговорах. По мнению автора письма, эти представители местной шляхты должны были обратиться к комиссарам Речи Посполитой, а возможно, и к самому королю с настоятельной просьбой присоединиться к ним и избрать Алексея Михайловича преемником Яна Казимира, будущим королем польским. Такое выступление, по убеждению автора письма, приведет к тому, что и оставшиеся поветы Великого княжества к ним присоединятся. «А панове корунные, видя таково соединение Великого княжства Литовского, – писал автор письма, – имеючи на себе казаков жестоких, по нужде бы до воли его царского величества приклонились»[440].

Послы отослали письмо царю, и когда эта инициатива получила одобрение со стороны царя, в поветы были разосланы тексты соответствующих грамот, составленных в царской ставке[441]. В них шляхте отдельных воеводств и поветов рекомендовалось созвать сеймики, избрать на них по двух послов от каждого воеводства и повета и прислать их под Вильно. Это было нужно для того, чтобы «выборные люди» «государскую милость и жалованье к себе выславляли» и убеждали «рыцерство» «Коруны полские», чтобы она от Великого княжества Литовского «не отлучалась», избрать на польский трон Алексея Михайловича. Одновременно в грамоте указывалось от имени царя: «стольного города Вильно и всего Великого княжества Литовского уступать ничего не будем», а «выборным людям» рекомендовалось заявить польско-литовским участникам съезда, что они подчинились царю и не желают иметь иного государя. Содержание этих документов ясно показывает, что накануне начала переговоров царь и его советники намерены были твердо настаивать на позиции, сформулированной в «тайном наказе».

Так как представления сторон, вступивших в переговоры под Вильно, о возможных условиях мира и союза резко расходились между собой, с началом переговоров обе стороны ожидали неприятные неожиданности. Для польско-литовской стороны эти неожиданности начались еще до официальной встречи обеих делегаций.

Так, гонец, присланный великими послами к комиссарам, сказал в разговоре «у стола», что «царь не приказал уступать его величеству королю ни Вильны, ни Литвы и вообще ничего»[442], а 8 августа другой гонец заявил, что именно Алексей Михайлович является великим князем литовским[443]. Когда 12 августа начались переговоры, то довольно скоро выяснилось, что эти высказывания отражают официальную позицию русской делегации. Однако и русских великих послов ожидали неприятные неожиданности. Польско-литовская сторона упорно не хотела идти на уступки. Первые заседания были заполнены спорами, в которых одна сторона возлагала на другую ответственность за войну, тогда же стороны изложили условия мира, которые взаимно исключали друг друга. Переговоры быстро зашли в тупик. Стороны не могли прийти к соглашению ни по одному из обсуждавшихся вопросов. Поднимался вопрос об окончании переговоров и о «разъезде»[444]. В этих условиях в конце третьего заседания Н.И. Одоевский еще неофициально, за рамками переговоров поднял (пока в самой общей форме) вопрос об избрании царя на польский трон[445].

В своей отписке царю Н.И. Одоевский сообщил, что побудило его предпринять такой шаг. Один из дворян – членов посольства Ян Корсак сообщил М. Сухтицкому, что он якобы привез комиссарам от короля предложение избрать царя его преемником, «а король, де, и вся Посполитая Речь на то позволяют». Об этом же говорили и другие лица из свиты комиссаров. Как докладывал Н.И. Одоевский царю, когда он сделал это заявление, то «польские… послы у тому слову стали веселы и с нами… учели говорить поласковее»[446].