Дмитрий Шестаков - Трансмиттер

• Название: Трансмиттер
• Автор: Дмитрий Шестаков
• Жанр: Русское современное

В небольшом сереньком городке, разгребая обычные бытовые проблемы, проживает свою жизнь простой человек. У него есть возможность вырваться из рутины, но для этого надо стать потребителем. А это для него хуже, чем продать душу. У него совсем другой взгляд на жизнь.

---

Трансмиттер Дмитрий Шестаков

© Дмитрий Шестаков, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Свет. Яркий до белизны. И сразу холодная темнота. Золотая река, текущая снизу вверх, согревающая, дарующая жизнь. Где-то тут, совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки кто-то родной, и в то же время чужой, мрачный, кроваво-черный. Нет ни звуков, ни запахов. Холод и секущая тело снежная крупа. Морок не дает рассмотреть, тяжелые веки закрываются против воли, все плывет и смешивается. Постепенно проступают бревенчатые стены, венцы в обхват, рубленые в чашу углы, серые тесовые крыши построек, дорога с грязным снегом, сани со шкурами, разгоряченные, парящие на морозе кони, кожаная упряжь. Молчаливые деревянные истуканы за спиной, сурово смотрящие слепыми взорами. И люди. Серые и убогие, в тряпье, в рванье. Будто под тяжелой ношей гнущие слабые спины. Бесконечная вереница страждущих, просящих, молящих. Женщина с тоской в глазах, с болью в сердце, падает на колени, цепляется худой костлявой рукой за полы полушубка, что-то просит, но ничего разобрать нельзя. У нее откуда-то из-за пазухи, из многочисленных платков и обмоток вываливается младенец с пустыми глазницами…

Афанасий вздрогнул, проснувшись. Сны… Непонятные, мутные, необъяснимые. Такие сны снились ему часто. Он где-то читал, что сновидения, это замысловатая, причудливая интерпретация и комбинация того, что человек раньше переживал в жизни. И что мозг не способен во сне создавать новые, ранее не виденные образы. Но каждый раз после таких ярких, реалистичных снов Афанасий лежал и пытался вспомнить, где и когда в своей жизни он мог видеть подобные сцены, и главное, что бы все это значило. На ум ничего не приходило.

Он повернул голову. Рядом на кровати, раскинув руки и ноги в стороны и заняв, таким образом, три четверти постели, на спине, открыв рот, спала жена. Она громко и часто сопела, сопение ее временами переходило в храп, затем в бульканье и причмокивание. Афанасий, едва удерживаясь на краешке кровати, приподнялся на локте и посмотрел на часы. Светящиеся в темноте зеленые цифры электронного табло показывали 6:02. Он встал с кровати как можно аккуратнее, стараясь не производить лишнего шума, собрал свои вещи с пола у кровати и вышел в коридор, где чувствовал себя уже более свободно. Прикрыл дверь в маленькую комнату, в которой спала дочь, и стал одеваться.

Холодный бодрящий воздух с терпким запахом прелой листвы встретил его за дверями подъезда. Позднее осеннее утро не спешило рассветать. В свете одинокого фонаря бесстыже-голые ветки деревьев плели замысловатую паутину. Старые качели, в течении дня нещадно скрипевшие, сейчас безмолвствовали. Тишину нарушал лишь шорох листьев под ногами и ровное, в такт движениям, дыхание. Афанасий пробежал мимо детской площадки, мимо одинокого брошенного «жигуленка», заваленного опавшими листьями и заляпанного птичьим пометом, мимо ограды детского садика и, повернув в арку, выбежал на улицу. Пробежав два квартала, он попал на школьный двор.

Давно, в беззаботном детстве, он учился в этой школе. С тех пор здесь ничего не поменялось. Все те же нестандартные футбольные ворота без сетки на заасфальтированном поле. Тут они гоняли мяч и не один десяток коленок были содраны до крови в мальчишеских играх. Все те же брусья, узкие даже для подростков, тот же кривой рукоход и набор выстроенных в ряд перекладин. На них он вместе со сверстниками сдавал последний школьный зачет в 10-м классе. Время застыло на этой площадке. Вероятно, за прошедшие десятилетия металлические конструкции красились. Но краска эта все равно успела растрескаться, пооблупиться и облезть.

На спортплощадке уже занимался пенсионер Валерьяныч. Они встречались здесь по утрам уже в течение нескольких лет. Еще в начале знакомства Валерьяныч сообщил, что в юности был мастером спорта по лыжным гонкам. Сейчас, смотря на его выдающийся во всех смыслах живот, в это верилось с трудом. Пенсионер больше прохаживался между снарядами, чем занимался, однако все равно выходил по утрам на улицу с завидной регулярностью, не делая скидку на погодные условия.

– Приветствую! – поздоровался он с Афанасием на правах старого знакомого. – Как там дома, все нормально?

– Нормально. – улыбаясь, ответил Афанасий.

– А я вот вешалку уронил, когда одевался, так моя старуха расшумелась. Наверное, всех соседей заодно подняла. – хрипло подхихикивая, поделился своей историей Валерьяныч.

– Знаешь, – продолжил он после паузы. – Я вот жизнь прожил, а так ничего и не понял в семейной жизни. Прожил с женой без малого пятьдесят лет, а все как кошка с собакой. Ты вот, Афанасий, что по этому поводу думаешь?

– Сложно мне давать советы. – уклончиво начал он. – Я сам в такой же ситуации, а решения так и не нашел. Считается, что каждый, и муж, и жена, должны меняться, подстраиваться друг под друга, идти на уступки и компромиссы. Только все это теория. На практике же я столько лет менялся, подстраивался, а в результате меня подмяли.

– Знакомая история. А супружница не захотела меняться и идти на уступки?

– Не то слово «не захотела». Она просто не знает и не хочет знать, что можно это сделать. Я уж сам как не пытался воздействовать, но каждый раз натыкался на глухую стену. Каменную стену, через которую не пробиться.

Валерьяныч стоял у брусьев и, держась за них, делал невысокие махи ногами.

– Самое интересное, что с этой подводной лодки уже никуда не деться. – прокомментировал он.

Занятый упражнениями, Афанасий ничего не ответил. Выполнив нехитрый комплекс, Афанасий побежал обратно. Во дворе у подъезда в инвалидной коляске сидел соседский семилетний паренек, мать его лузгала семечки тут же около него, на лавочке.

– Здравствуйте, Катерина Ивановна. – поприветствовал ее Афанасий.

– Здравствуйте, Афанасий Петрович. – улыбнулась ему в ответ женщина.

– Ну, как Лешка? – спросил он, кивнув на паренька.

– Да ничего, вашими молитвами только и живем, Афанасий Петрович. Давеча третьего дня Вы к нам заходили, так после Вас Алешенька совсем дугой, словно тень с лица его сошла, лучше, конечно лучше, и двигаться лучше стал, и даже ложку сам два раза ко рту поднес. – Говоря это, женщина так расчувствовалась, что с радостного лица ее потекли слезы, она смущенно отвернулась и высморкалась в платок.

– Вы к нам еще как-нибудь зайдете, Афанасий Петрович? – продолжала она, с надеждой и мольбой заглядывая ему в лицо.

– Да, конечно, Катерина Ивановна, зайду на днях. Вы меня извините сейчас, мне на работу надо идти собираться.

– Да-да, конечно, конечно, ступайте, Афанасий Петрович, ступайте.

– Если вы уже погуляли, я помогу вам зайти.

– Спасибо, спасибо, Афанасий Петрович, спасибо, – засуетилась Катерина Ивановна около сына. Они взяли с двух сторон коляску и мелкими шагами стали заносить в узкую дверь подъезда.

– Уж сколько раз в ЖЭК обращалась, чтоб какие-никакие сходни нам тут сделали, а так-то неловко совсем, и людей просить приходится. – успевала тараторить Катерина Ивановна, поднимаясь по лестнице, при этом часто дыша. – А бабка моя совсем плоха стала, себя еле носит, не помощница мне совсем. Сама-то я наловчилась вниз спускаться, а наверх не сподручно мне. Утром только и гуляем, пока народу нет, а то ребятишки бегают, тычут пальцами, смеются, чтоб им пусто было, и куда родители ихние смотрят.

Занеся коляску в квартиру, Афанасий собрался уходить, но Катерина придержала его, сунула в руку кулек.

– Вот, батюшка наш, не забывайте нас, на Вас только и надежда, об Вас только и молимся мы… – запричитала женщина, и на только что спокойном и слегка уставшем лице ее вновь появились обильные слезы.

Афанасий был частым свидетелем таких внезапных смен настроения, но никак не мог привыкнуть к этому. Он лишь смущенно закивал и, теребя в руках полученный кулек, вышел из квартиры. Закрыв за ним дверь, Катерина шепотом обратилась к матери, вышедшей в коридор из своей комнаты:

– Вот ведь какой хороший человек, добрый да тихий, и что ж не свезло ему так с семьей. Ругаются почитай каждый день, и бьет она его, люди говорят, да я и сама слышала, иной раз ажник люстра трясется, как они там, на верху шумят. А дочка его, вот ведь выросла, вся в мать, бывалоча раньше бегает маленькая, косички веревочками болтаются, щебечет как воробушек, а сейчас и матерится, и плюется, стоят кружком у подъезда вечером, и парни и девки, все вместе, пиво да семечки, захаркано все вокруг и ржут как лошади, на пятом этаже слыхать…

Еще долго Катерина Ивановна говорила и говорила, а маленькая, простоволосая, высохшая старушка, кутаясь в шаль, лишь молча кивала ей, что-то жуя при этом своим беззубым ртом.

Зайдя домой, Афанасий на цыпочках прокрался на кухню и притворил за собой дверь с треснувшим рифленым стеклом. В пакете, переданном соседкой, оказались банка сгущенного молока и небольшой шматок соленого сала. Переложив все это в холодильник, он достал оттуда ячейку яиц и принялся готовить себе завтрак.