Александр Ципко - Перестройка как русский проект. Советский строй у отечественных мыслителей в изгнании

• Название: Перестройка как русский проект. Советский строй у отечественных мыслителей в изгнании
• Автор: Александр Ципко
• Жанр: Публицистика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4438-0861-1

Ципко Александр Сергеевич принял активное участие в разработке идеологии перестройки.

Автор книги попытался ввести анализ идейных истоков перестройки в контекст нынешних споров о существовании особой русской общинной цивилизации. В отличие от нынешних неославянофилов, он связывает русский культурный код не с уравнительными настроениями беднейшего крестьянства или с революционными страстями Степана Разина, а с основополагающими гуманистическими ценностями великой русской культуры XIX века и русской религиозной философии начала XX века.

При оценке исторического значения демонтажа политических основ советской системы, совершенного Горбачевым во время перестройки, автор книги исходил из того, что все те, кто прославил русскую общественную мысль, кого принято называть русскими гениями, восприняли ленинский Октябрь как национальную катастрофу, а большевистский эксперимент – как насилие над русской душой.

---

Только очень незначительная часть советской интеллигенции, считающая себя либеральной, воспринимала себя наследницей русского либерализма начала века, искала свои корни у идеологов кадетской партии, у вождей октябристов, у веховцев. Разрозненные нелегальные кружки по изучению трудов Бердяева появились в Москве только в конце 60-х – начале 70-х, но это интеллектуальное движение никогда не было сколько-нибудь значительным, тем более оно не переросло в политическое движение. Кстати, как я точно знаю, в «русской», «молодогвардейской» партии, которая сформировалась во второй половине 60-х, не было, за редким исключением (речь идет о Сергее Семанове), тех, кто исповедовал бы белые ценности, восторгался бы героизмом «белого движения».

Тот, кто пытался восстановить связь времен, ставил себя в трудное положение, ибо в той или иной форме был вынужден заявить о себе как об антикоммунисте, антимарксисте и поставить себя вне общества. Трагическая судьба сотрудника института философии АН СССР Ирины Балакиной, которая посвятила свою жизнь изучению философского наследства Николая Бердяева, яркий тому пример. Она повесилась в начале 70-х, не имея возможности ни для публикации своих работ о Бердяеве, ни для свободного изложения своих философских взглядов. На моем курсе, а мы поступали на философский факультет МГУ в 1963 году, четверо студентов покончили жизнь самоубийством, ибо не были в состоянии примирить свои антикоммунистические воззрения даже с той либеральной советской действительностью, которая выпала на наши студенческие годы. Настоящие, героические антикоммунисты просто не могли выжить в советской системе, она их методически уничтожала. По этой причине к началу перестройки в стране не оказалось ни лидеров антикоммунистического движениями, ни самого антикоммунистического движения.

Герои антикоммунистического сопротивления, которые рождались в недрах православной церкви, как правило, погибали в тюрьмах, они до сих пор мало кому известны. Надо помнить, что подавляющее большинство среди политических заключенных составляли националисты и религиозные деятели Западной Украины и Литвы, о судьбе которых на Западе обычно писали очень мало.

Поэтому выход из системы могли осуществить только те политики и люди, которые нашли компромисс с системой или которые, как Горбачев и Яковлев, обладали властью ломать систему сверху.

Наши шестидесятники, которым было суждено сыграть решающую роль на первых этапах перестройки, были и оставались марксистами и атеистами. Это во многом объясняется и их коммунистической родословной и самой логикой выхода из господствующей идеологии.

Совсем не случайно именно шестидесятники, подвергающиеся преследованиям в 70-е за свои «ревизионистские» взгляды, речь о Геннадии Лисичкине, Иване Фролове, Григории Водолазове, Отто Лацисе, в годы идеологического перелома, в 1988–1990 годы, буквально в штыки встретили первые легальные статьи антикоммунистического содержания, стали именно в годы перестройки активными защитниками марксизма и марксистской идеологии. Наиболее характерной среди всех этих статей, посвященных апологетике учения Маркса и Энгельса о социализме, была статья Геннадия Лисичкина «Мифы и реалии. Нужен ли Маркс перестройке?», опубликованной в ноябре 1988 года во все том же «прогрессивном» и «революционном» «Новом мире».

В подобного рода статьях речь шла о необходимости возвращения к подлинному, настоящему Марксу, к новому изданию социалистического строительства в СССР. «Не может быть успешного движения вперед, – писал Геннадий Лисичкин, – без очищения Маркса от Сталина, без возвращения к теоретическому наследию классиков, дискредитированному сталинистами различных рангов».[49] При этом учтите: назад к Марксу призывали интеллигенты с безупречной моральной репутацией, которые подвергались преследованиям после 1968 года.

Наша интеллигенция, которая возглавила оппозиционное движение на первых этапах перестройки, как традиционная русская марксистская, левая интеллигенция, враждебно относились не только к православию, к его духовному наследству, но и ко всему, что было связано с дореволюционной Россией. Это, как правило, были люди, которым, как они говорили, «не было жаль старой России».

Поэтому понятно, что пределом их политических мечтаний к началу перестройки была только либерализация советской системы, преодоление сталинских извращений социализма, восстановление идеологии пролетарского интернационализма и послабления в части информации и эмиграционной политики.

К началу перестройки в СССР не было ни одного ученого, интеллектуала, который бы верил, предвидел, что уже через пять лет у нас будет свободная печать, многопартийность и право на получение заграничного паспорта. И сам по себе этот факт говорит о том, что к 1985 году не только духовные и политические устремления простого народа, миллионов рабочих и крестьян, но и духовные устремления интеллигенции, которую сейчас принято называть либеральной, не выходили за границы существующей системы. Речь шла только о ее гуманизации, трансформации.

Люди, которых на Западе по недоразумению считали «столпами» демократии, к примеру Отто Лацис, еще в 1989 году защищали ленинский, красный террор. Даже если ленинская гвардия, писал Отто Лацис, превысила «теоретическую меру террора в тысячу раз, мы не имеем права это ставить им в вину».[50]

И именно по этой причине в России главным препятствием на пути каких-либо попыток реставрации докоммунистической России в конце концов и оказалась советская, марксистская интеллигенция, которая так и не могла выйти за рамки марксистской левой парадигмы общественного знания, так и не сумела ввести либеральные и рыночные реформы в контекст российской истории, связать их и с национальными традициями и с российской психологией. И именно по этой причине либеральная интеллигенция сейчас встречает в штыки попытки Путина реабилитировать понятие «национальные ценности», напомнить о той громадной роли, какую играла РПЦ в становлении российской государственности и великой русской культуре.

У нас не было ни моральных, ни политических условии для превращения перестройки в процесс реставрации докоммунистической России, для возвращения в правовое поле, по крайней мере, к Учредительному собранию.

Показательно, что перестроечная публицистика (речь о статье Игоря Клямкина «Какая улица ведет к храму?») начиналась с призыва читать «умные книги» старых социалистов и прежде всего книги Николая Гаврииловича Чернышевского.[51]

Парадокс истории состоит в том, что даже во время самых решительных действии вождей «Демократической России», то есть накануне похода участников митинга по поводу победы над ГКЧП к зданию КГБ 22 августа 1991 года, инициатор этого марша священник Глеб Якунин сравнивал подвиг защитников Белого дома с подвигом красных коммунаров в декабре 1905 года, подчеркивая тем самым преемственность между первой большевистской революцией 1905 года и своей собственной антиаппаратной революцией.

И этот факт сам по себе говорит о том, что даже самые решительные действия антиаппаратной оппозиции, направленные на разрушение коммунистической системы, направленные на преодоление коммунистической системы запретов, носили характер красногвардейской атаки на коммунизм.

Парадокс состоит в том, что к началу перестройки единственной убежденной антикоммунистической силой были писатели, которые активно сотрудничали с режимом, его активно поддерживали, но открыто говорили о своем уважении к традициям православия, к державным традициям России. Владимир Солоухин уже с конца шестидесятых говорил о своей приверженности монархической идее, Валентин Распутин в своих ранних романах показывал, что коммунистический эксперимент разрушает моральное здоровье народа, Виктор Астафьев описывал ужасы коллективизации в Сибири, Сергей Залыгин в своих романах, к примеру, в романе «Комиссия», просто высмеивал большевиков. Показательно, что ни Владимир Солоухин, ни Виктор Астафьев, ни Сергей Залыгин не принадлежали к союзу литераторов, которые называли себя «русской партией».

Молодой Валентин Распутин в своей повести «Прощание с Матерой», наверное сам того не зная, воспроизводил веховскую критику русского революционного экстремизма. Вот что говорит о нынешних коммунистических временах его героиня старуха Дарья: «…Про совесть… Раньше ее видать было: то ли есть она, то ли нету. Кто с ней – совестливый, кто без ее – бессовестный. Тепери холера разберет, все сошлось в одну кучу… Али сильно большие дела творят, про маленькие забыли, а при больших делах совесть, однако, что железная, никак ее не укусишь».[52]

Валентин Распутин был неосознанным антикоммунистом, просто традиционным народником. Но даже такие антикоммунисты, как Виктор Астафьев, Сергей Залыгин, чувствовали себя частью советской элиты и не стремились к разрушению существующей коммунистической системы. Они, писатели почвенники-антикоммунисты, не могли стать инициаторами каких-либо оппозиционных движений, ибо как русские державники ставили дело сохранения прочности российского государства выше дела свободы. А уже молодогвардейские почвенники в начале перестройки просто выступили против публикаций, посвященных разоблачению сталинских репрессий, против политики Горбачева, направленной на окончательную десталинизацию КПСС. Рупором этих настроений стал писатель Александр Проханов, активный защитник ввода Советской Армии в Афганистан, который еще в апреле 1987 года выступил против либеральной, прозападной направленности реформ Горбачева, требуя возвращения к сталинской мобилизационной экономике, призывая вернуться к идеологии государственной жертвенности и государственного стоицизма.[53] И именно тот факт, что третье президентство Путина совпало по времени с золотым веком прохановщины, с превращением Александра Проханова в официоз, в носителя «кремлевской правды» и «кремлевской истины», свидетельствует, на мой взгляд, о крахе политики декоммунизации России.